— Я прервал беседу с тобой не только потому, что, как вовремя заметил Сэм Гэмджи, времени у нас мало, но и потому, что мы подошли к сути тех событий, о которых открыто в присутствии стольких свидетелей рассказывать не следует. Именно поэтому я направил поток слов в иное русло и стал говорить о своем брате, вместо того, чтобы расспрашивать тебя дальше о Проклятии Исилдура. Ты не был откровенен со мной, Фродо сын Дрого!
— Я не солгал тебе, а правды сказал ровно столько, сколько мне позволено, — ответил Фродо.
— За это я на тебя зла не держу, — сказал Фарамир. — Мне кажется, что в самые трудные минуты ты находишь подходящие и разумные слова. Но из них я узнал, вернее, угадал больше, чем было прямо сказано. Не было дружбы между тобой и Боромиром, во всяком случае, расстались вы не как друзья. И ты, и Сэм Гэмджи таите какую-то обиду. Я очень любил брата и рад был бы отомстить за его смерть, но я хорошо его знал. Проклятие Исилдура… Я уверен, что Проклятие Исилдура стало костью, которую вы не поделили, причиной раздора в Отряде. Я попал в точку?
— Не совсем в точку, — ответил Фродо, — но близко. В Отряде до раздоров дело не дошло, были только колебания, потому что мы не знали, какой путь избрать от Приречного Нагорья.
— Значит, я угадал. Раздор у тебя вышел только с Боромиром. Увы! Судьба наложила печать на уста того, кто последний говорил с Боромиром, и приказывает ему скрыть от меня то, что я больше всего хочу знать: что делалось в сердце и в мыслях моего брата перед кончиной! Но даже если Боромир совершил ошибку, я убежден, что умер он благородной смертью, совершив героический поступок. У мертвого брата лицо было красивее, чем у живого.
Прости меня, Фродо, что я так грубо требовал, что бы ты рассказал все, что знаешь, о Проклятии Исилдура. Я сделал это, не подумав; ни время, ни место для этого не подходили. У меня не было возможности спокойно поразмыслить. Мы выдержали жестокий бой, и я целый день не мог ни о чем больше думать. Во время нашей беседы, когда я почувствовал, что приближаюсь к сути, я намеренно перевел разговор. Надо тебе сказать, что Правители нашего края сохранили многое из старинных знаний, из тайного искусства, о котором за пределами моей страны никто понятия не имеет. Наш род не идет от Элендила, но в наших жилах течет нуменорская кровь. Нашим предком был Мардил, достойный наместник, который правил страной, когда Король уходил на войну. Мардил управлял владениями Короля Эарнура, который не вернулся из похода и не оставил потомства, так что на нем закончилась линия Анариона. С тех самых пор уже много поколений нашим государством управляют Наместники.
Я помню, как в детстве, когда мы учили историю нашего рода и нашей страны, Боромир негодовал по поводу того, что наш отец — не Король. «Сколько веков надо ждать, чтобы Наместник стал Королем, если Король не возвращается?» — спросил он.
«В других странах, где короли менее достойны, хватило бы, наверное, нескольких лет, — ответил ему отец, — а в Гондоре и десяти тысячелетий было бы мало». Бедный Боромир. Тебе это детское воспоминание о нем что-нибудь говорит?
— Да, — сказал Фродо. — Но к Арагорну он все время относился с должным почтением.
— Не сомневаюсь, — произнес Фарамир. — Если его убедили, как ты говоришь, в истинности прав Арагорна, он должен был глубоко его уважать. До труднейшего испытания не дошло. Они не вернулись вместе в Минас Тирит и не соперничали в боях за него, идя рядом во главе гондорского войска…
Но я снова уклонился от главного. Так что, в роду Денэтора по старинной традиции сохраняются тайные знания прошлых веков, а в сокровищнице хранятся книги, свитки, пергаменты, камни и даже золотые и серебряные пластины, покрытые письменами на разных языках. Среди них есть такие, которые до сих пор никто не смог прочесть. Меня учили искусству чтения и расшифровки, но я сумел одолеть только часть старых документов. Собранные у нас памятники привели к нам в Гондор Серого Странника. Первый раз я видел его, когда был маленьким мальчиком, потом он еще раза два или три появлялся.
— Серый Странник? — спросил Фродо. — У него было имя?
— Мы называли его по-эльфийски Мифрандиром, — ответил Фарамир, — и ему это нравилось. «У меня много разных имен в разных странах, — говорил он. — Мифрандир у эльфов, Таркун у гномов, в незапамятные времена моей юности на Западе меня звали Олорин, на юге зовут Инкануш, на севере — Гэндальф. На восток я не хожу».
