замедлялось, измеряясь теперь не минутами, а прикосновениями. Монкриф снова и снова приникал к ее коже, как будто стараясь запомнить ее запах и вкус. Положив руки ему на плечи, Кэтрин закрыла глаза и эгоистично отдалась ласкам, позволяя себе только чувствовать.
Вдруг Монкриф оторвался от нее, встал с кровати, тут же опустился на колени между ее ног, резко раздвинул их и вперил обжигающий взгляд в ее лоно. Кэтрин хотела закрыться ладонью, страшась этой невероятной близости, но Монкриф мотнул головой, схватил ее за кисти и нежно поцеловал каждую из ладошек.
– Кэтрин, я хочу запомнить тебя такой, как сейчас. В свете огня из камина, с влажными от поцелуев грудями.
Почему он говорит с ней сейчас? Ведь у них же не застольная беседа! Этот глубокий голос окутывает ее, как волшебный туман, а слова волнуют, как поцелуи.
Кэтрин облизнула губы, и лицо Монкрифа вдруг изменилось. Он склонился к ней и повторил это ее движение, их языки встретились в страстной дуэли. Кэтрин вздохнула и закрыла глаза, а Монкриф впился в ее губы еще незнакомым, каким-то хищным поцелуем. Ее спина аркой выгнулась ему навстречу, груди жаждали новых прикосновений, но Монкриф снова оторвался от нее, взял ее кисть и стал внимательно рассматривать, как будто никогда прежде не видел ладоней!
– Кэтрин… – произнес он, поцеловал ладонь и вдруг снова навис над ней грозной тучей, сгреб обе ее кисти одной рукой, а второй направил свой стержень к цели, легко коснулся внешних пределов, заставив ее взмолиться:
– Пожалуйста…
– Как скажешь, любимая…
И Монкриф медленно вошел в нее, сдерживая стон. Потом продвинулся глубже, наполнив собой весь ее тайный грот, секунду помедлил, давая Кэтрин возможность привыкнуть к масштабам вторжения. Бедра Кэтрин рванулись ему навстречу, ноги сами собой раздвинулись шире, жар ее лона манил, зазывал, увлекал вперед.
И Монкриф начал размеренные, сдержанные движения, в мощи которых, тем не менее, угадывалась беспощадная и непреклонная сила. Ритм нарастал, Кэтрин взлетала ему навстречу, но он вдавливал ее в простыню все яростнее. Наконец он вцепился ей в бедра и словно бы натянул их на свой раскаленный стержень, но тут же высвободил его из сладкого плена..
Из губ Кэтрин вылетел долгий разочарованный стон, который превратился в возглас триумфа, когда Монкриф снова вошел в нее. Это новое вторжение продолжило сладкую пытку. Все тело Кэтрин наполнилось жаждой движения. Отчаянно билось сердце, как будто отмеривая границы ее терпения. Напряжение все росло и требовало скорой разрядки.
– Кэтрин, любимая, скоро, – прохрипел Монкриф и рванулся вперед, ускоряя ритм. Кэтрин стонала, впивалась ногтями в плечи Монкрифа и, ведомая древней силой инстинкта, устремляла бедра ему навстречу.
Но тут Монкриф опустил руку, быстро нашел самую чувствительную точку в вершине ее потаенной щели и несколькими движениями довел Кэтрин до кульминации одновременно с собой. Когда этот момент настал, в глазах у Кэтрин потемнело, и мир перестал существовать.
Монкриф притянул жену к себе, поцеловал ее веки и успокаивающим движением провел ладонью по лицу. Обессиленные, они долго лежали рядом. Кэтрин гладила его руку от мускулистого плеча до широкой ладони. Рука была твердой словно из дерева, и Кэтрин удивило, что Монкриф способен на такие нежные прикосновения, от которых у нее что-то таяло в груди.
Новые чувства переполняли Кэтрин. Она с наслаждением поглаживала мокрую от пота спину Монкрифа и думала о том, что никогда в жизни не испытывала ничего подобного, хотя всегда считала, что познала любовь. С Монкрифом все было иначе. Ничто не подготовило ее к тому, что пришлось испытать сейчас. Казалось, она попала в волшебную страну, о которой слышала, но сама никогда не видела.
Кэтрин медленно повернула голову и посмотрела на Монкрифа. Его глаза были закрыты, дыхание учащено, сердце гулко стучало. На Кэтрин вдруг нахлынула грусть, да такая всепоглощающая, что у нее выступили слезы. Нет, в этот момент она не оплакивала ни Гарри, ни свою прежнюю жизнь. Она горевала о чувстве, которое могла бы сейчас испытывать, если бы Монкриф ее любил.
Он тоже повернул голову, но не успел заговорить, потому что Кэтрин его поцеловала. Потом обняла за шею и снова поцеловала, потом еще и еще. И еще раз, потому что ей нравилось его целовать. И еще, потому что губы снова стали гореть, а сердце опять застучало быстрее.
Кэтрин проснулась, потянулась и, как делала уже семь дней подряд, проверила щиколотку. Боли не было. Вообще не было. Кэтрин чувствовала себя абсолютно здоровой. Она потянулась и… наткнулась на мужской локоть.
Монкриф.
Кэтрин повернула голову и заглянула мужу в лицо.
