– Значит, я доставляю тебе удовольствие?
– Больше, чем я мог вообразить. – Гейбриел тихо выругался и обхватил руками ее лицо. – Намного больше, чем я заслуживаю.
– Позволь мне судить об этом. – Жаклин улыбнулась ему. – Я не сомневаюсь, что ты можешь выдержать дольше. Кроме того, мне приятно доставлять удовольствие тебе.
– Правда? – Она кивнула. – Чего бы ты хотела от меня, Лин?
– Для начала я хотела бы на тебя посмотреть. Всего тебя.
Сдаваясь, Гейбриел поднял руки, и она сняла с него рубашку. Он сбросил обувь, когда она стянула с его бедер панталоны, затем наклонился, чтобы снять чулки. И наконец выпрямился в полный рост. Слабый огонь догорающего камина осветил его фигуру, подчеркивая рельеф мышц.
Он был образцом мужской силы, и вся ее женская сущность ответила ему теплой влажностью.
Вот так женщина становится куртизанкой. Именно так было и с ее матерью? Громадная необходимость быть с мужчиной, а завтра хоть трава не расти?
– Если я проживу до ста лет, я и тогда не увижу никого прекраснее тебя, Гейбриел Дрейк. За всю мою жизнь.
Он засмеялся:
– Видимо, до сих пор ты вела жизнь затворницы, хозяйка.
– Тогда просвети меня. – Тупая боль между ног делала ее ужасно распутной. – Я хочу все знать о тебе. Все, что доставляет тебе удовольствие.
Гейбриел шагнул к ней и схватил в объятия.
– В таком случае тебе нужно посмотреть в зеркало. Ты – все, что доставляет мне удовольствие, Лин.
Он поцеловал ее, сначала нежно, почти целомудренно, затем поцелуй изменился, лишив ее дыхания. Его руки бродили по ее телу, рубашка Тимоти была сорвана, обнажив грудь. Соски затвердели от прикосновения к его телу. Он стянул с нее мужские штаны, подхватил под ягодицы и поднял, чтобы его член немного раздвинул ее вход. Она замерла, ожидая, когда он войдет. К разочарованию Жаклин, он поставил ее на пол и бесстыдно улыбнулся. Он явно хотел продлить мучение.
– Кстати о зеркалах. Твой вид, когда ты переодевалась, это сокровище, которое я не променяю на целый сундук дублонов. Если ты и правда хочешь доставить мне удовольствие, ты должна качнуть своими прекрасными грудями. Вид в зеркале был не таким четким, как мне хотелось бы.
Жаклин покраснела от смущения, но все же спросила, чего бы он хотел. Дочь Изабеллы ничего не делала наполовину. Подняв руки над головой, она дважды привстала на цыпочки.
– Вот так? – Затем обхватила груди ладонями и предложила ему. – Или так?
– О Лин. – Он принял их, словно они были дороже золота. И наклонился, чтобы взять в рот соски.
Жаклин чувствовала удары сердца дважды – сначала в груди, потом между ног. Она выгнулась, обхватив коленями его бедра и прижимаясь к нему. Все, что угодно, лишь бы утолить боль.
Простонав в ответ на ее возбуждение, он понес ее к своей большой мягкой постели. Они рухнули на нее в сплетении тел, поцелуев, рук, которые находили и массировали самые жаждущие места.
Его голова исчезла под простыней, и Жаклин почувствовала на себе горячий рот, изучающий, дразнящий. Спираль у нее внутри натянулась до предела. Она была заведена туже, чем напольные часы в гостиной, и могла в любой момент лопнуть от натяжения.
– Пожалуйста, Гейбриел, – выдавила она между судорожными вздохами.
– Да, Лин.
Когда он вошел в нее до конца, ее мышцы тут же сократились, приветствуя его, и он замер, чтобы призвать их обоих к самообладанию. На этот раз боли не было. Только удивление, что она способна удерживать его внутри. Они двигались заодно, медленно, волнообразно. Делая глубокие толчки, Гейбриел опирался на локти, чтобы удержать свой вес.
