империи его величества. — Он нервно указал пальцем на портрет Франца Иосифа. — А если провалимся…
Комиссар сделал паузу.
— Если провалимся, то… можем стать посмешищем. Я уже вижу заголовок в газете: «Леопольдштадский демон ушел от венской полиции». Мы ведь этого не хотим, Райнхард?
— Нет, господин комиссар.
Брюгель отодвинул фотографии Шарлоты Лёвенштайн.
— Держите меня в курсе, Райнхард.
Разговор был окончен.
11
Пока Оскар Райнхард листал страницы своего сборника песен, Либерман развлекался, импровизируя секвенцию с простыми аккордами на фортепиано «Бёзендорфер». В процессе игры он понял, что бессознательно выбирал основные тональности «Свадебного марша» Мендельсона. Глядя на Райнхарда, счастливейшего из мужей, он испытывал необычное чувство единения с ним. Скоро он тоже вступит в братство женатых мужчин. Либерману не терпелось сообщить Райнхарду о помолвке, но он подумал, что как-то нехорошо говорить об этом другу раньше, чем собственной семье.
— Оскар? У тебя же скоро годовщина свадьбы?
— Да, — ответил Райнхард. — В следующем месяце.
— Девятнадцатого?
— Да.
— Ты уже купил Эльзе подарок?
— Я тайком советовался с Марией, ее портнихой.
— Вот как? — сказал Либерман, бросив руки на басовые клавиши, которые ответили грозным гулом.
— Это сложное дело, шитье дамского платья, — сказал Райнхард. — Более сложное, чем ты можешь себе представить.
— Не сомневаюсь.
— Мария столько мне всего насоветовала… всякие ткани, модели… Она сказала, что может повторить фасон, который видела в модном магазине Берты Фёрст на Штумпергассе… Надеюсь, я правильно поступил.
— Конечно правильно. Какой ты выбрал цвет?
Либерман начал играть хроматическую гамму, по три ноты, но остановился, заметив, что его друг не ответил. Подняв голову, он увидел, что Райнхард немного смущен. Его ухоженные усы шевелились, а на лице отражалось возрастающее умственное напряжение.
— Что с тобой, Оскар? — спросил Либерман.
— Знаешь, — ответил Райнхард, — я так и не понял, на чем мы остановились в итоге. Было столько разговоров, она называла столько цветов… Может, оттенок зеленого? Не могу вспомнить.
Либерман пожал плечами.
— Не мучайся, — потом вспомнишь.
Видя, что его друг не обратил внимания на совет, Либерман легонько постучал по стопке нотных журналов рядом с пюпитром и спросил:
— Ну, чем закончим?
— Здесь больше ничего нет… — Райнхард положил журнал, который до этого держал в руках. — Как насчет Шуберта?
— Прекрасно.
— «Странствие»?
Либерман провел пальцем по корешкам партитур и вытащил из стопки «Прекрасную мельничиху». Он открыл первую страницу и, когда Райнхард был готов, заиграл вступление. «Бёзендорфер» зазвучал особенно насыщенно, и Либерман играл с удовольствием.
Вдруг Райнхард поднял руку.
— Нет, Макс.
Либерман остановился и с удивлением посмотрел на своего друга.
— Может быть, попробуем немного медленнее? — спросил Райнхард.
— Хорошо.
Либерман начал снова, на этот раз его игра была больше похожа на легкий, неторопливый шаг, а не на бодрый марш. Через несколько тактов в комнате зазвучал красивый лирический баритон инспектора:
Песня о странствиях вызывала в воображении картины сельской идиллии: широкие дороги, журчащие ручьи, вращающиеся колеса мельниц.
Райнхард задерживался на каждом слове, смаковал каждую фразу, а Либерман вторил ему аккомпанементом. Чтобы создать настроение, нужно было прилагать усилия. Усталый, истощенный путник, упорно плетущийся к своей цели… Песня в их исполнении получилась удивительно грустной. Некоторое время после того, как отзвучал последний такт, оба друга молчали, погруженные в свои мысли.
— Прекрасно, — наконец произнес Либерман. — Конечно, это не стандартная трактовка, но все равно замечательно.
Он закрыл ноты.
— Ой! — воскликнул Райнхард, как будто внезапно испугавшись.
— Что?
— Цвет платья Эльзы — синий! Это будет синее вечернее платье.
— Вот видишь! — сказал Либерман. — Я же говорил, что ты вспомнишь.
Либерман положил «Прекрасную мельничиху» на стопку нот, сложил пюпитр и закрыл крышку фортепиано. Вставая, он не удержался и погладил блестящую поверхность инструмента.
Большая музыкальная комната была отделана в современном стиле. Матово-черные стулья были обиты тканью со спартанским рисунком: красные линии на темно-желтом фоне. Ковер тоже был весьма скромной расцветки: никаких рисунков, кроме окантовки из маленьких красных и синих квадратов. Инспектор не разделял любви друга к новому стилю. Райнхарду стало намного уютнее, когда они перешли в обшитую панелями комнату для курения: кожаные кресла, гудящий огонь в камине, хрустальные бокалы и две свежеобрезанные толстые сигары.
Райнхард опустился в кресло справа, которое выбирал всегда, и стал смотреть на огонь. Он слышал, как Либерман налил коньяк, но стоял, не отрываясь глядя на огонь до тех пор, пока друг не предложил ему сигару. Когда оба уселись, Либерман заговорил первым.
— Ну, Оскар, ты собирался рассказать мне о расследовании убийства. Если я не ошибаюсь, тебе требуется моя помощь.
Райнхард засмеялся:
— Неужели это так очевидно?
— Да, — подтвердил Либерман. — Тело обнаружили в четверг днем, и тебе пришлось высадить дверь, чтобы попасть в помещение. Жертва — молодая женщина двадцати с чем-то лет, очень привлекательная. Из-за смертельной раны она потеряла много крови, испачкавшей ее… дай подумать… это было синее платье?
