Николь Джордан
Коснись меня огнем
…Нет, не совсем
Он прежнее величье потерял!
Хоть блеск его небесный омрачен,
Все ж виден в нем Архангел…
Пролог
Из-под полуопущенных век он наблюдал, как в серебристом лунном свете раздевается женщина. Боль в бедре несколько усмиряла его плотский голод. Шесть недель назад осколки разорвавшегося пушечного ядра изрешетили ему правое бедро, и теперь оно тупо ныло, что, однако, не мешало ему в столь поздний час принимать у себя в постели хозяйку дома. Он не станет просить ее уйти, отвергнуть ее было бы невежливо и жестоко после всего, что она сделала для него за прошедшие недели.
Джулиан, лорд Линден, откинулся на подушки. Кроме плотного слоя бинтов на бедре, на нем. лизеха не было. Прохладная простыня прикрывала его до пояса. Он ждал.
С едва уловимым шуршанием пеньюар скользнул на пол, обнажая роскошную полную грудь с набухшими от предвкушения ласки сосками.
— Я нравлюсь вам, сеньор? — спросила Пилар по-испански мягким гортанным голосом. Она медленно приблизилась к нему, в ее темных глазах горел огонь желания.
Он плохо знал ее язык, но догадался, о чем она спросила, и вежливо ответил:
— Очень,
Когда это случилось впервые, он несказанно удивился. Она — знатная испанская дама, на несколько лет старше его, одинокая красавица вдова с горячей кровью. Эта асиенда принадлежит ей, это ее дом. Но, несмотря на то что он участвовал в освобождении ее страны от французских захватчиков, она поначалу не соглашалась оставить у себя раненого британского кавалерийского офицера, не соглашалась, пока не узнала, что он не только герой войны, но к тому же и аристократ. Даже узнав об этом, она потребовала огромную сумму за его постой в доме.
Однако он не жалел о потраченных деньгах. Только пребывание и лечение здесь, а не в ужасных условиях полевого госпиталя явилось его спасением. А внимание прелестной вдовушки оказалось неожиданным и приятным дополнением.
Пилар взобралась к нему на постель и встала на колени рядом с его раненым бедром. Она не сводила глаз с нижней части его туловища — в предвкушении близости с женщиной поднялась и отвердела мужская плоть, это было заметно, несмотря на тонкую полотняную простыню, прикрывавшую его.
— Вы мне тоже нравитесь, — прошептала она и соблазнительно улыбнулась.
Он взял ее руку и медленно, один за другим, поцеловал кончики пальцев.
— Боюсь, вам придется опять все взять на себя, — извинился он. До ранения он считал себя весьма опытным в любви, однако сейчас, хотя он и быстро поправлялся, физическое состояние еще не позволяло ему показать ей, насколько хорошо он владеет этим искусством.
В ответ Пилар нежно прикоснулась к страшному шраму, протянувшемуся через правую щеку до самого виска.
— Предоставьте все мне,
Он сомневался, что ей это удастся, но ничего не сказал в ответ.
Теплая, залитая лунным светом комната погрузилась в тишину. Женщина склонилась над ним, покрывая поцелуями его шею, ключицу, плечо. Пальцы скользили по гладкой коже его груди. До войны, до всех своих ранений, он обладал красивым мощным телом, которое поддерживал в хорошей форме ежедневными упражнениями. Теперь же его мускулы из-за превратностей военной кампании превратились почти в стальные.
Женские руки, плавно соскользнули с его плеч, задержались на твердом плоском животе, потом спустились на бедра и дерзко откинули простыню, прикрывавшую его наготу.
Она шумно вдохнула и впилась взглядом в твердую плоть, мощно вознесшуюся над телом.
—
Дрожь пробежала по его телу, он закрыл глаза. Охватившее его желание заставило забыть обо всем, приглушило боль.
Женщина продолжала дразнить его, легко сжимая и медленно поглаживая плоть… Потом наклонилась вперед и начала языком и губами ласкать ее, все сильнее возбуждая его. Затем Пилар медленно приподнялась и склонилась над его грудью. Наткнувшись губами на твердый мужской сосок, она нежно зажала его зубами.
Он положил руки ей на плечи и властно притянул к себе.
