ведь так?
— Нет, — простонала Эльф, уткнувшись в плечо Форта. Он внезапна шевельнулся и принялся колотить в крышку гроба.
— Похоже, они там проснулись, а, Кенни?
— Не важно. Делай свое дело.
Форт продолжал наносить удары по крышке, а ящик тем временем подняли и протащили некоторое расстояние в наклонном положении. От толчка зубы Эльф лязгнули, а Форт охнул от боли в голове. Должно быть, они уже в могиле, хотя полагается опускать гроб ровно.
Наконец ящик дернулся и замер на плоской поверхности, ударившись так, что Форт выругался.
Вот и все. Конец приключения.
Неожиданный покой снизошел на Эльф. Их похоронили живыми. Никому об этом не известно, значит, помощи ждать не приходится. Может быть, никто вообще никогда не узнает, что стало с ними. Это и глупо, и трагично, но ничего не поделаешь.
Она начала молиться, чтобы смерть пришла скорее и братья не слишком страдали от последствий ее дурацкой выходки.
Эльф слышала где-то вдалеке шорох, грохот, затем стук по крышке гроба. Первые камни, ударяющие по гробу? Металл по металлу, но на расстоянии. Лопаты? Она пыталась представить себе сцену вне затхлого мрака, который становится теперь ее миром, но решила, что лучше сосредоточиться на умирании.
— Прости меня, — сказала она Форту, так как считала, что все произошло по ее вине.
— За что? Мне просто жаль, что я не вижу способа, как выбраться отсюда.
Эльф подумывала, не открыть ли ему правду, но вдруг все звуки прекратились. Только их собственное дыхание, такое шумное в замкнутом пространстве, нарушало тишину.
Выждав минуту, она спросила:
— Что это, по-твоему?
— Возможно, они пошли за инструментами…
Она лежала, прислушиваясь к их дыханию и чувствуя, как с каждым вздохом становится меньше воздуха.
— Они ждут, пока мы задохнемся! — Ужаснувшись при этой мысли, она уперлась руками в крышку.
Та сдвинулась.
Не в силах поверить, девушка села, продолжая толкать. Крышка открылась. Эльф почти скинула ее, когда Форт приподнялся и, схватив крышку, тихо ее опустил.
— Не уверен, что это случайность, — прошептал он. — Но не будем ставить всех в известность, что мы освободились.
Освободились, пожалуй, слишком сильно сказано. Все, что они имели, это чуть больше пространства и свежего воздуха при полном отсутствии света и даже звездного неба над головой. Одно ясно, они по-прежнему внутри чего- то.
— Где мы? — шепотом спросила она.
— Может быть, это склеп?
Она вздрогнула от такого предположения, но затем сказала:
— Вообще-то я чувствую запах прокисшего пива…
— Погреб?
Теперь они сидели в гробу лицом друг к другу, ее ноги поверх его, и обсуждали ситуацию.
— Ничего не вижу, — проговорила она. — Стены могут быть где угодно. Тут вполне может находиться кто-нибудь еще, все слышать и наблюдать за нами.
— Думаю, мы бы об этом знали.
— По крайней мере здесь есть воздух. И мы живы…
Внезапно она упала в его объятия, и они принялись хохотать и целоваться в безумном восторге от того, что спаслись.
— Мы живы! — отдышавшись, воскликнула она. — Живы! Живы!
— Еще как. И даже очень. — Он приподнял ее бедра и насадил ее на свое восставшее и затвердевшее естество.
Эльф охнула от неожиданности и минутного жжения, так как у нее внутри все еще саднило, но Форт, казалось, не слышал, а ее это не слишком обеспокоило. Она разделяла его инстинктивный порыв приветствовать жизнь таким примитивным способом и встречала его повторяющиеся удары, продвигаясь к своему освобождению даже быстрее, чем он.
Дрожащие и вспотевшие, они лежали, когда все закончилось, сжимая друг друга в объятиях.
— Это, — проговорил он нетвердым голосом, не входило в программу сегодняшней ночи.
— Ты уверен? — поддразнивая, спросила она. — Ты обещал мне нечто незабываемое.
— Я обещал тебе ад, помимо всего прочего, но это не совсем то, что я имел в виду. — Он теснее прижал ее и поцеловал в щеку. — С тобой все в порядке? У тебя еще должно побаливать.
— Немного. Все прекрасно. — Этот нежный поцелуй растрогал ее. Она чуть не сказала, что любит его.
— И не имеешь ни малейшего желания выпустить пары?
— Какой в этом толк?
— Ты редкая женщина, Лизетт.
— Не хочешь ли ты сказать, что женщины не способны переносить трудности? — Она продолжала дразнить его, но спрашивала серьезно.
— Надеюсь, ты не одна из тех женщин, которые считают, что нет никакой разницы между полами!
— О, я признаю, что есть определенная разница. — Она до того осмелела, что дотронулась до его теперь такой мягкой плоти. — Но не во всем.
Он схватил ее за руку и притянул к себе, чтобы поцеловать.
