скажешь.
Аннабел рассмеялась.
– Вижу, что ты стал очень сговорчивым в своем неподвижном состоянии.
– Не рассчитывай, что это долго продлится. Теперь у меня есть все причины как можно скорее подняться с одра болезни.
– Чтобы затащить меня в постель?
– Чтобы снова тебя обнять. Остальное зависит от тебя.
Вот так всегда! Даффу ни к чему просить и умолять. Достаточно улыбнуться, поманить пальцем, и все женщины – у его ног.
– Поцелуй меня, пожалуйста, – едва слышно попросил он. – Я истосковался по тебе.
Не знай она репутации Даффа и всех тех историй, которые про него ходили, могла бы, пожалуй, принять его слова близко к сердцу. А может, и приняла… по крайней мере в этот момент.
– Я тоже тосковала по тебе, – пробормотала она, нагибаясь и касаясь его губ в легчайшей из ласк. И несмотря на краткость прикосновения, почувствовала, как неумолимо влечет ее к нему.
– Еще, – прошептал он, и это слово прозвучало песней сирены.
Один поцелуй вел к другому, а третий разжег такое пламя слепого желания, что Аннабел, обретя наконец подобие рассудка, оторвалась от Даффа и отскочила.
– Это безумие, – прошептала она.
– Но такое великолепное безумие, – парировал он, ощущая, как бурлит кровь, как вливаются в него новые силы. Поцелуй Белл – лучшее лекарство. – Ты, моя милая, превзошла всех докторов, – пробормотал он, подмигивая. – И я хочу есть. Никаких бульонов и каш. Мне нужна настоящая еда.
Такая внезапная перемена рассмешила ее.
– Скоро мне придется отбиваться от тебя, – покачала она головой и потянулась к сонетке.
– Сомневаюсь, – протянул он.
– Самоуверенный мальчишка! – бросила она, дернув за вышитую ленту. – Я могу преподнести тебе сюрприз.
После столь страстных поцелуев он будет крайне удивлен, если Аннабел даст ему время полностью оправиться. Но Дафф, как всегда, был тактичен.
– Если ты намерена отбиваться от меня, могу только посоветовать копить силы. Потому что через несколько дней я либо поборю, либо соблазню тебя. Выбирай, что предпочитаешь.
Поразительно, как простые слова могли возбудить ее до такой степени, что его шутливые угрозы расплавили сердце кипящей лавой желания.
– Позже я дам тебе знать, что именно предпочитаю, – кокетливо откликнулась она.
Невозможно было не услышать отголосков страсти в ее голосе, понятных человеку с его опытом.
– Не торопись, – пробормотал он, слабо улыбаясь. – Я скорее всего встану с постели только через день-другой. Хотя полагаю, что для этого вовсе не обязательно вставать с постели. Полагаю, если я очень тебя попрошу, ты поможешь больному калеке… например… возьмешь на себя большую часть самой бурной деятельности. Буду более чем счастлив позже возместить тебе все неудобства. Ты даже можешь уговорить меня подчиняться всем твоим приказам.
– Как ни соблазнительно ваше предложение, милорд, позвольте мне отказаться, – сухо объявила Аннабел, уже успевшая накинуть узду на свои желания. – И к твоему сведению, я не люблю играть роль госпожи в постели. Надеюсь, это не уменьшит твоего интереса ко мне.
– Ведьма! Так играть с глубоко влюбленным человеком!
– Тебя попросту одолела похоть. Прошу не путать эти понятия.
– Ни в коем случае.
Она вспыхнула под его неотступным взглядом и, чтобы не признаваться в собственных чувствах, отделалась ехидной репликой:
– Думаю, твое отношение ко мне изменится, как только ты кончишь.
– Будь я в силах двигаться, швырнул бы тебе что-нибудь в голову за такую грубость, – усмехнулся он, приняв тот же тон. Кто лучше его поймет боязнь говорить о любви?
Аннабел отступила.
– Тогда мне повезло не оказаться на линии огня.
– Ненадолго, дорогая, – пробормотал он. – Ненадолго.
Глава 26
Верный своему обещанию, Дафф заставил себя сесть в постели уже на следующий день, а еще через два дня уже был на ногах. Правда, ходил он, покачиваясь, но без посторонней помощи. Правда, стискивал зубы от боли, на лбу выступали крупные капли пота, и вскоре снова приходилось ложиться в постель.
Но он не сдавался и к концу недели почти восстановил силы. А вместе с силами вернулся и аппетит, и кухарка то и дело готовила ему подкрепляющие блюда. Короче говоря, выздоровление шло огромными шагами. Даже доктор Стюарт считал его феноменальным.
Родители Даффа так часто благодарили Аннабел, что она действительно ощущала себя ангелом милосердия, – роль, которую приняла с полным сознанием того, что ее вмешательство было ничтожным по сравнению с геркулесовыми усилиями Даффа.
Она постоянно была рядом с ним, потому что так желал Дафф и потому что скорее могла остановить солнце, чем отказать любовнику. Да она и не хотела этого. Как, впрочем, мама и Молли с их недвусмысленными замечаниями о Золушке, принце и тому подобными фантазиями.
