конюшни и назначил Питера ими командовать.
Несколько дней назад Монкриф позвал Кэтрин в библиотеку и сообщил, что вложил ее средства самым выгодным образом.
– Но ведь ты все равно распоряжаешься, моими деньгами, Монкриф, – сказала она. – Ты не обязан давать мне отчет.
– Напротив, Кэтрин. Это твои деньги, и ты можешь их тратить по собственному усмотрению, а можешь отложить на нужды наших детей.
Кэтрин ушла, не показывая Монкрифу, насколько потрясло ее это слово – дети. Ребенок. Она прижала руку к животу. Вдруг их страсть скоро принесет плоды?
Ей всегда хотелось ребенка, однако после гибели Гарри она оставила эти мысли, но очень горевала об этих не рожденных детях.
Интересно, как она станет носить ребенка Монкрифа? Конечно, он будет очень внимателен, хотя бы потому, что все и всегда делает вдумчиво и основательно. Монкриф был хорошим командиром; с женщинами наверняка было то же самое, и они все обязательно должны были в него влюбляться.
Эта мысль заставила ее замереть на месте. Она ведь не влюблена в Монкрифа! Она им восхищается, уважает его. Она дрожит от возбуждения, когда он прикасается к ней. Но это не любовь. Нет, она не любит его.
Кэтрин раздумала идти в библиотеку и направилась в покои леди. Там окна выходили на фасад Балидона, и у нее не будет соблазна стоять и поджидать Монкрифа.
Стены и обивка мебели в покоях были желтыми, что составляло чудесный контраст с темным деревом столов и каминной полки. В солнечный день комната заполнялась веселым светом, но сегодня было пасмурно и холодно. К счастью, здесь уже разожгли камин. В переезде Джулианы из замка было одно громадное достоинство – никто не жаловался на дороговизну жизни, и все обитатели чувствовали себя комфортнее.
Кэтрин закрыла раздвижную дверь и села у огня. Со своего места она видела панораму садов перед фасадом, но в это время года они представляли печальное зрелище, а потому Кэтрин прикрыла глаза и откинула голову на спинку кресла. На полке негромко тикали часы, а мысли Кэтрин улетели в прошлое.
Как проста была ее жизнь, когда она была замужем за Гарри Дуннаном. Как невинна и наивна была она сама в то время. Она самозабвенно любила мужа, верила, что он благородный и добрый человек с сильным характером.
В Балидоне все изменилось. Все, во что она верила, оказалось ложью – и Гарри, и ее собственная натура. Сейчас она день и ночь жаждала оказаться в объятиях своего мужа. Она вожделела его.
За последние недели Кэтрин превратилась в похотливое создание, думающее лишь о собственном удовольствии. Она возбуждалась от одного взгляда Монкрифа. Однажды он овладел ею у стены, и она была в восторге. Когда все закончилось, ей пришлось опереться на него, потому что ноги подкашивались. Кэтрин не могла произнести ни слова от сотрясавших ее ощущений.
В зеркале она теперь видела одно и то же: блестящие глаза, влажные губы, горящие щеки. Кэтрин все время испытывала беспокойство, ноги у нее подкашивались.
Вот и сейчас она чувствовала, как тяжелеют веки, губы припухают, груди наливаются тяжестью, внизу живота разливается жар, тело жаждет разрядки. Кэтрин вцепилась в подлокотники кресла. Любой, кто на нее сейчас посмотрит, решит, что она отдыхает, такая спокойная, женственная. Никто бы не подумал, что ее сжигает желание при одной мысли о муже.
Иногда Монкриф смущал ее своей прямотой.
– Тебе нравится так? – спрашивал он, и Кэтрин кивала, пряча лицо у него на груди.
– Мне самому нравится здесь тебя трогать, ты такая чувственная.
Его замечания приводили Кэтрин в замешательство. Она не привыкла к такой откровенности, но думала, что сможет себя пересилить и рассказать мужу, что именно ей нравится больше всего и как.
Иногда Монкриф терял над собой контроль. Это случалось, когда Кэтрин целовала его в определенных местах. Кэтрин чувствовала невероятную власть над Монкрифом, и это усиливало ее желание. В страсти они были равны. Никогда прежде у нее не было таких отношений.
Иногда они говорили об обычных делах, смеялись над забавными происшествиями, пересказывали друг другу впечатления дня. Рассказ обычно заканчивался поцелуем, а поцелуй Монкрифа всегда разжигал в Кэтрин желание. Вот и сейчас она хотела его. Будь у нее смелость, она нашла бы его и потребовала, чтобы он тотчас выполнил свой супружеский долг. Но она, разумеется, не решится. Или решится?
Раздался бой часов, напоминая, что еще только полдень.
Винокурня была Кэтрин недоступна из-за древнего поверья, что в присутствии женщины брага может скиснуть и отличный эль превратится в горькие помои. Кэтрин никогда не была внутри винокурни, но ведь рабочих сейчас там нет, они обедают.
Кэтрин вскочила на ноги. Ее мысли устремились к Монкрифу.
Монкриф услышал шум и поднял взгляд. В дверях стояла Кэтрин в новом платье и с шалью на плечах. Мороз проникал даже под его теплый камзол, так что Монкриф сразу представил, как она замерзла.
