– Не упрямься, дорогой. – Жаклин осторожно сняла с него куртку. – Ничего такого, чего бы я уже не видела, здесь нет. А если мама увидит что-то для себя удивительное, ты первым это узнаешь.
– Хорошо, леди, – ответил Гейбриел, поднимаясь с кровати. – Надеюсь, вас утешит, что вы первые, кто заставил меня поднять белый флаг.
Когда они помогли ему раздеться, Жаклин обнаружила нечто такое, чего не могла себе даже представить. Она увидела не просто несколько рубцов с засохшей кровью от ударов кнутом, а совершенно искромсанную спину Гейбриела. Она почувствовала, как от лица отхлынула кровь, в глазах потемнело.
– Ну, – произнесла Изабелла, оглядывая его, пока он медленно садился в горячую воду, – теперь я знаю точно, почему он тебе понравился, дорогая.
– Мама!
– Я лишь пользуюсь глазами, которые дал мне Господь, – ответила Изабелла, потом наклонилась и прошептала ей на ухо: – Улыбайся, дорогая. Он в этом нуждается.
Гейбриел сидел неподвижно, пока Жаклин промывала ему раны, только иногда мышцы под его рассеченной кожей подергивались, как у лошади, сгоняющей муху. К чести Изабеллы, она заняла себя тем, что рвала на полосы муслин, отведя взгляд, чтобы создать им видимость уединения.
– Разве им было недостаточно арестовать тебя? – спросила Жаклин. – Почему они с тобой это сделали?
– Одбоди как-то узнал о якобы спрятанном в Драгон-Керне сокровище и убежден в его существовании. – Гейбриел стоял, и мыльная вода стекала с его тела. – Он хотел получить от меня дополнительные сведения.
Жаклин насухо промокнула его спину, пытаясь не сделать больно, наложила целебную мазь и перевязала чистым муслином.
– Ты должен был что-нибудь придумать.
– Я хотел придумать, – признался Гейбриел, просовывая руку в свежую рубашку, принесенную Изабеллой.
– Нашла ее в своем будуаре. Не могу вспомнить, чья это, – с лукавой улыбкой сказала она.
Жаклин натянула ему второй рукав.
– Но пока меня били, я понял, что если хотя бы поддержу разговор на эту тему, то меня не довезут и до Ньюгейта, – объяснил Гейбриел, надевая темно-желтые панталоны.
– Немного узковаты, – заметила Изабелла, окидывая взглядом его нижнюю часть. – Завтра мы принесем другую пару. А теперь, дорогая, посмотри, сможешь ли ты что-нибудь сделать с его волосами. Этот человек похож на растрепанного дикаря.
Когда Пинкней вернулся со своими подручными, чтобы забрать ванну, Гейбриел уже имел вполне приличный вид и выглядел настоящим джентльменом.
– Мистер Пинкней, не будет ли для вас затруднительно сразу послать за священником?
– О да. Близкая встреча со смертью обращает мысли человека к Богу, не так ли? Конечно, вы хотите исповедаться.
Гейбриел покачал головой:
– Меня повесят только в конце месяца. Еще будет время покаяться в грехах. – Он взял Жаклин за руку. – Нет, я хочу сделать эту леди моей женой. Надеюсь, священник будет согласен поженить нас. Если, конечно, согласна леди.
– Да, Гейбриел, всем сердцем да.
Она не могла отказать ему ни в чем. Если бы он попросил ее летать, она прыгнула бы с любой зубчатой стены, какую он выберет.
Короткая церемония походила на сон. Жаклин повторила свои клятвы, но слова были излишними. Ее сердце билось в унисон с сердцем этого человека. Обряд лишь признавал их тайное соединение, которое уже произошло. Только поцелуй в конце сделал происходящее реальностью.
И от его горьковато-сладкого привкуса Жаклин заплакала.
Глава 35
Дни неслись, как опавшие листья по булыжной мостовой. Жаклин ежедневно навещала Гейбриела, приносила еду, вино, чистое белье, поддерживала его дух и молилась о чуде.