— Гэндальф? — воскликнул Фродо. — Так я и думал. Гэндальф Серый, любимый друг и советчик, вожак нашего Отряда! Он погиб в копях Мории.
— Мифрандир погиб? — вскричал Фарамир. — Видно, злая судьба преследует ваш Отряд. Трудно поверить, что мудрец, обладавший такими знаниями и силой, — ибо в нашей стране он показывал необычайное, — мог погибнуть. С его уходом мир потеряет разгадку многих тайн. Ты уверен, что Мифрандир погиб, а не просто ушел от вас?
— Увы, — ответил Фродо. — Я видел, как он рухнул в бездну.
— Страшная история, наверное, кроется и за этим, — сказал Фарамир. — Может быть, вечером ты расскажешь мне подробнее. Лишь теперь я понял, что Мифрандир был не только мастером и обладателем тайных знаний, но и вершителем великих дел в наше время. Будь он рядом, когда мы бились над разгадкой посетившего нас сна, он бы, наверное, все объяснил, и не надо было бы отправлять Боромира с посольством. Но может быть, он ничего бы нам не сказал, ибо путь был сужден Боромиру. Мифрандир никогда не открывал перед нами секретов будущего и никого не посвящал в свои планы. Я не знаю, каким образом он добился у Денэтора разрешения на вход в сокровищницу; кое-какие уроки он преподал и мне, хотя редко уделял мне внимание. Он был очень занят исследованием документов и выспрашивал нас прежде всего о Великой Битве на полях Дагорлад, когда королевство Гондор только родилось, а Тот, чьего имени мы не произносим, был сброшен с трона. Его очень интересовала история Исилдура, но мы немного могли рассказать, потому что о его гибели ничего точно не известно.
Фарамир понизил голос до шепота:
— Кое о чем я, однако, узнал, а чего не знал, домыслил, и тайну своего открытия берегу: Исилдур взял что-то из руки Того, кто был повержен, после чего покинул Гондор и больше никогда не являлся среди смертных. Думаю, что это прямой ответ на вопрос Мифрандира. Но тогда мне казалось, что это знание важно лишь для изучения старых тайн. Даже когда мы пытались разгадать слова, услышанные во сне, мне не пришло в голову, что Проклятие Исилдура и есть тот самый предмет. О гибели Исилдура мы знаем лишь одну легенду: о том, как он попал в засаду и был убит орчьей стрелой. И Мифрандир мне больше ничего не говорил.
Я пока не разгадал, что там было на самом деле, и что это за вещь, но это должна быть переходившая из рук в руки ценность, дающая великую власть и таящая великую опасность. Может быть, это самое страшное оружие, изобретенное в Стране Мрака. Если оно может дать победу в войне, легко понять, что Боромир — гордый, бесстрашный, горячий, жаждущий славы для Минас Тирита (и вместе с родиной славы для себя), — мог пожелать эту вещь и впасть в искушение. В несчастный день он ушел в свой путь! Выбор отца должен был пасть на меня, но Боромир сам вызвался идти, говоря, что он старше и опытнее. Он не уступил мне. Ты можешь не бояться. Я не возьму эту вещь, я не нагнусь за ней, даже если она будет лежать на дороге. Если бы Минас Тирит рушился, и только я мог его спасти, я бы остерегся применить оружие Черного Властелина ради славы. Такой славы мне не надо, знай это, Фродо сын Дрого.
— Совету тоже не нужна такая слава, и мне не нужна, — ответил Фродо. — Если бы я мог, я бы в эти дела вообще не вмешивался.
— Что касается меня, — продолжал Фарамир, — мне бы только увидеть, как наступит мир и в Минас Тирит вернется Серебряная Корона, а в королевском дворе зацветет Белое Древо! Я бы хотел, чтобы стройная и красивая крепость Минас Анор, как в давние времена, засияла королевой среди других крепостей; я не хочу, чтобы она была госпожой множества рабов, даже ласковой госпожой добровольных рабов. Война неизбежна, когда приходится защищать жизнь от Врага, который иначе всех уничтожит. Но я не люблю сверкающий меч за остроту стали, стрелу за скорость полета и солдата за воинскую доблесть; но я люблю только то, что защищают мечи, стрелы и солдаты, — страну нуменорцев. Я хочу, чтобы мой Город любили за его прошлое, за его обычаи, красоту и мудрость. Я не хочу, чтобы его боялись, хочу, чтобы уважали, как достойного уважения мудрого старца. Не бойся меня. Я не буду настаивать, чтобы ты мне еще что-нибудь рассказал. Я даже не спрашиваю тебя, насколько я близок к истине. Если ты все-таки мне доверишься, может быть, я смогу тебе помочь хотя бы советом… Если доверишься.
