«Ты, однако, батюшка, говори попроще, – отрезала Платонида Ивановна, – латынью-то не путай; ты не в аптеке!»
«Сердце не в порядке, – объяснил лекарь, – ну и лихорадочка…» – и повторил свой совет насчёт спокойствия и воздержания.
«Да ведь опасности нет?» – со строгостью спросила Платонида Ивановна (смотри, мол, опять в латынь не заезжай!).
«Пока не предвидится!» – уверил лекарь и ушёл. А Платонида Ивановна пригорюнилась… однако послала в аптеку за лекарством, которое Аратов не принял, несмотря на её просьбы. Он отказался также и од грудного чаю. «И чего вы так беспокоитесь, голубушка – говорил он ей, – уверяю вас, я теперь самый здоровый и счастливый человек в целом свете!»
Платонида Ивановн только головой качала. К вечеру с ним сделался небольшой жар, и всё-таки он настоял на том, чтобы она не оставалась в его комнате и ушла спать к себе. Платонида Ивановна повозилась – но не разделась и не легла; села в кресло и все прислушивалась да шептала свою молитву.
Она начала было дремать, как вдруг страшный, пронзительный крик разбудил её. Она вскочила, бросилась в кабинет к Аратову – и по-вчерашнему нашла его лежавшим на полу. Но он не пришёл в себя по-вчерашнему, как ни бились над ним. С ним в ту же ночь сделалась горячка, усложнённая воспалением сердца. Через несколько дней он скончался. Странное обстоятельство сопровождало его второй обморок. Когда его подняли и уложили, в его стиснутой правой руке оказалась небольшая прядь чёрных женских волос. Откуда взялись эти волосы? У Анны Семёновны была такая прядь, оставшаяся от Клары; но с какой стати было ей отдать Аратову такую для неё дорогую вещь? Разве как-нибудь в дневник она её заложила – и не заметила, как отдала? В предсмертном бреду Аратов называл себя Ромео… после отравы; говорил о заключённом, о совершенном браке; о том, что он знает теперь, что такое наслаждение. Особенно ужасна была для Платоши минута, когда Аратов, несколько придя в себя и увидав её возле своей постели, сказал ей:
«Тётя, что ты плачешь? тому, что я умереть должен? Да разве ты не знаешь, что любовь сильнее смерти?… Смерть! Смерть, где жало твоё? Не плакать – а радоваться должно – так же, как и я радуюсь…»
И опять на лице умирающего засияла та блаженная улыбка, от которой так жутко становилось бедной старухе.
Вот какие «иные силы жизни» пришлось познать перед смертью Аратову…
Критики – ценители творчества Тургенева, не раз подчёркивали удивительное правдоподобие, жизненность и реалистичность как переживаний Аратова, так и всей сюжетной линии повести. Ещё в сентябре 1882 года П. В. Анненков, познакомившись с повестью в рукописи, писал автору: «…тут нет ни одной фальшивой черты, никакого пробела и никакого преувеличения или чересчур сильного размаха фантазии… самая искренняя вера в реальность галлюцинаций Аратова не покидает читателей, между тем как под ними он чувствует всё время невидимую струю натурального объяснения дела. Это и составляет премудрость художника».
Восемьдесят лет спустя В. Сквозников напишет почти то же самое:
«Правда, как и в рассказе „Сон“, общение с духом Клары оставляет открытой также возможность материалистического толкования. Как и тот болезненный мальчик, Аратов – юноша глубоко одинокий, а главное – болезненный: „Он очень впечатлителен, нервен, мнителен, страдал сердцебиением, иногда одышкой…“ Так что и психоз далеко не исключён…» – заключает автор высказывания.
Л. В. Пумпянский, современник Сквознякова, отмечает, что Тургенев почти всегда вводит возможность второго – естественного – объяснения таинственного явления. В качестве примера он приводит конец последней главы повести «После смерти», где даются два – «таинственное» и естественное – толкования возможной причины, почему в руке Аратова после кончины оказалась прядь волос его посмертной возлюбленной. Впрочем, ещё в 1883 году один из радикальных критиков, М. А. Протопопов, не заметивший этой двойственности, прямо обвинил Тургенева в увлечении спиритизмом. А в 1919 году В. Фишер, правда, применительно к «Призракам», отметил совпадение особенностей поведения Эллис и её отношений с героем рассказала с теми взаимоотношениями, что устанавливаются на спиритическом сеансе между медиумом и его духом-водителем. Подобный же «упрёк» допустимо высказать и в связи с отношениями, которые возникли между Аратовым и «духом» Клары Милич. Но вот незадача: эти отношения складывались помимо каких-либо спиритических сеансов!