– Что ты здесь делаешь, Кэтрин?
– Мне ведь сюда нельзя, правда?
– Ты пришла, чтобы погубить брагу?
– Нет, – улыбнулась она. – Что, рабочие меня испугаются?
– Почти все ушли на обед.
Несколько мгновений Монкриф разглядывал латунный котелок, потом осторожно повернул длинную деревянную ручку налево, отступил назад. Объем пара, сразу уменьшился.
– Я не знала, что ты разбираешься в производстве виски.
– Все члены нашей семьи этому учились, – объяснил Монкриф. – Мы с детства изучали это дело. В конце концов, делать виски выгоднее, чем жениться на богатых наездницах.
Кэтрин промолчала.
– Я тебе нужен, Кэтрин?
– Да, – ответила она, не сводя с него настойчивого взгляда.
Монкриф пошел к двери, повернул ключ в замке и лишь тогда повернулся к ней лицом.
– Будь я приличной женщиной, я бы потребовала, чтобы ты выпустил меня отсюда.
– Ты же герцогиня, – напомнил ей Монкриф.
– Мне надо закончить с учетной книгой, заняться инвентаризацией.
Монкриф кивнул.
– Обсудить с поварихой меню.
– И все же ты пришла сюда почти раздетая, и как раз в то время, когда мы наверняка будем одни.
– Да.
– Ты пришла, чтобы отвлечь меня от работы?
– Надеюсь.
И Монкриф, и Кэтрин были полностью одеты, но в их глазах горел такой огонь, как будто оба уже стояли друг перед другом обнаженными.
– Еще только полдень, – сказала Кэтрин.
– Так и есть.
– До ночи целая вечность.
– Согласен.
– Как же я смогу дотерпеть, Монкриф? – Давай я тебе помогу, – с коварной улыбкой предложил он.
– Попробуй. Буду тебе очень благодарна.
– Тогда подойди.
Кэтрин медленно приблизилась. Шаль сползла с ее плеч на пол. Кэтрин даже не оглянулась. Монкриф взял ее за руки и поцеловал обе кисти.
– Где болит?
– Здесь. – Она обвела ладонями груди. Монкриф положил руки ей на корсет, но Кэтрин сдвинула его ладонь на выступавший сквозь ткань сосок.
– Здесь.
Монкриф слегка сжал пальцы, Кэтрин прикрыла глаза и вздохнула. Он нагнулся, собрал ее юбки и повел пальцем вверх по ноге, задержался на кудряшках между бедер, провел по внешней окружности ее потаенной складки и проник в горячую влажную щель. Да, Кэтрин готова принять его.
– Раньше ты считал, что у меня зависимость от наркотика. Мой опий теперь ты, Монкриф. Как ты думаешь, я не могу принять слишком большую дозу?
– Нет. – И Монкриф ввел внутрь второй палец. Кэтрин издала горлом рокочущий звук, вздохнула и пожаловалась:
– Этого мало.
– Знаю, – тихонько шепнул он и начал ритмичные движения.
– Мне нужно больше, Монкриф! Нужен ты!
– Вот теперь ты понимаешь, что я чувствовал, пока тебя ждал?
Кэтрин стянула с груди кружевную косынку и, не сводя с него глаз, начала расшнуровывать лиф платья.
– Позволь мне, Кэтрин. Мне так хочется поцеловать твои соски.
– Да, пожалуйста. – Ее карие глаза затуманились, губы припухли. – В каждой черточке отражалось болезненное желание.
Монкриф улыбнулся улыбкой сатира. Кожа жены казалась ему нежнейшим шелком. Ее щеки горели диким румянцем. От предвкушения или от смущения? Монкриф надеялся, что от страсти, потому что сейчас он не мог ее щадить. Зарывшись ладонью в волосы Кэтрин, Монкриф поднес прядь к своему носу.
– Ты пахнешь сиренью, – пробормотал он. Кэтрин только кивнула. Наконец Монкриф покончил со шнуровкой и отстранился, любуясь ее красотой. Потом положил ладони на безупречные полушария грудей, коснулся губами отвердевших от жажды сосков. В ответ Кэтрин издала жалобный звук. Она не могла ждать! В этом они были сейчас равны.
Кэтрин вскинула руки, обхватила шею Монкрифа и притянула его голову для поцелуя. Монкриф улыбнулся. Он знал силу своих поцелуев.
– Сейчас? – задыхаясь, спросил он.
– Да, да!
Монкриф расстегнул панталоны и приготовился войти в нее, но Кэтрин неожиданно его оттолкнула и опустилась на колени, во все глаза рассматривая его стержень. Потом протянула к нему руку и провела пальцем по всей длине, как будто хотела его измерить. Когда она облизнула губы, Монкриф едва не выплеснул семя прямо ей в лицо.
– Кэтрин! – вскричал он, желая ее предупредить, но Кэтрин только замотала головой.
Казалось, член Монкрифа был напряжен до предела, но от ее прикосновения сделался еще тверже.
Монкриф замер, давая Кэтрин время удовлетворить свое любопытство, но, ощутив жар ее дыхания, вскрикнул в полный голос.
Кэтрин потерлась щекой о символ его мужества, потом коснулась губами и лизнула языком. Монкриф содрогнулся.
– Кэтрин… – простонал Монкриф,