Осторожно, чтобы не задеть раны, она перекинула через здоровое бедро ногу и медленно опустилась, так чтобы его плоть вошла в нее. В тот миг, когда он проник в ее влажное упругое тело, громкий стон удовольствия вырвался из ее груди и эхом прокатился в разгоряченной тишине комнаты.
— Не торопись… — прошептал он и взял в руки ее полные белые груди с темными набухшими сосками. Задержав ее на мгновение, он согнул в колене здоровую ногу и подставил ей под спину, чтобы она не упала на раненое бедро. — Давай, — велел он и вновь вошел в нее.
Ее горящие страстью глаза были прикованы к его глазам. Она повиновалась и, упершись руками ему в плечи, начала медленно двигаться вверх-вниз, сильно напрягая мышцы, охватывающие его плоть, чтобы удержать ее в себе.
Он испытывал удовольствие, смешанное с болью. Зажав руками гладкие округлости ягодиц, придвинул ее поближе и выгнулся, проникая в нее все глубже и глубже. Он начал ритмично входить в нее. Впившись ногтями ему в плечи и не переставая стонать, она постаралась как можно плотнее прижаться к его бедрам.
Несколько мгновений спустя из этой жаркой, как пламень, женщины вырвался громкий крик, и волны экстаза сотрясли ее тело. Джулиан закрыл глаза и отдался на волю пронзивших его ощущений.
Когда он, наконец пришел в себя, то она, совершенно обмякшая, еще лежала у него на груди. Легкая испарина покрывала его тело, в правом бедре молотком стучала боль. Он осторожно перевернулся на здоровый бок, и она скатилась на матрац.
В тусклом лунном свете ее полуприкрытые глаза лучились томным удовлетворением, на бледной коже еще играли отсветы страсти. Он с благодарностью прижался губами к ее влажному виску.
— Прости меня,
Она медленно подняла отяжелевшие веки и томно улыбнулась.
— Не думаю, что смогла бы испытать большее удовольствие, — отозвалась она на английском с сильным акцентом. Ее взгляд скользнул вниз по его телу. — Рана не способна испортить твоего великолепия. Просто счастье, что тебя не задело чуть выше и левее.
Он рассмеялся, и мышцы раненого бедра болезненно сжались. Он стиснул зубы и замер, дожидаясь, пока боль отпустит. Потом опять поцеловал кончики пальцев Пилар и закрыл глаза, мечтая только об одном — заснуть, не ощущая дурманящего действия опия.
Он заставил себя не думать о ранении. Дом. Родовое имение в Англии. Сочные пастбища, урожайные поля, полные живности густые леса. Потребность увидеть прохладную изумрудную зелень родины наполнила его физической болью… болью, которая разгоралась пламенем по мере того, как он погружался в сон…
…Правое бедро обожгла боль, огнем прокатилась по телу, резко отозвалась в правом виске и в правой половине лица. Почти ослепленный кровью, стекающей со лба, он попытался подняться с каменистой земли и едва не закричал от адской боли. Господи, где он? Кто он?
Он медленно вспоминал, отчего вокруг такой грохот. Разрывы пушечных ядер, треск мушкетных выстрелов, стоны умирающих, ржание испуганных лошадей. Едкий черный дым застилал глаза, но даже сквозь пелену Джулиан видел смерть и разрушения. Склон, почерневший от копоти и крови, был усеян телами, алыми и синими клочьями разорванных мундиров.
Да, этот ад — Испания. Витория, он вспомнил. Поле битвы… Одно из многих, которые он повидал за четыре года с тех пор, как добровольно обрек себя на эту войну. Он — Джулиан Морроу, шестой виконт Линден, подполковник, заместитель командующего Пятнадцатым гусарским полком. Его жена — Каролина… Нет… Каролина умерла. Он убил ее. Этот ад — его наказание за то, что он стал виновником ее смерти.
Джулиан возглавлял кавалерийский отряд, выступивший против дивизионной батареи французов. Он помнил, что они добились успеха, но, очевидно, подошли слишком близко, и пушечное ядро разорвалось рядом с ним.
Он лежал там, где упал, на каменистом склоне, окруженный жалобно стонущими ранеными солдатами и лошадьми. Вокруг все еще бушевало сражение. Над головами свистели ядра, выпущенные из мортир, гром артиллерийского огня эхом перекатывался по холмам. Удушающий запах