Монкриф – волшебник. Он заставил ее забыть все на свете: место, холод в комнате, собственное смущение. Вспомнив ночные ласки, Кэтрин возбудилась и снова закрыла глаза. Неужели она настолько испорченная женщина, что думает о таких вещах при ясном свете дня? Давно наступил рассвет и привел за собой белый день. Лучи солнца проникали сквозь щели между гардин, а у Кэтрин в голове еще роились ночные мысли.
О Боже, она ведь кричала! Как хорошо, что Монкриф догадался выбрать гостевую комнату в дальнем крыле замка. А вдруг кто-нибудь ее все же услышал? Кэтрин вытащила подушку из-под головы и положила себе на лицо.
Может быть, заявить, что она устала, и весь день пролежать в своих покоях? Слугам будет, о чем поговорить. Они решат, что Монкриф ее побил. Вот смешно!
Интересно, где Монкриф научился так искусно ублажать женщину? Он целовал Кэтрин там, где, она была твердо уверена, целовать совсем не положено. Хотя она не будет возражать, если все повторится…
Кэтрин выглянула из-под подушки и стала разглядывать потолок. Ей показалось, что алебастровые херувимы по углам комнаты улыбаются ей с ехидством. Ну и ладно. Ночь была прекрасна! Кэтрин вспомнила, как в первый раз попробовала балидонского виски. От виски загорелась только гортань. Монкриф заставил гореть все ее тело.
Она с нежностью посмотрела на мужа. Монкриф спал глубоким, мирным сном. Веки не дергались, дыхание было размеренным, и сам он казался настоящим воплощением покоя. Кэтрин даже засомневалась, есть ли у него на душе хоть один грех.
Монкриф лежал на боку, повернувшись к ней лицом. Одна рука забралась под подушку, другая вытянулась вдоль бедра. Кэтрин всегда считала его видным мужчиной, но сейчас пришла к выводу, что он по настоящему красив.
Ей хотелось протянуть руку, коснуться завитков мягких волос у него на груди, но тогда он, скорее всего, проснется, а она еще не готова предстать перед ним.
Кэтрин умиротворенно вздохнула, закрыла глаза и решила спокойно насладиться солнечным утром, тишиной в комнате и покоем. Любовный опыт Монкрифа поразил ее, за несколько часов она многому научилась.
Неужели она действительно вожделела своего мужа? Мужа… Монкриф и правда ее муж, и у нее есть право спать рядом с ним каждую ночь, всю жизнь. Никто не станет шептаться, разве что горничные будут удивляться, что она так спешит в постель.
Кэтрин открыла глаза и увидела, что на нее смотрит Монкриф.
– Доброе утро, – ласково произнес он.
Кэтрин в ответ улыбнулась и от смущения не смогла открыть рот. Ведь ночью она кричала и вообще вела себя, как юная девица.
Однако Монкриф, похоже, думал иначе. Он широко улыбался, глаза озорно блестели.
– Это нечестно, – сказала Кэтрин.
– Что «нечестно»? – спросил Монкриф, протянул руку и отбросил прядь волос с ее лица.
– То, что ты так прекрасно выглядишь с самого утра.
– Прекрасно выгляжу? Ну, разумеется, с утра здесь побывала толпа слуг и привела меня в безупречный порядок.
Кэтрин вздохнула:
– Ох, Монкриф, тебе-то и слуги ни к чему.
Он снова ответил улыбкой, и Кэтрин вдруг поняла, что его смутили ее слова. Ей следовало бы гордиться своей властью над мужем, но она испытала прилив нежности и сама этому удивилась. Неужели вчерашняя бурная ночь породила столь трепетные эмоции?
Кэтрин положила ладонь Монкрифу на грудь и провела пальцами по курчавым волосам. Он поймал ее руку и нежно поцеловал.
– Мне надо встретиться с Джулианой, но я охотно отложу это свидание, – чуть хрипло проговорил он. – Моя жена – прежде всего.
На щеках Кэтрин появился румянец.
– Как ты думаешь, прилично полдня валяться в постели?
– Ну, мы все- таки молодожены, другого от нас и не ждут, к тому же у герцога есть определенные привилегии.
Да, Монкриф обрел над ней такую власть, что мысль о том, чтобы заняться любовью прямо сейчас, днем, взволновала ее. Но нет, на это не хватит даже ее вновь обретенной раскованности. И, не давая себе передумать, Кэтрин села на край постели и протянула руку за его халатом.
Монкриф приподнялся на локте и с улыбкой наблюдал за женой.
– Если ты заберешь мой халат, то, что я буду делать?
– Ты не оставил мне выбора, ведь мой пеньюар порван.
– Теперь, Кэтрин, ты должна спать обнаженной. Если портниха не сошьет ей другую рубашку, так и придется делать. Или спать в уродливых черных рубашках. Однако едва ли Монкриф с этим смирится.
– Может быть, завернешься в простыню? Или вернешься по тому же проходу?
Монкриф посмотрел в потолок.
– Ну, я всегда могу вернуться к себе в голом виде.
– О нет! – Кэтрин была шокирована. Она прекрасно представляла, как будут вести себя все молодые служанки – подсматривать сквозь пальцы, запоминая каждую подробность его фигуры. – Мы не дождемся от служанок никакой работы. Все они будут грезить о тебе. – На самом деле Монкриф ведь и, правда, способен на подобную