– Лин, – с нежностью шептал он.
Еще один толчок, и пружина стала расслабляться. Тело больше не принадлежало ей, содрогаясь в приступах удовольствия. Затем Жаклин почувствовала его облегчение, горячо и ровно пульсирующее одновременно с ее собственным. Она крепко держала его внутри, не желая выпускать.
Оба лежали усталые, тяжело дыша. Она целовала его влажный от пота висок, наслаждаясь соленой кожей. Его нежный поцелуй говорил, что она сделала ему подарок и он благодарен ей.
Когда он положил голову на подушку рядом с ее головой, не желая разрывать их связь, пока это не стало необходимостью, Жаклин поняла, что он тоже одарил ее. Давая, получать удовольствие – это самое эгоистичное и в то же время самоотверженное, что она когда-либо делала. Чем больше она давала, тем больше получала.
– Это было… удивительно, – сказал Гейбриел, ложась рядом. Она хотела встать, но он снова прижал ее к своему телу. – Не уходи, Лин. Пожалуйста. Еще нет.
– Только недолго, – согласилась она.
– Ты замечательная. И я… – Он с глубоким вздохом удовлетворения заснул, не успев произнести два слова.
Жаклин улыбнулась и поцеловала его в лоб. Этого достаточно. Она ублажила пирата. Но и он удовлетворил ее в ответ. Улыбка померкла.
Сегодня она могла лежать с пиратом, но завтра должна помочь лорду найти жену. Когда его дыхание сказало ей, что он крепко спит, Жаклин выскользнула из постели, надела свои мальчишеские тряпки и осторожно вышла в коридор.
Она молила Бога, чтобы никто не увидел ее бродящей тут, пока она не доберется до своей безопасной комнаты. Странный наряд она еще могла бы объяснить.
Но для слез, бегущих у нее по щекам, объяснения не было.
Глава 18
Гейбриел проснулся с ощущением ее запаха. Почти всегда он вставал с полутвердым членом, но сегодня утром возбуждение было как никогда сильным, и он почувствовал разочарование, обнаружив, что лежит один в большой постели. Он совершенно не помнил, как Лин ушла, зато остальные воспоминания были отчетливыми и чудесными. Старые потайные ходы, яркие звезды над головой, когда они стояли на зубчатой стене, и безнравственные игры, которым они с Жаклин предавались.
Она была удивительно распутной. И безрассудно смелой. К тому же намного более страстной, чем он мог ожидать от женщины, гордившейся достоинством и внешним приличием. На миг ему даже показалось, что та восхитительная, любящая Жаклин была только его эротической фантазией.
Длинный рыжий волос на подушке убедил Гейбриела, что она не сон.
– Маленькая распутница, – тихо сказал он, вспомнив умопомрачительное блаженство ее рта.
Подобная женщина способна так крепко привязать к себе мужчину, что ему не захочется освобождаться. Намотав волос на палец, Гейбриел долго смотрел на него. Может, она успела так же обмотать его сердце?
Возможно, но это не имеет значения, сказал он себе. Пусть Жаклин Рен настоящая Афродита при лунном свете, зато днем она полностью Гера. Нужды поместья всегда будут для нее главными.
Натянув панталоны, Гейбриел спрятал волосок, напоминание об их ночной страсти, в карман. Жаклин пыталась настоять, что ему требуется камердинер, но он слишком долго одевался без чьей-либо помощи и не вынес бы постороннего, хлопочущего в его спальне.
Разумеется, если бы Лин хотела занять это место, он бы мог поддаться на уговоры. Нет, так дело не пойдет. Не говоря уже о скандальности такого положения, он слишком хотел быть ею раздетым, чтобы подчиниться ежедневному ритуалу, когда ей придется одевать его.
Жаклин наверняка позаботилась, чтобы по крайней мере хоть одна из потенциальных невест приехала сегодня на чай. С гримасой покорности он решил проявить себя с лучшей стороны. Он должен правильно отпивать из своей чашки, вести бессмысленный разговор, однако не позволит реальности испортить ему настроение.
