Либерман глотнул бренди и улыбнулся другу:
— Хороший коньяк, попробуй.
Райнхард последовал совету Либермана и одобрительно кивнул, прежде чем сказать:
— Итак, чем я выдал себя на этот раз?
— Сегодня вечером, — начал Либерман, — мы говорили о Шуберте, и ты случайно перепутал струнный квартет «Смерть и девушка» с квинтетом «Форель»! Мало кто знает репертуар Шуберта лучше тебя, поэтому я и решил, что оговорился ты неспроста. Как детектива из всех видов смерти тебя больше всего должно интересовать убийство. А слово «девушка» предполагает молодость и красоту… Сопоставив свои наблюдения, я предположил влияние бессознательного воспоминания. Воспоминания об убитой молодой женщине.
Райнхард недоверчиво покачал головой.
— Хорошо, но как насчет крови, крови на синем платье? Как ты это вычислил?
— Когда ты пел песню Хуго Вольфа «На озере», то оба раза споткнулся на слове «кровь». Я посчитал это подтверждением моих прежних догадок. Когда я тебя спросил, что ты собираешься подарить жене на годовщину свадьбы, ты сказал — платье. Сначала ты не мог вспомнить цвет ткани, который посоветовала тебе портниха, однако, через некоторое время ты вспомнил, что она говорила про синий. Из чего я сделал вывод, что образ синего платья был вытеснен из твоего сознания.
Либерман стряхнул пепел с сигары в пепельницу.
— А дата начала расследования? Откуда ты узнал, что это был четверг?
— Мы столкнулись у «Империала», помнишь?
— Да, конечно, но…
— Ты ужасно спешил тогда. И вывод был просто логичным, так что тут никакой психологии.
Райнхард наклонился к другу:
— Кстати, спасибо еще раз, что разрешил взять того извозчика. Ты промок тогда?
— Да, сильно.
— Мне очень жаль…
Райнхард выглядел необычайно расстроенным, в его глазах Либерман заметил боль и сожаление.
— Да не так уже это было ужасно, Оскар, — сказал Макс, смущенный раскаянием своего друга.
Райнхард слабо улыбнулся и продолжил ломать голову над умозаключениями Либермана:
— Макс, ты сказал, что мне пришлось выломать дверь, чтобы попасть в помещение. Просто угадал?
— Нет. Большую часть вечера ты рассеянно потираешь правое плечо. Ты делаешь так каждый раз после того, как выбиваешь чью-нибудь дверь. У тебя, наверное, сильный ушиб. Может быть, в следующий раз будешь бить ногой?
Райнхард молчал несколько минут, а потом рассмеялся.
— Великолепно! Ты действительно очень проницателен, Макс.
Либерман откинулся на спинку стула и затянулся сигарой.
— Но я так и не смог вычислить, зачем тебе моя помощь? Это дело не такое, как другие? Особенное?
Райнхард помрачнел.
— Да. Особенное.
Либерман повернулся к другу.
— Продолжай…
— Жертвой этого убийства, — сказал Райнхард, — стала женщина-медиум по имени Шарлотта Лёвенштайн. Ее тело было обнаружено в четверг днем в Леопольдштадте, в квартире, выходящей окнами на рыночную площадь.
Либерман принял привычную для него позу слушателя: правая рука подпирает щеку, указательный палец у виска.
— Очевидно, — продолжал Райнхард, — что у нее прострелено сердце. Но комната, в которой мы обнаружили тело, была заперта изнутри, орудие убийства отсутствует, и сбежать оттуда невозможно.
— Ты абсолютно уверен?
— В истории расследования преступлений было несколько подобных случаев, когда тело находили в запертой комнате. Обычно убийца прятался где-то внутри помещения и уходил, когда дверь наконец открывали. Стены и пол в квартире фройляйн Лёвенштайн довольно крепкие и без пустот.
Райнхард выдохнул клубящееся облачко сигарного дыма перед тем, как продолжить:
— Более того, когда профессор Матиас произвел вскрытие, он не нашел пули! Выходного отверстия не было, как не было и никаких признаков того, что пулю вынули.
Райнхард сделал паузу, чтобы посмотреть на реакцию Либермана. В прищуренных глазах доктора он прочитал подозрение, которого, впрочем, ожидал. Либерман задумчиво постучал указательным пальцем по виску.
— Это фокус, да? Трюк?
— Наверное.
— Почему «наверное»? Странно только, что кому-то понадобились эти дополнительные хлопоты… Я хочу сказать, кто стал бы…
— Есть еще кое-что, Макс, — оборвал его Райнхард. — Мы нашли это рядом с телом.
И он достал из кармана записку фройляйн Лёвенштайн и передал ее Либерману.
— Господи, прости меня, — начал читать Либерман, — за то, что я сделала. Существует запретное знание. Он заберет меня в ад, и надежды на спасение нет.
Его голос был ровным, без всякого выражения.
— Итак, — проговорил Райнхард, — что ты об этом думаешь?
Прежде чем ответить, Либерман внимательно рассмотрел записку.
— Несомненно, это женский почерк, довольно красивый. Я никогда не видел, чтобы мужчина вместо точек рисовал маленькие кружочки, — Либерман перевернул записку и посмотрел на оборотную сторону.
— Женщина писала это в большом напряжении — очень сильный нажим пера. Она остановилась перед тем, как дописать последнее слово. Я делаю такой вывод потому, что вот здесь впиталось больше чернил. — Он указал в определенное место в записке. — А потом, я думаю, она резко поднялась, поэтому и получилась эта кривая линия до конца страницы.
Глаза Либермана поблескивали в полумраке.
— Но что мне действительно хотелось бы узнать: кто был третий человек?
Райнхард чуть не подавился коньяком.
— Третий? О чем ты?
Либерман хитро улыбнулся.
— Когда писали эту записку, в комнате было три человека: фройляйн Лёвенштайн, ее убийца и некто третий, который предположительно последовал вместе с ней в ад.
Райнхард покачал головой.
— Это абсурд, Макс! Как ты можешь это знать, просто посмотрев на записку?
Либерман встал, быстро пробежал взглядом по книжным полкам, взял какой-то том и протянул его Райнхарду.
— Психопатология обыденной жизни, — прочитал Райнхард. — Доктор Зигмунд Фрейд.
— Да, — Либерман снова устроился в кресле. — Настоятельно рекомендую. Как ты знаешь, Фрейд считает, что оговорки могут многое поведать о человеке, также как и описки. Вот, взгляни еще раз. — Он передал Райнхарду записку.
— Видишь что-нибудь интересное?
— Ты, конечно, имеешь в виду зачеркнутое слово перед «меня».
— Совершенно верно. Посмотри внимательней, как думаешь, какое слово она начала писать, а потом зачеркнула? Посмотри на свет, так чернила становятся прозрачнее.
Райнхард так и сделал.
