Стихи

above,
The nettle on the graves of lovers
That hanged themselves for love.

The nettle nods, the wind blows over,
The man, he does not move,
The lover of the grave, the lover
That hanged himself for love.

– 16-

Там гнется под ветром крапива
Над бедной могилкой моей.
Чтоб стало совсем уж тоскливо,
В крапиве запел соловей!

И никто не придет, не заплачет!
А придет – обстрекается весь…
Я не знаю, что все это значит
И уместна ль ирония здесь…

– XVII-

Twice a week the winter thorough
Here stood I to keep the goal:
Football then was fighting sorrow
For the young man's soul.

Now in Maytime to the wicket
Out I march with bat and pad:
See the son of grief at cricket
Trying to be glad.

Try I will; no harm in trying:
Wonder 'tis how little mirth
Keeps the bones of man from lying
On the bed of earth.

– 17-

– А для тех сынов печали,
Коим больше сорока,
Боги праведные дали
Подкидного дурака,

И стоклеточные шашки,
И грамм сто – сто пятьдесят,
Чтоб, как куклы-неваляшки,
Мы сумели устоять!

Ну и, на правах рекламы:
Я б, конечно, предложил
Чтенье книги «Парафразис»
И «Аmour, exile…»

– XVIII-

Oh, when I was in love with you
Then I was clean and brave,
And miles around the wonder grew
How well did I behave.

And now the fancy passes by
And nothing will remain,
And miles around they'll say that I
Am quite myself again.

– 18- ИДЕНТИФИКАЦИЯ

В те дни, когда я был любим
(Тобой, дружок, тобой!),
Я был веселым и смешным,
Короче – был собой!

Теперь уже совсем не то,
Не то, дружок, совсем,
И я уже незнамо кто,
А стану черт-те чем.

– XIX- TO AN ATHLETE DYING YOUNG

The time you won your town the race
We chaired you through the market- place;
Man and boy stood cheering by,
And home we brought you shoulder- high.

To-day, the road all runners come,
Shoulder-high we bring you home,
And set you at your threshold down,
Townsman of a stiller town.

Smart lad, to slip betimes away
From fields where glory does not stay,
And early though the laurel grows
It withers quicker than the rose.

Eyes the shady night has shut
Cannot see the record cut,
And silence sounds no worse than cheers
After earth has stopped the ears:

Now you will not swell the rout
Of lads that wore their honors out,
Runners whom renown outran
And the name died before the man.

So set, before the echoes fade,
The fleet foot on the sill of shade,
And hold to the low lintel up
The still-defended challenge-cup.

And round that early-laurelled head
Will flock to gaze the strengthless dead,
And find unwithered on its curls
The garland briefer than a girl's.

– 19- МОЕЙ БАБУШКЕ, ЗАЛЕЕВОЙ Р. В

В очередной решая раз
Лететь ли во Владикавказ,
Прикидывая тяжело,
Откуда выкроить бабло,

Озлясь, воскликнул я: «К чертям!
Ведь я ее увижу там!»
И я припомнить смог едва,
Что бабушка давно мертва.

Смерть вообще противна мне,
Но тут она мерзка вдвойне —
Но тут ей оправданья нет,
И я готов вернуть билет!

И вновь лирический герой
Заверещит: «Ужо постой!
Врешь, не возьмешь!». Но как и встарь —
Визжит коса, грядет Косарь!

И автор вновь зайдется весь:
«Смерть, жало где твое?!» – Да здесь!
Да вот оно, ну вот же, вот
Безносый скалится урод!

Какой соблазн ответить: «Но
Мне тоже жало вручено
Шестикрылатым!..» Но вранье
Навряд ли воскресит ее.

Прости меня, ма хори хай,[6]
Роза Васильевна, прощай!
Прощай, и если навсегда,
Все остальное – ерунда.

– XX-

Oh fair enough are sky and plain,
But I know fairer far:
Those are as beautiful again
That in the water are;

The pools and rivers wash so clean
The trees and clouds and air,
The like on earth has never seen,
And oh that I were there.

These are the thoughts I often think
As I stand gazing down
In act upon the cressy brink
To strip and dive and drown;

But in the golden-sanded brooks
And azure meres I spy
A silly lad that longs and looks
And wishes he were I.

– 20-

Красивы небо и земля,
Однако не совсем.
Видал и покрасивей я,
И чище между тем!

Как эти кроны зелены,
Как ясен небосвод,
Когда они отражены
В зерцале тихих вод!

Как бы платоновских идей
Загробный чистый мир,
В прохладной смоются воде
И пыль, и вонь, и жир!

Нырнуть бы в эти облака
И кануть без следа…
Но там я вижу дурака,
Он просится – сюда!

– XXI- BREDON[7] HILL

In summertime on Bredon
The bells they sound so clear;
Round both the shires the ring them
In steeples far and near,
A happy noise to hear.

Here of a Sunday morning
My love and I would lie,
And see the coloured counties,
And hear the larks so high
About us in the sky.

The bells would ring to call her
In valleys miles away:
'Come all to church, good people;
Good people, come and pray.
But here my love would stay.

And I would turn and answer
Among the springing thyme,
'Oh, peal upon our wedding,
And we will hear the chime,
And come to church in time.

But when the snows at Christmas
On Bredon top were strown,
My love rose up so early
And stole out unbeknown
And went to church alone.

They tolled the one bell only,
Groom there was none to see,
The mourners followed after,
And so to church went she,
And would not wait for me.

The bells they sound on Bredon
And still the steeples hum.
'Come all to church, good people, —
Oh, noisy bells, be dumb;
I hear you, I will come.

– 21- БРИДОН-ХИЛЛ

С вершины Бридон-Хилла
Слышны колокола.
Со всех церквей окрестных,
Из каждого села —
Тебе, Господь, хвала!

Но я с подругой милой
Взошел не для того
На этот холм, заросший
Медвяною травой,
Чтоб глас услышать Твой!

Колокола взывали
К безумным юным нам:
«Приидите, миряне,
Приидите во храм!»
Но мы остались там.

И я смеясь ответил:
«Что нам во храме том?
Звоните к нашей свадьбе —
За свадебку мирком.
Мы раньше не придем!»

Но раньше, много раньше
Она во храм пришла.
Над Бридон-Хиллом стыла
Рождественская мгла.
И выла, и мела.

И