Он снова будет с Лин, поклялся Гейбриел, собирая волосы в аккуратную косичку. Она – сокровище, которое заслуживает постоянного внимания. В конце концов, их разделял только потайной коридор, и даже несмотря на маячившую перед ним женитьбу без любви он может сохранить Лин. Нужно только убедить ее, что подобное соглашение возможно.
Насвистывая, он спустился в комнату для завтрака, и царившее там смятение было первым намеком, что дела могут пойти совсем не по его плану. Еще не видя Жаклин, он услышал ее голос, дрожавший от праведного негодования.
– Мистер Мериуэзер! Что вы делаете? – резко спросила она. – Что это значит?
Гейбриел остановился у двери, чтобы обозреть место действия. Его племянницы на четвереньках скребли каменные плиты в окружении щеток, тряпок и ведра с мыльной водой. Гиацинт бессвязно завывала. Близнецы сдерживали слезы, а Лили, похоже, наглоталась мыла, потому что на губах у нее возникали пузыри, когда она открывала рот, чтобы зареветь. Только Дейзи, видимо, получала удовольствие, шлепая щетку в ведро и затем проводя ею по каменному полу.
Мистер Мериуэзер вытянулся и отдал Жаклин честь.
– У одного из маленьких ангелов прошлой ночью были кое-какие неприятности, верно? А когда один из команды делает ошибку, вся команда заслуживает наказания. Лучший способ удержать ее от повторения случившегося, попомните мои слова.
– Это родовитые девочки, а не пиратская команда, – возразила Жаклин. – И вам не давали права навязывать свои методы наказания.
– Мистер Мериуэзер недаром был все эти годы моим первым помощником. Такие полномочия дал ему я, – сказал Гейбриел. – И вы должны признать, что мои племянницы давно заслуживают наказания.
Когда Жаклин повернулась, бросив на него яростный взгляд, ему захотелось взять слова обратно. Страстная, податливая Лин исчезла без следа. Вернулась мстительная мисс Рен.
– Я не позволю обращаться с ними как… как с преступниками, – ледяным тоном произнесла она.
– Все не так плохо, – весело ответила Дейзи. – Мы играем в пиратов. Мистер Мериуэзер сказал, нужно драить палубу, иначе доски рассохнутся и корабль наберет воду раньше, чем мы об этом узнаем. Правильно, Мери?
– Правильно, мисс Дейзи, – с улыбкой подтвердил морской волк. Затем, посерьезнев, искоса взглянул на Гейбриела: – Не хотел превышать свои полномочия, кэп, но ты еще не встал, и я действую по нашему кодексу. «Умереть всем, умереть весело».
– Тут дети, а не пираты. И я не позволю с ними так обращаться, – нахмурилась Жаклин. – Умереть всем, умереть весело, что это значит?
– Это значит, что у нас все общее. Достаток и бедность, награда и наказание, – объяснил Гейбриел. – Если член команды знает, что его поступки заденут его товарищей, он дважды подумает, прежде чем навлечь кару на всех остальных. Весьма действенный закон, и Мери прав, применив его к девочкам.
– Идемте, дети, – сказала Жаклин, взяв на руки Лили. – Вам пора заняться латынью. Пиратских глупостей на сегодня достаточно.
– Стоп, – отменил ее приказ Гейбриел. – Это мои племянницы, и я позабочусь об их образовании. Но теперь важнее заняться их поведением, чем спряжением глаголов. Встань, Гиацинт.
– Право, милорд… – начала Жаклин, поставив Лили на пол, чтобы приготовиться к бою.
– Это все, хозяйка, – сказал он, подняв руку. – Прошу вас, не вмешивайтесь.
Жаклин открыла рот, потом закрыла, но ее вздернутый подбородок говорил красноречивее слов.
Почему она с ним спорит? Гейбриел не хотел прилюдно устраивать ей головомойку, но иначе она бы его не послушала. Теперь, отступив на шаг, она скрестила руки на груди. Если приглядеться, он мог бы заметить пар, идущий у нее из ушей. Он снова обернулся к племянницам:
– Гиацинт?