Благодаря ее заботе раны хорошо заживали. Она следила за тем, чтобы у него были книги для чтения, и неустанно трудилась, чтобы держать в чистоте его камеру. Обнаружив, что по соломенному матрасу, на котором он спит, ползают вши, она тут же сожгла его и заменила новым.
Это был день, когда он топнул ногой.
– Все. Уходи! – приказал он. – Каждый раз, приходя сюда, ты подвергаешь себя опасности. Я не могу видеть тебя здесь.
– А где еще ты хотел бы видеть меня? – возразила Жаклин с дерзостью, которая сделала бы честь ее матери. Она так старалась быть храброй, она не могла позволить себе обидеться на его отказ. Поэтому нашла утешение в гневе. – Думаешь, ты здесь единственный, кто страдает?
– Нет, но я единственный, кого повесят.
Когда у нее выступили слезы, он глубоко вздохнул и сжал ей руки. На ее левом указательном пальце была тяжелая печатка его отца. Гейбриел надел ей это кольцо, потому что другого, чтобы скрепить брачные клятвы, у него не было.
– Лин, послушай. Мне осталось всего два дня. Если ты меня любишь, сделай, что я хочу. Садись в экипаж и уезжай в Драгон-Керн. Уезжай сегодня. Живи.
– Но я…
– Знаю, ты собираешься быть со мной до конца, и я люблю тебя за храбрость, – нежно сказал он. – Но мне не доставит удовольствия видеть тебя на месте казни.
Ноги у Жаклин стали ватными. Хотя простой народ и считал дни казни праздничными, но для тех, кто обеспечивал им развлечение, это было страшным делом. В Тайберне, где казнили уголовников, совершивших тяжкие преступления, осужденным везло сломать шею в падении, хотя тело дергалось и опорожняло кишечник в танце смерти. А виселицы на причале были рассчитаны на пиратов, веревки использовались слишком короткие, давая очень слабый шанс на мгновенное забвение. Гейбриела могло ожидать пятнадцати– или двадцатиминутное удушение, пока толпа будет его освистывать и биться об заклад, как долго он протянет. Тело оставят в воде трех приливов, затем просмолят и повесят в назидание другим морякам, которых может соблазнить пиратство.
– Это зрелище не для беременной женщины. – Гейбриел ласково провел рукой по ее округлившемуся животу, где росла маленькая жизнь. – Подумай о ребенке.
– Лучше я подумаю об его отце.
– Тогда думай обо мне, каким я был. Думай обо мне в Драгон-Керне. Я могу вынести смерть, зная, что ты носишь в себе часть меня. Даже смогу вынести повешение. Но я не могу даже думать о том, что ты это увидишь.
Жаклин согласилась не приходить на причал смотреть на казнь. Он выглядел удовлетворенным, пообещал в ответ, что исповедуется перед священником.
– Во всяком случае, насколько у нас хватит времени, – с улыбкой сказал он.
Жаклин оказалась за воротами тюрьмы, не помня, как она сюда попала, должно быть, в полном трансе переставляла ноги. Все застилала тонкая пелена, все острые углы расплывались, становились неотчетливыми. Сидя в четырехместной коляске матери, Жаклин тупо думала, пройдет ли когда-нибудь ее оцепенение.
Она в этом сомневалась.
– Ну, вот и она, дети, – встретил ее хриплый голос Мериуэзера.
Девочки бросились к ней с радостными приветствиями, обнимали, целовали, чуть не сбивая с ног. Стоявший за ними отец Юстас протянул ей руку.
– Теперь хватит, маленькие варвары, – сказала миссис Бидли, позаимствовав их ласкательное имя у Мери. – Дайте мисс Жак вздохнуть.
– Честно говоря, дорогие мои, – вмешалась Изабелла, – мне хочется, чтобы все мы вышли в сад. Нанетта специально для нас приготовила великолепный чай. Пусть Жаклин поговорит с этими скучными взрослыми, пока молодые вроде нас будут развлекаться. Вы можете увидеть ее позже. – Изабелла весело им подмигнула, и дети счастливой гурьбой пошли за ней.
