— Это мои родственники? — с оживлением спросил Миша.
Лермантовы охотно разъяснили ему степень их родства.
И в самом деле, скоро приехал Пожогин-Отрашкевич с женой и двумя мальчиками — Мишей и Колей.
Хотя мальчики Пожогины были двоюродными братьями Миши, но не очень понравились ему, и он был рад, когда они уехали.
Миша опять устроился на коленях у отца и попросил:
— Папа, расскажи мне про эти портреты!
И он указал на старинные портреты в золотых рамах на стенах столовой. Все сестры Лермантовы тотчас же охотно стали объяснять:
— Это твой дедушка, Мишенька, Петр Юрьевич. Ты видел его портрет в комнате у бабушки Анны Васильевны.
— Очень добрая бабушка. Она мне игрушки подарила. Только почему она больная? Лечиться надо, тогда здоровая будет.
— Больная, бедняжка! — вздыхая, с искренней грустью молвила Елена. — Ах, если бы она поправилась!
Миша настойчиво повторил:
— Надо лечить. Папа, привези ей доктора, подари ей молодую собаку, она очень любит собак, а то у Азорки глаза чахлые. Пусть бабушка выздоровеет, приедет к нам в гости, вот и будут у меня две бабушки, а чем больше бабушек, тем лучше!
Арсеньева с гордостью посмотрела на Юрия Петровича.
— Да, да, сынок, — рассеянно молвил Юрий Петрович. — Докторов-то я маменьке много привозил, даже из Москвы, да все не то…
Миша спросил отца:
— А почему ты называешь бабушку маменькой?
Юрий Петрович стал объяснять:
— Потому что твоя бабушка Анна Васильевна — моя родная мать. А Петр Юрьевич — мой отец. Его портрет здесь висит.
— Значит, Петр Юрьевич мне дед?
— Да.
— А рядом с ним кто?
— Это твой прапрадед — дед дедушки, Петр Юрьевич. Он был военным, служил при императоре Петре Первом. Однажды царь послал его с каким-то поручением к жене своей, царице Екатерине Первой, и она велела выдать ему десять червонцев в награду. А рядом портрет его сына, Юрия Петровича. Он тоже был военным и прекрасно рисовал. У Юрия Петровича родился Петр Юрьевич, мой отец, твой дедушка. Он жил здесь, в этом доме.
Внимательно рассматривая красивые лица своих осанистых предков, Миша задумчиво спросил:
— Все дедушки и прапрапрадедушки были военные. А кто из них генерал?
Юрий Петрович смутился.
Сестры защебетали:
— Ты поройся в документах, Юрий! У нас на чердаке, в сундучке, много всяких бумаг. Ты их еще не разбирал.
Юрий Петрович нахмурился:
— Да там славянская вязь с титлами. Надо дьячка попросить прочитать и снять копию на русском языке.
Миша строго спросил:
— Значит, нет генералов?
Юрий Петрович со вздохом подтвердил:
— Кажется, нет. Да вот и я, дружок, не дослужился до генерала и, видно, никогда не дослужусь…
Прекрасные глаза Юрия Петровича потемнели и стали грустными. Заметив это, Миша неожиданно перевел разговор:
— Папа, а твой отец был Петр Юрьевич?
— Да.
— А его отец — Юрий Петрович?
— Ну?
— А его отец — Петр Юрьевич?
— Да, а его отец — Юрий Петрович.
— И каждый Лермантов был только Юрий Петрович или Петр Юрьевич?
— Представь себе, Миша, что это так. В нашей семье старшего сына называют непременно или Петр, или Юрий.
— Почему же меня зовут Михаил? Меня надо было тоже назвать Петр Юрьевич, а ты забыл!
Юрий Петрович растерянно заморгал и искоса сердито взглянул на Арсеньеву, которая торжествующе улыбнулась и тут же охотно разъяснила:
— А тебя, Мишенька, назвали в честь дедушки твоего, Михаила Васильевича Арсеньева!
Миша с изумлением посмотрел на бабку.
— Да, да, — с нескрываемым раздражением произнес Юрий Петрович, — сын бедного Лермантова назван в честь богатого дедушки Арсеньева!
Миша сказал, переводя взгляд с отца на Елизавету Алексеевну:
— Папа, я очень люблю и тебя и бабушку!
И все поняли, что ребенок хочет примирить отца и бабушку, и замолчали.
Миша продолжал спрашивать:
— Папа, а кто был самый первый Лермантов?
Юрий Петрович напряг свою память, но ничего не мог вспомнить и пообещал:
— Вот что, сынок, ты хоть еще очень мал и не носишь нашего семейного имени, но, по-моему, чина генеральского непременно добьешься. И я обещаю тебе отыскать на чердаке сундучок с документами прадедов, а потом тебе расскажу их историю.
Мальчик, удовлетворенный похвалой отца и его обещанием, спросил:
— А еще портреты есть?
— Есть, в кабинете.
В кабинете висели портреты Юрия Петровича — с модной прической, в щегольском костюме, и Марии Михайловны — в легком, еще девичьем платье. Ее юное, наивное, улыбающееся лицо останавливало своей прелестью даже самый равнодушный взор.
Мальчик, увидев портрет матери, заволновался: горячий румянец залил его щеки и глаза засверкали. В порыве доверчивой тоски он спросил отца:
— Ты не забыл ее?
Юрий Петрович тотчас же ответил искренне и пылко:
— Бог не дает мне забвенья. Да и как я могу забыть… — Его голос неожиданно пресекся, и на глазах показались слезы.
Стоя перед портретом, отец с сыном обнялись, забыв об окружающих. Арсеньева почувствовала, что у нее похолодели ноги, и тоже заплакала, однако хотела скрыть свои слезы перед ненавистными ей людьми. Но ей это не удалось: сестры Лермантовы переглянулись и поддержали ее под руки. Бабушка села и прикрыла лицо кружевной косынкой, лежавшей на ее плече.
Наплакавшись, Миша спросил шепотом, доверительно:
— Папа, а ты песню ее помнишь?
— Какую?
— Не знаю. Я вспоминаю и не могу вспомнить…
Юрий Петрович посадил мальчика на диван, снял со стены гитару, уселся с ним рядом и в волнении стал наигрывать, напевая мотив. Его с удовольствием все слушали, но Миша сосредоточенно хмурился и,
