Когда вас кто-то любит

хорош с детьми. Мгновенно очаровал наших девочек, когда приехал на чай.

– Дафф привык играть с детьми, тем более что его племянники и племянницы вечно крутятся под ногами. И он весь в отца, – заметила Элспет, гладя руку мужа. – Джулиус очень любит всех наших детей и даже сам ухаживал за ними, не так ли, дорогой?

– Не вижу смысла передоверять надзор за детьми слугам, – объявил герцог.

– Совершенно верно. Видите, насколько он современен, – улыбнулась герцогиня. – Мы не придерживаемся старомодных правил воспитания детей.

– О, если речь идет о моей жене, она вообще не придерживается никаких правил, – хмыкнул герцог, лукаво блестя глазами.

– Можешь смеяться надо мной сколько угодно, дорогой, но посмотри, какие чудесные у нас дети! Все, как один, красивы, добры и умны.

– Еще бы! – воскликнул герцог, подмигнув Аннабел.

Та улыбнулась, чувствуя, что словно попала в волшебный мир. Теперь она лучше понимала, почему Дафф так мил и дружелюбен, так уверен в себе. Герцог и герцогиня обожали своих детей и друг друга. Дом Уэстерлендов был местом, в котором царила атмосфера любви, и малыши буквально расцветали, как цветы под заботливой рукой садовника.

– От всех этих разговоров о детях я ужасно расчувствовалась, – всхлипнула герцогиня. – Вы должны привезти к нам Крикет. Должна же и я насладиться ее обществом.

– Я слышал имя Крикет? – Несмотря на то что доносившийся с постели голос был хриплым со сна, в нем звучали знакомые шутливые нотки. – Подойдите и дайте мне взглянуть на вас.

Аннабел смутилась: каждый мог расслышать, как тепло и нежно он зовет ее.

Герцогиня немедленно встала, многозначительно глянула на мужа и с привычной учтивостью объявила:

– Пожалуй, мы оставим вас поболтать вдвоем.

Дверь спальни бесшумно закрылась.

– Почему ты так долго не приходила? – прошептал Дафф. – Я умирал от желания видеть тебя.

– Очень забавно, – сухо бросила Аннабел, поспешно подходя к окну, чтобы скрыть обуревавшие ее эмоции. – Тебе следовало бы найти менее убийственный способ заманить меня в Лондон.

– Я думал, ты по достоинству оценишь разыгравшуюся драму.

Он еще и улыбается, несмотря на бледность и слабость. Темные локоны в беспорядке раскинулись по белой подушке.

– Человеку вроде тебя не требуется дополнительная драма, – невольно улыбнулась она. – Ты и без того достаточно энергичен.

– И все же ты скрылась, – выдохнул он, вопросительно глядя на нее.

– Не от тебя. От Уоллингейма.

– Тебе следовало сказать мне, – уже громче упрекнул он. Теперь он чуть больше походил на себя прежнего.

– Не хотела спорить.

– Вот как!

– Не смотри на меня так! Ты знаешь, что я права.

Он попытался пожать плечами, но лишь поморщился.

– До сих пор не могу свободно двинуть ни рукой, ни ногой, И ты была права: я бы попытался остановить тебя.

– И ни одного возражения? – усмехнулась она. – Ты меня поражаешь.

– Не воображаешь же ты, что я столько дней ждал тебя ради того, чтобы тут же начать пререкаться, – улыбнулся он. – Не настолько я глуп. – Голос его неожиданно смягчился, стал тише. – Подойди ближе, чтобы я смог коснуться тебя.

Почему на нее так действуют красота его милой улыбки и взгляд темных глаз? Какое ей дело до того, что он ее хочет? Нужно постараться обо всем забыть и считать Даффа всего лишь очередным поклонником, не больше и не меньше. Но с ней что-то произошло, и теперь она не так холодно-расчетлива, как была в прошлом. Что тут скрывать: она тоже жаждет его прикосновений.

Он неуклюже шевельнул рукой, лежавшей поверх одеяла, и по лицу было видно, как тяжело дается ему малейшее движение.

Она ощутила, как переполняют глаза непрошеные слезы, но усилием воли подавила готовые вырваться рыдания и улыбнулась.

– Рада, что у вас такой превосходный доктор, – небрежно бросила она, пытаясь взять себя в руки, полагаясь на свой актерский опыт, чтобы не выглядеть влюбленной дурочкой. – Твои родители рассказали мне о Джеймсе Стюарте и о том, как он тебя спасал.

– При том расстоянии, с которого стрелял Уоллингейм, я не отважился бы отдать себя в руки английского доктора. Тем более что рассчитывал снова увидеть тебя и продолжить нашу восхитительную дружбу.

– Вижу, своего обаяния ты не потерял, – беспечно заметила она.

– Как и остальных способностей, – заверил он с ухмылкой.

– Наверное, следует держаться подальше от тебя.

– Ты в полной безопасности, дорогая. Если я попробую что-то предпринять в отношении тебя, боюсь, что истеку кровью, как зарезанная свинья, а матушка поднимет такой шум, что будет слышно даже в Брайтоне.

– Значит, пока мне ничто не грозит.