Жаклин снова поблагодарила Господа за свою мать. Девочкам незачем видеть ее слезы. К счастью, миссис Би, Мериуэзер и отец Юстас позволили ей рыдать, пока она не выплакалась.
Когда ее рыдания стихли до икоты, они наконец смогли узнать, как обстоят дела.
Да, ее мать написала своим высокопоставленным друзьям, прося у них помощи. Нет, они пока не получили ответа. Изабелла даже не уверена, находятся ли они сейчас вообще в стране.
– Почему вы приехали в Лондон? – спросила она у Мери. – Я же вам не писала.
– Виноват мой большой палец. Он пока еще меня не подводил. – Мери объяснил дар предвидения своего пальца и, чудо из чудес, находку легендарных сокровищ Драгон-Керна. – Я подумал, кэп в беде, и прихватил оттуда пару ящиков с золотом. Как вы считаете, удастся нам подкупить тюремщиков, чтоб они дали ему бежать?
– Золото немногого стоит, если ты мертв, – сказал отец Юстас. – А надзиратель, без всякого сомнения, займет место Гейбриела на виселице, если позволит ему бежать.
– Кроме того, дело здесь не в деньгах, мама уже заплатила выкуп. Как вы сумели привезти так много? – спросила Жаклин.
– Ну, мы начали путешествие по суше, – ответила миссис Бидли. – Потом Джозеф вспомнил, что в Плимуте стоит на якоре «Реванш». Мы повернули и направились туда, потому что девочки не очень хорошо переносили дорогу. Зато им очень понравилась мысль о плавании на пиратском корабле их дяди. Товарищи Джозефа согласились взять пассажиров, и мы привезли такую часть сокровищ, какая, по мнению Джозефа, необходима для помощи лорду Дрейку.
Сначала Жаклин усвоила потрясающую новость, что миссис Би называет Мери по имени, затем у нее в мозгу что-то щелкнуло.
– «Реванш» еще в порту?
– Да, – подтвердил Мери. – Я убедил их, что они могут нам понадобиться для возвращения в Корнуолл. Так что кэп Хелмсби, как говорится, дал команде увольнение на берег. Теперь они занимаются перевозкой грузов. Они смертельно устали от этой честной работы, им требуется небольшое развлечение.
– Думаете, ваша старая команда еще верна Гейбриелу? – спросила Жаклин.
– Все как один, – заверил ее Мери.
– Вы думаете, они могут согласиться на слегка нечестную работу?
Конечно, ее план не продуман до конца и выглядит авантюрой, но игра стоит свеч. Она должна попытаться.
– Какие пчелы жужжат у вас в голове, мисс? – пошутил старый пират, искоса взглянув на нее.
– Я обещала Гейбриелу, что не приду на причал смотреть на его казнь, – ответила Жаклин. Впервые с тех пор, как его посадили в тюрьму, она почувствовала, что надежда возрождается. – И, клянусь Богом, я выполню свое обещание.
Глава 36
Ее кожа была атласом на ощупь и пламенем по воздействию на его чувства. Он взял розовый сосок в рот и пробовал кусочек счастья. И этот ее короткий звук, когда он доставлял ей удовольствие. Он все отдал бы, чтобы услышать его снова.
Вдалеке звонил колокол.
Она выгнулась и раскрылась, чтобы принять его, издавая те же короткие требовательные звуки, грозившие ему потерей остатков самообладания.
Кто-то продолжал звонить в этот проклятый колокол.
Он вошел в нее, он в конце концов дома. Он…
Гейбриел открыл глаза. Звон был настоящим. Медленный, размеренный, погребальный звон.
– В день повешения всегда звонят в колокол. Дают людям подумать и раскаяться, если они встали на дурной путь, – сообщил ему Пинкней. – И время спуститься к причалу для казни –
