Макс. Достаточно проявлять немного вежливости. В присутствии посторонних я постоянно испытываю страх, так как не знаю, чего ожидать от тебя. Ты не только оскорбляешь креолов, американцев и испанцев, но также обижаешь своих родственников!
– Я обижаю всех в равной степени, дорогая. У нас демократия.
– Меня не волнует твоя демократия, я хочу только, чтобы ты получше относился к людям!
Глаза Макса опасно блеснули. Он поставил свой бокал, встал и начал ходить по библиотеке размеренным шагом.
– Разговор становится слишком интимным, мадам.
– Значит, на это есть основания, – вызывающе сказала Лизетта, упершись руками в бока и довольная тем, что ей удалось разозлить мужа.
Макс мрачно улыбнулся и закрыл дверь библиотеки так резко, что она задрожала в дверной раме. Лизетта удивленно посмотрела на него, размышляя, действительно ли он настолько зол.
– Макс, – Лизетта перешла на умиротворяющий тон, – не ты ли обещал хотя бы попытаться быть немного доброжелательнее?
– Ты бы очень хотела этого, не так ли? – Он медленно подошел к ней, не спуская с нее глаз. – Ведь еще не все знают, что ты сумела приручить меня и можешь управлять моим отвратительным характером, правда?
Лизетта покачала головой:
– Нет, просто я…
– Думаешь, если я обряжусь в овечью шкуру, люди станут по-другому относиться ко мне? Так вот: я этого не желаю.
– Я не это имела в виду…
– Ты полагаешь, что можешь делать мне выговоры по поводу моего поведения, как мать непослушному ребенку.
Не на шутку встревожившись, Лизетта покачала головой. Откуда в нем столько желчи? Теперь она начала лихорадочно соображать, как успокоить его.
– Макс, речь идет не о выговоре. Мой Бог, я просто стараюсь помочь тебе.
– Ты пытаешься изменить меня, – проворчал он.
– Изменить? Я никогда не стала бы пытаться…
– Ты хочешь сделать из меня тихого, ручного мужа, который готов выполнить любое твое приказание.
Лизетта от удивления раскрыла рот.
– Макс, ты шутишь, не так ли? – Она тяжело задышала, когда он обхватил ее за бедра и привлек к себе, прижимая к своему отвердевшему мужскому естеству.
– Сейчас я тебе покажу, насколько я серьезен. – Он горячо поцеловал ее, отклонив голову назад и прижимаясь все сильнее, пока ее губы не раскрылись и не приняли его настойчивый язык. Его дыхание опаляло ей щеку. Он поднял повыше ее бедра и прижал их еще крепче к себе, начав глубокие ритмичные толчки. Быстро подстроившись к этим движениям, Лизетта не смогла сдержать стон. Макс заглушил этот звук и начал поднимать ей юбку, намереваясь добраться до обнаженного тела.
Дыхание Лизетты участилось, когда он нащупал край ее панталон и просунул руку внутрь.
– Макс, – заметила она слабым голосом, – я не…
Он снова прервал ее жадным поцелуем и уложил на абиссинский ковер на полу.
– Здесь! – изумленно прошептала она, смущенно глядя в потолок, затем на горящие возбуждением рыжевато-коричневые глаза Макса, ошеломленная звуком рвущихся панталон.
– Да, здесь, – последовал гортанный ответ, и он широко раздвинул ее колени, опустившись в ждущие объятия. – Ты ведь не хочешь, чтобы я изменился… не так ли?
– Нет, – простонала она, дрожа и чувствуя осторожное проникновение в себя его горячей твердой плоти.
Макс сжал ноги и надавил еще сильнее, шепча в ее раскрасневшуюся щеку:
– Скажи мне…
– Я люблю тебя… как и ты… о, Макс…
– Больше не будет нотаций?
– Нет, никогда… пожалуйста… не останавливайся, – простонала она, внезапно подумав, что он решил помучить ее. Легкая улыбка тронула его губы.
– Не буду останавливаться, – ласково прошептал он и начал двигаться еще сильнее, умело приближая ее к краю мучительного наслаждения, делая небольшой перерыв, затем снова доводя до восторга. Он поцелуем заглушал беспомощные крики, чувствуя ее ответную реакцию, пока она не расслабилась. Сладостная теплота и мягкость ее тела так сильно подействовали на него, что он быстро достиг удовлетворения.
Лизетта томно обняла его и ласкала затылок, в то время как ее язык сплетался с его языком, приглашая Макса продолжить. Все ее тело горело, будто она только что вылезла из слишком горячей ванны.
Он поцеловал ее в лоб и начал поправлять одежду.
– Макс, – запротестовала она. Он ничего не ответил.
– Макс, ты больше не хочешь…
– Я должен поработать, – сказал он, поднимая ее и целуя в щеку. Взволнованная и неожиданно застеснявшаяся, Лизетта не могла смотреть ему в глаза.
– Но уже поздно, – угрюмо сказала она. Черт побери, он ведь знает, чего она хочет!..
– Я скоро приду.