— Не играй с огнем, моя сладкая, иначе завтра ты не сможешь ходить. — Он потер их сцепленными руками по своей щеке и улыбнулся. — А где твоя маска?
О Господи!
— Они ее срезали.
— Я рад. — Он обвел контуры ее лица, как будто мог видеть пальцами. Она от души надеялась, что это невозможно. — Мы теперь оба, я бы сказал, в чем мать родила. Это справедливо. И вообще мне здесь начинает нравиться.
Эльф отстранилась.
— Не говори глупостей. Нам надо выбраться отсюда. — Она вспомнила, что должна вернуться домой к завтраку, чтобы избежать полной катастрофы.
Он помог ей высвободиться от его рук и ног, и вскоре они стояли в гробу, держась за руки, — единственная реальность друг для друга.
— Ты прекрасно говоришь по-английски, — заметил он.
О Боже!
Теперь Эльф поняла, что с момента похищения она инстинктивно перешла на родной язык. Они все время перешептывались, и совершенно очевидно, что пока еще он не узнал ее голоса.
В такой опасной ситуации это не имело значения. Кроме того, они обрели нечто ценное, братство, основанное на общих испытаниях. Она не допускала мысли, что можно разрушить все их семейными проблемами.
— Мерси, — продолжила она с французским акцентом. — Полагаю, меня неплохо учили.
— Тебя учили очень хорошо, моя сладкая, но какому языку? Я всегда считал, что в чрезвычайных ситуациях люди говорят на своем родном языке. — Его пальцы нашли ее щеку, и он легко поцеловал ее в губы. — Можешь пока оставить при себе свои секреты, Лизетт, — добавил он по- французски. — Первое, что нам надо сделать, это выбраться отсюда.
Эльф возблагодарила Господа, хотя в его пока ясно угадывалось предостережение.
К несчастью, этой ночью Лизетт должна исчезнуть. Она планировала приключение на одну ночь, но теперь едва ли сможет выдержать до утра.
Что произойдет, если девушка во всем признается? Сможет ли граф отказаться от злобы и ненависти? Человеку, которого она узнала сегодня ночью, неведомы эти пагубные чувства.
Он отпустил ее руку, и теперь она могла его только слышать.
— Пол выложен плиткой.
Отложив на время безрадостные раздумья, Эльф выбралась из гроба и направила все усилия на то, чтобы сориентироваться.
— Не могу больше выносить эту темноту. Я согласна даже на клочок ночного неба в окне.
— Или шум. Если это гостиница, то удивительно тихая.
— Но сейчас глухая ночь.
— Все равно.
Эльф встала. Один чулок съехал вниз, напомнив ей, насколько неприлично она одета. Девушка принялась шарить в гробу в поисках подвязки и налетела на Уолгрейва.
— Извини.
Стараясь сохранить равновесие, она дотронулась до чего-то мягкого.
Эльф быстро отдернула руку. Это были интимные части его тела! Почему-то коснуться их случайно показалось ей непристойным, а трогать сознательно — нет.
Форт фыркнул и, нащупав ее руку, притянул к себе. К ткани.
Он вложил что-то в ее руки, и она догадалась, что это монашеская накидка.
— А тебе она не нужна? У меня есть сорочка.
— В темноте я обойдусь без единой нитки. Надень ее.
Мысль о том, что он расхаживает в темноте абсолютно голый, странным образом повлияла на способность Эльф держать равновесие. Она с трудом устояла на ногах, пока надевала накидку.
Одеяние обволокло ее, мягкое, и теплое. Она двинулась назад за подвязкой и чуть не упала, споткнувшись о подол.
— Ой, слишком длинная.
Он нашел ее в темноте и занялся подолом.
— Так и есть. Насколько мне известно, здесь нет ножа, придется оборвать. Если бы был шнур, мы бы подвязали ее повыше.
Эльф сняла накидку и вернула ему. Он отошел, но она не услышала шороха одежды.
— Ты не надел ее?
— А зачем? — В его голосе звучал смех.
— Ну, чтобы я случайно не задела чего-нибудь.
— Я ничего не имею против.
— Но я имею!
— Примите мои извинения, мисс Утонченность и Этикет. — Послышался шорох. — Все. Теперь я надежно прикрыт.
— Благодарю. — Эльф слышала свой до смешного добропорядочный тон, но ничего не могла с собой поделать. Мысль о том, что он непринужденно разгуливает нагишом, волновала ее.
— А ты?
— Что — я?
— Ты прилично одета?
Очередное напоминание возымело действие. Эльф быстро нашла подвязку и надежно закрепила чулок. Затем она завязала ворот сорочки, чтобы он не болтался на середине груди.
Девушка снова содрогнулась при мысли, в каком виде она предстала перед похитителями.
— Пока это все, что можно сделать, — пробормотала она.
Ах, если бы она оказалась менее порочна и надела сорочку и чулки из хлопка, замышляя это приключение! Но нет. Ей понадобилось нацепить тончайшую шелковую сорочку и нелепые кружевные чулки. Ощупывая себя, Эльф обнаружила, что сорочка порвана в нескольких