А между тем в анналах истории спиритизма известны вполне доказательные случаи, когда материализовавшийся во время сеанса призрак после своего исчезновения оставляет вещественные, сугубо материальные следы своего временного пребывания в нашем мире. Так, на проводившихся в Лондоне в самом начале 70-х годов прошлого века спиритических сеансах, в присутствии молодого медиума Флоренс Кук материализовывался её дух-водитель по имени Кэти Кинг. Сеансы проводились в доме известного английского учёного У. Крукса, на его глазах. Возникнув из ничего, Кэти обходила присутствующих, раздавая им локоны своих волос, отрезаемых ею же на глазах у всех. Затем она убывала в небытие, а участники сеанса оставались с её локонами в руках.
В исключительно редких случаях призраки, самопроизвольно материализуясь в быту, помимо каких бы то ни было сеансов, также способны оставлять вещественные следы своего мимолётного пребывания в нашем мире. Приведём лишь один, но исключительный случай, с которым встретилась Элизабет Кюблер-Росс – известный психиатр, один из наиболее авторитетных в мире специалистов по вопросам смерти и умирания. В 1976 году в докладе «Смерти не существует», сделанном на одной из научных конференций, она описала и свой личный опыт встречи с призраком умершего человека, который выглядел настолько реально, что вначале доктор ошибочно приняла фантом за живого человека.
В то время Росс вела семинар по проблемам смерти и умирания в Чикагском университете. Случилось так, что одна из пациенток, которой она симпатизировала, скончалась. Спустя десять месяцев после её смерти начались нелады с семинаром: уволился самый нужный коллега, начальство стало настаивать на изменении программы и прочее. Росс решила объявить об уходе из университета.
В тот момент, когда доктор сообщала начальству о своём решении, она заметила женскую фигуру, сидевшую невдалеке. Та показалась ей знакомой, но доктор не могла сразу вспомнить, где же они встречались. Начальство тем временем куда-то удалилось, и Росс внезапно осознала, что женщина, которая уже стояла перед ней, была привидением той её пациентки, что умерла десятью месяцами ранее. Призрак был прозрачен, но не настолько, чтобы чётко различать то, что находилось за ним. Женщина-привидение заговорила: «Доктор Росс, я вернулась. Не позволите ли проводить вас до кабинета? Это займёт только две минуты». Первое время Росс сомневалась в своих ощущениях, предполагая, что слишком перевозбуждена острым разговором с начальством или, того хуже, испытывает галлюцинацию, подобно её пациентам-шизофреникам. Пока они шли по коридору, Росс подумала, не дотронуться ли ей до «кожи» призрака, и стала лихорадочно припоминать способы проверки событий на реальность. Но тут привидение усопшей открыло дверь в кабинет доктора и поблагодарило её за любовь и доброту, которые она и ещё один человек, преподобный Гайнес, проявляли к ней, пока она была жива. Росс села за стол, а женщина-привидение продолжала говорить: «Ваша работа не кончается. Мы поможем вам, вы узнаете об этом, когда придёт срок, но не останавливайтесь сейчас…»
Кюблер-Росс была буквально ошарашена всем этим, но всё-таки в ней возобладал учёный: она попросит привидение написать карандашом записку преподобие му Гайнесу. Вот как сама Росси рассказывает об этом'! «Я не собиралась посылать эту записку моему другу Гайнесу, но мне требовалось научное доказательство. Ведь захороненный не может написать письмо с выражением любви… А эта женщина-призрак взяла бумагу и написала записку, которую мы, естественно, поместили в рамку под стекло и храним как зеницу ока. Потом она сказала: „Теперь вы удовлетворены?“ Затем встала, собираясь уходить, и все повторяла: „Доктор Росс, вы обещали“, – имея в виду данное мною согласие пока не увольняться. Я сказала: „Обещаю“. В момент, когда я произнесла это слово, она исчезла. Её записка все ещё у нас»…
Самое удивительное в этой истории – привидение умершей десять месяцев назад пациентки оставило вещественное доказательство посещения мира живых – собственноручно написанное на глазах авторитетного ясного послание…
Подобно автору повести «После смерти», мы никоим образом не утверждаем, что прядь волос Клары Милич оказалась в руке покойного Аратова таинственным образом. Мы лишь хотим показать, что и такое объяснение, наряду с естественным, также допустимо. Вместе с тем и Тургенев, оставляя за собой и читателем право на двойственное толкование этого загадочного события, остаётся в строгих рамках нашей необычной земной реальности: в жизни действительно чего только не бывает…
В 1962 году литературовед И. Виноградов в связи с попытками некоторых исследователей «разгадать» скрытый смысл образа Эллис, отрицаемый Тургеневым, высказался следующим образом: «Предположить в образе Эллис какой-то скрытый смысл и, может быть, даже своеобразное иносказание – и в самом деле заманчиво… Но ключ к этой загадке, если только загадка вообще существует, то есть если Тургенев, вопреки своим заявлениям, действительно имел в виду здесь какую-то „аллегорию“, – этот ключ до сих пор отсутствует, поскольку его могло бы дать только собственное свидетельство – писателя».
