Стихи

родимая,
ты любишь ли меня?

ДРАЗНИЛКА

Сюсеньки-пусеньки, сисеньки-писеньки,
сладкая детка моя,
ластонька-рыбонька, лисонька-кисонька,
надо же – смысл бытия!

Зоренька ясная, звездонька светлая,
смертонька злая моя,
боль беспросветная, страсть несусветная,
надо же – любит меня!

* * *

Делия! Ты упрекаешь меня, горемыку,
в том, что бессмысленны речи мои,
безыскусны и однообразны.

Что ж, справедливо.
Действительно, смысла в них мало,
разнообразия тоже немного,
изящества нету.

Но ты подумай своей головою красивой —
взяться откуда б
интеллектуальному блеску?

Как тебе кажется – мог бы Катулл состязаться
с самым последним из риторов,
Лесбию видя?

Мог бы спокойно он с ней обсуждать
красоту и величье
песен Омира иль Сапфо?
А? Как ты считаешь?

То-то же! Если ж учесть, что Катулл-то
был по сравненью со мною
счастливцем беспечным —
вон сколько счесть поцелуев он смог без труда!

Ну а нам бы хватило
пальцев десницы с лихвой!

Как же мне не беситься?

* * *

Гандлевского цитировать в слезах:
«Умру – полюбите», пугать ночных прохожих
озлобленным отчаяньем в глазах
и перекошенной, давно небритой рожей —
как это скучно, Ташенька…

* * *

Вот, полюбуйся – господин в летах,
к тому ж в минуты мира роковые
не за Отчизну ощущает страх,
мусолит он вопросы половые!

Трещит по швам и рушится во прах
привычный мир, выносятся святые.
А наш побитый молью вертопрах
все вспоминает груди молодые,

уста и очи Делии своей.
Противно и смешно. – Но ей-же- ей,
есть, Таша, точка зрения, – с которой
предстанет не таким уж пошлым вздором
наш случай – катаклизмов всех важней
окажется любовь, коль взглянешь строго
на это дело с точки зренья Бога.

ПЛАТОНИЗМ

… Ты мыслишь обмануть любовь.

A. C. Пушкин

Этот брак заключается на небесах.
Да, наверно, давно заключен.
На седьмых небесах, отряхая наш прах,
торжествуя, блаженствует он.

И по слову Платона с идеей моей
там идея Наташки слилась,
андрогином счастливым мы катимся с ней,
идеально друг с дружкой слепясь.

Но внизу, на земле, тут не то чтобы брак,
тут и встретиться нам не дано.
Отчего, в самом деле, Наташечка, так —
тут другое, а там мы одно?

V К Н. Н

1

Посмотри, мой любезный, мой нежный друг,
каково вокруг —
слишком запах затхл, слишком выцвел цвет,
слишком мерзок звук.
Слишком смутен смысл, слишком явен бред.
На исходе лет
что-то стал мне страшен, Наташа, вдруг
с миром тет-а-тет.

Слишком этим мне кажется этот свет.
Слишком прост ответ —
ах, дружочек, что там ни говори,
тут мне места нет.
Тут, под сенью клюкв, в этих попурри
тонет наш дуэт.

2

А в придачу к этому, вот смотри,
каково внутри —
у меня, к сожаленью, Наташа, там,
как тебе ни ври,
как себе ни ври, никакой не храм,
а бардак и хлам
и похабные кадры из «Bad girls – 3»,
подростковый срам.

Там бывает, ангел мой, по ночам
жарко всем чертям!
Самому мне жутко и тошно аж —
форменный бедлам.
Ложь и злость, Наташенька, раж и блажь,
тарарам и гам.

3

Вот таков и пребудет таким, Наташ,
данный нам пейзаж,
и таков же, не лучше ничуть, слуга
непокорный ваш.
Вот и вся, Наташенька, недолга —
звук и знак слагать,
заговаривать похоть, глушить мандраж,
без зазренья лгать.

Этих строк бесчисленных мелюзга,
этих букв лузга,
чем еще прикажешь, Наташа, крыть?
Нечем ни фига.
И по этим причинам-то, может быть,
так ты дорога.

4

И по этим причинам нельзя забыть
весь твой внешний вид,
весь твой смысл, и запах, и цвет, и вкус
не избыть, не смыть.
И поэтому снова я льщусь и тщусь,
матерюсь и злюсь,
и едва различимую эту нить
оборвать боюсь.

Ах, под сенью мирных и строгих муз
наш с тобой союз
как прекрасен был бы. Но нет его —
вот ведь в чем конфуз.
Впрочем, ладно. Чего уж там. Ничего.
Я привык, Натусь.

5

Нету, Ната, практически ничего,
кроме одного,
кроме счастья и, ты уж прости, беды,
только и всего.
Только сердце екнуло с высоты —
что же ты? Эх, ты!
Сообщенья бедного моего
не считала ты.

И средь хладной и вечной сей пустоты,
млечной немоты
сам не свой я давно уже, весь я твой.
Мне вообще кранты!
До чего же надо мне быть с тобой —
если б знала ты!

6

Ах, когда бы, дружок невозможный мой,
ты была б со мной,
я бы так бы, Наташенька, был бы жив,
как никто другой!
Знаю я: сослагательный сей мотив
скучен и плаксив,
и смешон лирический сей герой,
как сентябрь плешив,

как вареник ленив, как Фарлаф хвастлив.
Сих страстей надрыв
так претит тебе, Ташенька. Я молчу,
губы закусив.
Я стараюсь. Но так я тебя хочу —
неизбежен срыв.

7

Рецидив неизбежен. И я опять
на себя пенять
буду вынужден, Ташенька, потому,
что опять пугать
я начну тебя, девочка. Твоему
не понять уму
и сердечку робкому не понять
эту муть и тьму.

Иногда непонятно мне самому,
все же почему
я с такою силой к тебе прильнул.
Не малыш Амур —
посерьезней кто-то в меня стрельнул,
судя по всему!

8

Виртуально блаженство мое, Натуль,
и ночей разгул.
Виртуальна ты. Актуален страх.
Что-то чересчур,
что-то здесь, мой маленький друг, не так!
Слишком мрачен мрак,
слишком явен бред, слишком слышен гул,
слишком близко враг.

Поцелуй меня, Таша. И рядом ляг.
Это все пустяк.
Это просто так, ты не злись, пойми!
Просто я дурак.
Просто я почти исчерпал лимит —
без тебя никак!

9

Просто вспомни вешние те холмы,
где стояли мы,
где стоял я, лох, пред твоим лицом,
собираясь взмыть

в эмпиреи. Давай же с тобой вдвоем
поминать о том.
Сбереги меня, ангел, к себе возьми.
Посети мой дом.

Я тебе пригожусь. Ты поймешь потом
оным светлым днем,
ты поймешь и простишь мне, ведь правда, Таш?
Станет нипочем,
что вокруг такой вот как есть пейзаж,
а внутри вдвоем
мы подправим, подчистим и ложь, и блажь.
Эй, ты где? Пойдем!

Эй, пожалуйста! Где ты, мой ясный свет?..
А тебя и нет.

Москва – Готланд – Москва – Вена – Линц – Москва – Лана – Венеция – Москва

Конец

юбилей лирического героя