Но Аннабел считала свои обязанности сиделки чем-то вроде роли в очередном спектакле, возможно, очень длинном, но не бесконечном. Она прекрасно понимала, что в реальной жизни золушек не бывает и, даже если в редких случаях актрисы и выходили замуж за аристократов, их супружескую жизнь вряд ли можно было назвать идеальной.
Однако эти ее обязанности были приятными. Более чем приятными, и она каждый день с нетерпением ждала поездки в дом Уэстерлендов.
В первое время она спрашивала, не хочет ли Дафф, чтобы ему почитали.
– Нет, спасибо, – отказался он. – Лучше поговори со мной.
Она и подумать не могла, что у них найдется столько тем для беседы: слишком мало они знали друг друга. И по правде говоря, ее отношения с другими мужчинами не оставляли времени для разговоров по душам.
Как, впрочем, и у Даффа – с женщинами.
Оба словно оказались в неизведанной ранее стране, но находили эти переживания невероятно интересными и даже восхитительными. Они много говорили о своем детстве. Его – было идиллическим, другого слова не подберешь. Ее – достаточно приятным, во всяком случае, в ранние годы, когда дело ее отца процветало, а семья жила в комфорте. Да и образование ей дали превосходное. Наставниками девочки были питомцы Кембриджа. И до четырнадцати лет жизнь Аннабел была безмятежной и безоблачной.
Но по мере того как болезнь отца прогрессировала, все менялось. Она очень неохотно говорила о том, что случилось потом, и ни с кем не делилась правдой.
– Когда положение моей семьи потребовало решительных мер, – коротко объяснила она, избегая слов «нищета» и «отчаяние», – я отправилась в Лондон искать счастья.
И счастье ей улыбнулось. Вся последующая ее жизнь была цепью триумфальных побед, которые так часто описывались в газетах того времени.
– Тогда я и увидел тебя в «Друри-Лейн», – вздохнул Дафф.
– Да, – кивнула она, умолчав, что перед этим целый год проработала гувернанткой за жалованье, которого хватало только на то, чтобы семья не голодала, не говоря уже о постоянных преследованиях хозяина дома, считавшего, что вся женская прислуга – его законная добыча, так что приходилось всеми способами избегать встреч с ним. Впрочем, она коротко упомянула о карьере гувернантки, добавив, что нашла ее чересчур изнурительной.
– Вне всякого сомнения, – сухо заметил Дафф. – Да ты с твоей внешностью не протянула бы и двух недель.
– По правде говоря, я протянула год.
– Поразительно. Твой наниматель предпочитал мальчиков, или жена приковывала его к своей ноге?
– Просто в этой семье кошелек был у баронессы. Богатая наследница, которая вышла замуж за нищего, но титулованного аристократа. Сразу понятно, кто в доме главный.
– Деньги, разумеется, взяли верх. Этим по крайней мере объясняется, почему ты продержалась так долго.
– Но ситуация в конце концов стала невыносимой.
– Вполне понятно. Бедняга к тому времени должен был окончательно спятить. И это комплимент, дорогая. Ты необыкновенная… хотя, должно быть, уже не раз это слышала. Итак, как звали это животное?
– Предпочла бы умолчать.
– Я не вызову его на дуэль, – заверил Дафф, хотя в голосе отчетливо прозвенело раздражение. И, чтобы умиротворить его, она поспешно заверила:
– По-моему, семья уехала за границу.
– Врушка, – попрекнул он.
– Ты только начал выздоравливать. Будь благоразумен. И учти, если бы этот человек, который останется безымянным, не довел меня до решения стать актрисой, мы никогда бы не встретились.
– По крайней мере до ярмарки лошадей.
– Если тебе угодно спорить… – надулась Аннабел.
– О нет, честное слово, я не хотел. – Он осторожно хлопнул по краю постели. – Посиди со мной.
Поскольку в последнее время Дафф мог без остановки пройтись по коридору верхнего этажа и обратно, она не собиралась принимать приглашение.
– Твои родители могут войти, – отговорилась она.
– Не войдут.
– Почему ты так уверен? – с подозрением осведомилась она.
– Я попросил не беспокоить меня, пока не позову.
Ну зачем она спросила?!
– Тем не менее я не стану сидеть с тобой, – твердо объявила она.
– Боишься? – поддразнил он.
– Вот именно. Боюсь, что буду опозорена, если кто-то войдет, как бы горячо ты ни уверял, что этого не будет. Как насчет слуг?
– Им тоже приказано не совать сюда носа.
– Вижу, всем успели отдать приказы.
– Ну, если бы и ты склонилась перед моей волей, – пробормотал он с мальчишеской усмешкой, – я был бы вполне доволен.
– И где бы я была, если бы имела глупость склониться перед твоей волей? – надменно пробормотала она, совсем как героиня на сцене.
– Предпочтительно подо мной, – улыбнулся он. – Знаешь, снобизм и все такое.
–