–  Именно «пока». Помни об этом. Теперь, с твоим приездом, у меня появился огромный стимул к выздоровлению.

Его родители сказали то же самое, хотя в более вежливых выражениях. Нет, она очень хотела помочь Даффу поскорее встать на ноги. Больше всего на свете. А вот до какой степени она готова посвятить себя Даффу… над этим стоило подумать. В любом случае никогда не следует строить далеко идущие планы: жизнь ненадежна. Этот урок она усвоила в тринадцать лет, когда впервые заболел отец.

Но секунду спустя, коснувшись руки Даффа и осторожно сжав его пальцы, она отчего-то ощутила, что пришла домой после долгого отсутствия. До этой минуты она никогда не испытывала подобных эмоций: отчасти сострадание и нежность, но в основном – чистое, яркое, незамутненное наслаждение, настолько шокирующее, что пело в крови торжествующим гимном.

– Останься со мной, – попросил он, впившись в нее знакомым дерзким, высокомерным взглядом.

Аннабел не ответила. Да и что ответить, когда всеми фибрами своего существа она сознавала, до чего же невозможно согласиться на его требование.

– Только скажи «да».

Нет, нет, нет…

– Да, – прошептала она. Сердце взяло верх над разумом.

Его улыбка согрела не только ее душу, но и всю комнату. И словно волшебной кистью каким-то образом стерла и ее прошлое.

– Теперь я очень быстро поправлюсь, – весело объявил Дафф.

В улыбке Аннабел отразилась вся глубина ее чувств.

– И сделаешь меня очень счастливой, – просто ответила она.

– Я слышал, ты приехала вместе со всеми домочадцами, – деловито начал он, точно собираясь что-то предложить. – Пригласи их перебраться к нам.

– Да ты с ума сошел! – Аннабел словно сбросили с небес на землю. Нахмурившись, она упрямо пожала плечами: – Представляю, что будут болтать все злые языки в городе!

Но маркиз не привык, чтобы его желаниям перечили.

– Я попрошу матушку их пригласить, – спокойно пояснил он, ничем не уступая ей в упрямстве. – Так что все правила приличия будут соблюдены.

– Ни в коем случае! Дафф, не усложняй мне жизнь! Мать почти ничего не знает о моей прошлой жизни, и я предпочитаю, чтобы так и оставалось. Если мы станем жить в нашем доме, где я отдаю приказы и не принимаю визитеров, она вряд ли услышит сплетни, которые в изобилии ходят про меня.

– Визитеров-мужчин, полагаю? – пробурчал он.

– Нет. Говорю же, все в прошлом. У меня нет приятелей-мужчин.

«Если не считать меня», – едва не выпалил он. Но не собирался делать сравнений: ведь то, что он испытывал к ней, было так далеко от ее прошлого образа жизни, да и его тоже… невыразимо далеко…

– Я тоже стал другим. У тебя нет друзей-мужчин, а у меня – друзей- женщин. Поэтому останься.

– Тебе нет нужды ничего менять ради меня, Дафф, – отмахнулась она. – Честно говоря, я не питаю никаких надежд.

– Тем не менее я изменился.

– Когда ты встанешь с постели, все покажется другим, – улыбнулась она. – Просто ты ослабел от потери крови.

– Считаешь, что в голове у меня одна пустота и ранение повлияло на мой разум?

–  Я просто хочу подчеркнуть, что не нуждаюсь в лести. Я рада быть с тобой, и больше ничего не требуется говорить.

– Это не лесть, – проворчал он. – Я вполне серьезен. И действительно хочу, чтобы ты оставалась со мной.

– Дафф, в самом деле, можно подумать, мы с тобой не знакомы с нравами общества. Подобная новость за несколько часов облетит город.

– Значит, ты просто водила меня за нос, когда обещала остаться, – резко бросил он.

– Я осталась бы, будь это возможно, – мягко пояснила она. – Но так нельзя. Да и твои родители вряд ли одобрят подобное поведение.

– Ты не знаешь моих родителей. Их роман был настолько далек от обычного, что люди до сих пор вспоминают тот скандал.

– Но ведь нужно подумать и о моей матери. Если ты согласен, я готова целыми днями просиживать у твоей постели и только на ночь буду уезжать домой.

Дафф надулся. Аннабел улыбнулась:

– Надеешься, что это заставит меня передумать?

– А вот на мою мать это всегда действовало, – усмехнулся он.

– Судя по высказываниям твоей матери, ты – само совершенство.

– И всегда им был, – подтвердил Дафф с ангельским взглядом. Она рассмеялась и порывисто стиснула его пальцы.

Он охнул.

– Прости меня, прости, – прошептала она, отдернув руку. – Где болит?

Он попытался рассмеяться, но лишь горестно скривился.

–  Легче сказать, где не болит. Я срочно нуждаюсь в поцелуе, чтобы облегчить страдания.

– Ты неисправим, – пожурила она, невольно улыбаясь.

– Но я все равно тебе нравлюсь и таким, – парировал он.

«Больше чем нравишься», – подумала она, уже почти влюбленная, хотя всячески старалась этого избежать.

– Хорошо. Только один поцелуй, пока ты не окрепнешь.

– Как