вида.
Почему-то она никогда не считала его серьезным человеком. Недаром его юность была отдана лондонским развлечениям! Правда, год назад все переменилось, но перед уходом на войну он пользовался славой повесы и распутника и имел самую скандальную репутацию, а о выигрышах и проигрышах за карточными столами ходили легенды. Однако сам Дафф считался достаточно скрытным человеком, и публике были известны только его подвиги в постелях и игорных комнатах.
Она вспомнила ту давнюю ночь в зеленой комнате «Друри-Лейн». Когда Аннабел отказала Даффу, тот улыбнулся, отвесил ей изящнейший поклон и, не теряя времени, подошел к другой молодой актрисе.
Сколько всего случилось с ними с тех пор!
В основном плохого. Потому что хорошего было совсем мало.
Но теперь они оба на пути к выздоровлению, и нет смысла оставаться пленниками прошлого. Особенно в такой чудесный день. Аннабел намеревалась полностью наслаждаться погодой и прогулкой.
На этой оптимистичной ноте она встала, бросила сюртук на стул и открыла лежавший на кровати саквояж.
Она обожала верховую езду, а лошади у Даффа наверняка первоклассные.
Расстегнув черный жакет, отделанный позолоченной тесьмой в стиле гусарского мундира и помпонами, она сняла его и отложила. За жакетом последовали серое платье, нижние юбки и сорочка. Натянув чесучовые бриджи, Аннабел застегнула пуговицы у талии и колен, снова надела короткий жакет и оглядела комнату в поисках зеркала.
Ни одного. До чего же равнодушен к собственной внешности этот человек! Впрочем, она наверняка неплохо выглядит, и, кроме того, ансамбль дополняли черные полуботинки и белые чулки: типичный костюм для юноши. Такова была ее первая роль на сцене много лет назад. К счастью, она догадалась заранее привезти костюм матери, поскольку в этот раз ее сборы были весьма поспешными.
– Мне подняться, или вы спуститесь?
Голос Даффа эхом отозвался в коридоре. Аннабел вопреки лучшим намерениям слегка поколебалась, прежде чем подойти к открытой двери и откликнуться:
– Я уже спускаюсь!
Она не желала думать об этой минутной нерешительности: простое недоразумение. Приход Даффа в эту комнату совершенно немыслим!
И, словно решительно желая подавить всякие глупые мысли, она скомкала одежду, сунула в саквояж и понесла вниз. Если ко времени их возвращения Эдди не будет поблизости, она сможет переодеться в конюшне. Нельзя поддаваться ни малейшему искушению.
При виде Аннабел, появившейся на верхней площадке, у Даффа перехватило дыхание. Но улыбка по-прежнему оставалась безразлично-вежливой, хотя идеальная фигура Аннабел, затянутой в узкие бриджи, никого не смогла бы оставить равнодушным.
– В последний раз вы появлялись в этом костюме в роли Джасинты, – сдержанно заметил он. – Я все еще помню рев толпы, когда вы впервые вышли на сцену.
– Женщина в мужских бриджах неизбежно вызывает подобные реакции, – сказала Аннабел, спускаясь по ступенькам. – Правда, мой костюм сегодня предназначен для чисто практических целей. Жду не дождусь нашей скачки.
– Я тоже, – дружелюбно кивнул он, но в глазах горело жадное желание.
– Вы нашли корзинку для пикника? – пробормотала Аннабел, с трудом находя нейтральные темы для разговора.
Он тоже переоделся, и замшевая куртка льнула к нему, как вторая кожа. Такова была тогдашняя мода, намеренно подчеркивавшая физическое сложение мужчины и не слишком льстившая дородному принцу-регенту, которому приходилось прибегать к корсетам. Но Даффу с его мускулистой фигурой корсеты не требовались. И короткая куртка, и коричневато-рыжие лосины были словно нарисованы на нем. Несмотря на чрезмерную худобу, Дафф обладал широкими плечами и грудью, а обтянутые лосинами сильные бедра так и приковывали взор. Как и его вздыбленная плоть, натянувшая перед мягкой рыжевато- коричневой кожи.
Ей, разумеется, не следовало бы так пристально смотреть…
И… стоило ли винить его за то, что так беззастенчиво выставляет напоказ свои аппетиты?
Едва уловимый озноб прошел по ее спине.
Вернее, он казался бы неуловимым, не будь атмосфера так наэлектризована желанием.
– Вам, надеюсь, не холодно? – спросил он.
Ему следовало бы промолчать, притвориться, что он ничего не заметил.
– Нет… просто сквозняк, – солгала Аннабел.
И тут она оказалась внизу. Где стоял он… ожидая… Слышно было только их дыхание: его – тяжелое, ее – неровное.
Молчание все тянулось.
– Я не прошу, – тихо сказал он наконец. – Но очень хотелось бы…
Ее губы слегка дрогнули, словно она боролась с собой.
– Мне тоже, – призналась она.
И словно получив безмолвное разрешение, Дафф улыбнулся:
– Я с радостью забуду о нашем пари.