Лизетта разочарованно вздохнула:
– Но ведь ты…
– Лизетта, – медленно проговорил он, касаясь пальцами ее подбородка, – ты опять собираешься спорить со мной? – Выражение его лица было суровым, но в глазах теплился огонек, от которого у нее перехватило дыхание. Лизетта вдруг почувствовала, как у нее запылали щеки.
– Нет, – услышала она собственный шепот.
– Тогда иди наверх и жди меня.
Лизетта поспешно кивнула и повернулась к двери. Прежде чем выйти из комнаты, она остановилась и произнесла, стараясь казаться спокойной:
– Вероятно, я уже буду видеть десятый сон, когда ты придешь.
Макс слегка улыбнулся. Оба знали, что она не уснет.
– Хорошо, детка.
Лизетта закрыла за собой дверь и задумчиво направилась в свою спальню, в то время как Макс сидел, вытянув ноги и разглядывая миниатюру на мраморных часах с позолотой на своем столе. Он решил не подниматься наверх, пока не пройдет достаточно времени и он сможет сдерживать свое нетерпение. А затем уж постарается доставить ей и себе удовольствие.
У Лизетты сложилось какое-то неоднозначное чувство к мужу. Конечно, это была вовсе не нелюбовь. Рядом с ним, точнее в его объятиях, она чувствовала себя в полной безопасности. Но бывали моменты, когда он заставлял ее думать иначе. Но как бы там ни было, в течение долгих ночей, которые они проводили вместе, она испытывала такое наслаждение, какое не могла даже вообразить. Макс был дьявольски терпелив, часами доводя ее до безумия… или безрассуден, порой неистов, воспламеняя в ней каждую жилку.
Лизетта не могла прежде и представить, что кто-то, в особенности муж, станет для нее таким необходимым. Раньше она радовалась уединению, но теперь часы, проведенные в одиночестве, казались пустыми и бессмысленными. Когда Макс был с ней, независимо от того, разговаривали они, спорили или смеялись, жизнь переполняла ее, энергия выплескивалась наружу. Чего-чего, а уж такого она от брака не ожидала. Ей раньше казалось, что мужья проводят время со своими женами только для исполнения своих супружеских обязанностей. Макс опрокинул ее представления о браке. У него не было любовницы, и он не проводил вечера, пьянствуя и играя в карты с другими креольскими джентльменами.
Он сам учил ее танцевать. Так и заявил: учителя танцев у нее не будет. Он не допустит, чтобы руки чужого мужчины касались его жены. Напевая, они часами вальсировали в пустом зале под собственный аккомпанемент, смеялись, спорили, затем снова выписывали па по паркету. Лизетту приводил в восторг приятный баритон мужа, а он в равной степени восхищался ее голосом, неверно воспроизводящим мелодию.
Чтобы как-то отвлечь жену, чрезмерно сосредоточенную на подсчете так-тов, Макс развлекал ее воспоминаниями детства. Во время одной особенно непристойной истории Лизетта нарочно наступила ему на ногу, чтобы он замолчал. Грозя отомстить, Макс схватил ее за талию и с такой силой закружил по воздуху, что она пронзительно закричала, со смехом прося извинений. Даже Ирэн не удержалась от улыбки, однажды подойдя к двери и увидев, как урок танцев превратился в шумную возню…
Когда Лизетта была свободна от домашних дел, она сопровождала Макса в Новый Орлеан.
В порту скопилось такое количество яликов и барж, что по их палубам, показалось Лизетте, можно пройти целую милю. К тому времени из Европы прибыл большой торговый корабль, один из четырех, принадлежащих Волерану.
Макс оставил Лизетту на палубе на попечение офицера, а сам вместе с капитаном спустился в трюм обследовать поврежденный водой груз. Пока она у поручней фрегата с высокими бортами наблюдала, как с соседнего плоскодонного судна сгружали ящики с имуществом театральной труппы, большинство членов команды собралось вокруг нее на почтительном расстоянии. Почувствовав на себе взгляды, Лизетта обернулась и посмотрела на смуглых моряков. Они были грязными, мускулистыми и странно одетыми. Рубахи застегнуты деревянными палочками, продетыми в отверстия для пуговиц. Верхняя часть ботинок была короткой: в ней оставалось всего две или три дырочки для шнурков.
– Не бойтесь, мэм, – улыбнулся офицер. – Матросы хотят только посмотреть на вас.
– Зачем?
– О, они не видели женщину целый месяц!
Лизетта неуверенно улыбнулась им, что вызвало в команде благодарный шепот. С любопытством указывая на их ноги, она спросила на ломаном английском, к чему такая странная обувь. Некоторые засмеялись.
– Это туфли, – пояснил один из матросов. – Когда помощник капитана отдает команды, нет времени зашнуровывать высокие ботинки.
Чтобы хоть чем-то привлечь ее внимание, моряки стали напевать морские песни, состязаться в остроумии, старались вызвать у нее улыбку, называя русалкой, которая скрывалась на борту во время путешествия…
Поднимаясь из трюма, Макс замер в оцепенении при виде жены, улыбающейся матросам. Под легким ветерком желтая ткань платья обтянула ее стройное тело,