Позволительно в этой связи задаться вопросом, а не является ли уже сам по себе факт художественного воплощения писателем таинственных сторон жизни способом своего рода аллегорического, эзоповского доказательства их реальности? Думается все же, что «собственное свидетельство писателя», если бы его оказалось возможным получить, было бы отрицательным. При этом он бы не покривил душой, утверждая, что это лишь художественный приём. Однако гений мастера, даже помимо его воли и желания) оказался способен высветить и те стороны жизни, которые до сих пор осторожно именуются таинственными…
Всё это было возможно?
Российским мастерам изящной словесности, увы, иногда выпадает жребий закончить свой земной путь на чужбине. Особенно это касается Франции, где не стало, в частности, Б. Ш. Окуджавы (1997), И. А. Бунина (1953), А. В. Сухово-Кобылина (1903), И. С. Тургенева (1883). Скорбный перечень можно бы и дополнить, но не станем этого делать, а остановимся на посмертном путешествии тела И. С. Тургенева из Парижа в Петербург в сентябре 1883 года и некоторых связанных с этим событиях.
Иван Сергеевич Тургенев умер 22 августа (3 сентября) 1883 года в два часа пополудни в местечке Буживаль под Парижем, в своём дачном домике «на самом краюшке» чужого гнезда – рядом с виллой Полины Виардо, – в домике, куда привела его скитальческая судьба и который стал последней пристанью великого русского писателя.
По воспоминаниям современников, перед кончиной, в бреду, забыв, что рядом с ним французы, Тургенев говорил с ними на русском языке, словно продолжал искать в нём так нужные ему в те тяжёлые минуты поддержку и опору. «Прощайте, мои милые, мои белесоватые…»
За несколько дней до смерти Тургенев завещал похоронить его в Петербурге, на Волковом кладбище, «подле моего друга Белинского». Высшим его желанием было – лечь у ног своего учителя Пушкина, которого он всю свою жизнь боготворил, чей локон волос носил на своей груди. Но, с грустью говорил он, «я не заслуживаю такой чести».
19 сентября, после панихиды в православной церкви на улице Дарю, а затем печально-торжественной церемонии на Северном вокзале в Париже, началась долгая и трудная похоронная процессия – она закончилась через неделю, 27 сентября, в Петербурге.
Исследователи жизни и творчества писателя отмечают: Россия торжественно похоронила Тургенева, согласно завещанию, со всеми почестями, достойными ею замечательного таланта…
Сколь оптимистичен этот «взгляд в прошлое»! Пожалуй, было исполнено лишь одно желание писателя: он действительно похоронен на Волковом кладбище. Но не рядом с Белинским – и не вина в том его друзей! Как свидетельствует современник, «место, где похоронен Белинский, было похоже на помойную яму». Могилу отрыли возле кладбищенской Новой церкви – туда же рассчитывали позже перенести и прах «неистового Виссариона». А если говорить о почестях…
Один из близких друзей Тургенева, Михаил Матвеевич Стасюлевич, за два дня до похорон писателя с горечью отмечал: «Лет через двадцать не поверят, что всё это было возможно».
20 сентября Стасюлевич, возглавлявший комиссию по организации похорон, получил из Парижа извещение о том, что поезд с траурным вагоном и сопровождающими лицами прибудет на русскую границу утром 25-го, в пятницу. В четверг вечером Стасюлевич уже был в приграничном городе Вержболове (ныне Вирбалис) и остановился в станционной гостинице.
На рассвете к перрону подошёл почтовый поезд из Берлина.
Начальник станции сообщил Стасюлевкчу, что тело прибыло – без провожатых (от Парижа до Берлина тело покойного сопровождали дочь Полины Виардо с мужем. В Берлине их задержали таможенники; пока разбирались, поезд с гробом писателя ушёл на восток… В Вержболово провожатые прибыли вечером 25 сентября и тут же выехали в Петербург: никто не знал, сколько придётся ждать на границе).