Он поднял руку, но тут же бессильно опустил при виде ее потемневших глаз.
– Все… все это так… внезапно, – запинаясь, произнесла Аннабел, и было непонятно, кому она лжет: Даффу или себе. – Дайте мне… немного подумать… – Ее глаза вдруг широко распахнулись. – Не дотрагивайтесь до меня!
Он снова уронил руку, но взгляд был жарче пламени.
– А если я не послушаюсь?
Ни терпение, ни покорность не были в числе его добродетелей.
– Говорю же, не надо!
Голос ее дрожал.
Дафф отступил. В этот момент она невольно напомнила ему женщину его круга: трепещущую юную невинность.
Повернув руки ладонями вверх, он медленно выговорил:
– Я-не-коснусь-вас.
Аннабел отчаянно огляделась, словно пытаясь прийти в себя, и ответила нерешительной улыбкой.
– Я вечно забываю, кто передо мной, – с безыскусной простотой призналась она.
– То есть дурной или хороший человек?
– В данный момент – хороший.
– Вот это мы еще посмотрим. – Обрадованный ее словами и тем, что она не сбежала сразу, Дафф улыбнулся. – Сами скажете, когда будете готовы. Все зависит от вас.
Она долго молча смотрела на него. Тишина прерывалась лишь птичьим хором за окном дома.
Должно быть, оба слышали, как напряженно бьются их сердца.
Очевидно, придя к какому-то решению, она поднялась на цыпочки и легко поцеловала его. Но он не пошевелился, судорожно сжимая кулаки.
– Я готова сейчас.
– Могу я коснуться вас?
Он не хотел, чтобы она сорвалась с места и выскочила за дверь.
Она кивнула, опустив глаза.
Искренна ли она или играет очередную роль?
Скорее всего играет, решил он. Аннабел Фостер слишком опытна для подобной скромности.
Но он осторожно положил руки ей на плечи и привлек к себе, словно боясь спугнуть молодую девственницу. Приходилось импровизировать, поскольку раньше он никогда не имел дела с таковыми, но и обычная учтивость тоже вполне сойдет.
Они стояли так близко, что тела почти соприкасались. Дафф нежно приподнял ее подбородок одним пальцем и, низко наклонившись, поцеловал, бережно, осторожно, как неопытный юноша. Но все его чувства были обострены до такой степени, что он невольно оценивал реакцию.
Ее губы были сладкими, как мед, с привкусом мяты и пахли розами, отчего голова Даффа закружилась. Но он усилием воли продолжал сдерживаться и целовать ее, словно впервые обнимал женщину.
– Какое безупречное поведение, Дафф, – пробормотала Белл спустя несколько мгновений и, обхватив его за шею, прижалась теснее, приоткрыла рот и ответила страстным поцелуем.
Следуя ее примеру, он схватил Аннабел в объятия и стиснул с такой силой, что едва не раздавил.
– Я не спешу… у нас впереди целый день, – прошептал он, неспешно исследуя мятную сладость ее рта. А может, дразня ее. Или после целого года целомудренной жизни предвкушая то, что должно было вот-вот произойти.
Она нашла его учтивость возбуждающей, и, более того, манящее ощущение его твердой плоти воспламенило ее желания. Но несмотря на всю великолепную силу и мощь, он не пытался принудить ее или употребить свою власть, и за это она была благодарна.
Слишком долго боролась она за свою независимость, чтобы терпеть тиранию.
И он, похоже, это понимал. Или, возможно, познав после Ватерлоо сомнение и боль, стал более чувствительным к слабостям окружающих.
Но когда она зазывно коснулась его бедер своими, словно в безмолвном приглашении или в том, что было принято им за приглашение, он отстранился и, чуть задыхаясь, прошептал:
– Игра в джентльмена имеет свои пределы. Нам следовало бы подняться наверх, на случай возвращения Эдди.
– Наверх? – нерешительно спросила она.
– Все зависит только от вас, – повторил он.
– Вы всегда так вежливы? – усмехнулась Аннабел.
– В последнее время мне не с чем было сравнивать.
– Значит, сегодня мы оба снимаем с себя обеты целомудрия?
Он попытался не показать, как потрясен, но удалось ему это лишь отчасти.
– Я тоже долго была одна, – пояснила она, видя его удивленное лицо. – Очень долго. – Ее лицо неожиданно осветила солнечная улыбка. Куда только подевалась ее нерешительность? Может, все дело в сдержанности Даффа? – Уверены, что готовы утолить мою любовную жажду?
– Во всяком случае, готов попытаться, – мягко пообещал он. – Хотя должен предупредить, что после целого года воздержания я, вероятно, изголодался сильнее.
Серебристые трели се смеха раскатились по комнате.
– Звучит почти как очередное пари.
– Которое вы проиграете.
– Так уверены, мой дорогой Дафф?
Он хотел попросить ее не ссылаться на прошлое. Не хотел слышать о нем. Но при этом понимал, что не ему обвинять кого-то в невоздержанности и чувственных излишествах.
