вместе излечит ее от взаимных обид. Только пусть инициатива принадлежит Сэму. Она не хочет, чтобы он видел в ней опытную, поднаторевшую в искусстве соблазнения куртизанку. Это лишь снова откроет старые раны. Нет, они сойдутся в постели как мужчина и женщина, когда-то любившие друг друга.
Сегодня они и без того достигли немалого, сумев спокойно поговорить о том, что жестоко разлучило их на много лет. Конечно, о многом еще не сказано, и, если будет на то воля Господа и Смитона, у них останется время открыть друг другу душу. А после, если они не устоят перед взаимным влечением – а у нее не было сомнений в том, что оно взаимно: никто не знал мужчин так хорошо, как Уилемина, – это и будет последним шагом к исцелению. И тогда круг их жизней непременно замкнется. Тогда он может ехать к своей мисс Фуллбрук и делать предложение.
Ну а пока она будет рада побыть в его обществе, подержать за руку и осмотреть скромные достопримечательности Аппер-Хампдена.
Деревушка была маленькой и очень живописной, окруженной со всех сторон густым лесом, переливавшимся яркими красками осени. Дома располагались группами по периметру площади и в основном были обшиты белыми и черными дощечками. Некоторые крыши были крыты сланцевым шифером, остальные – красной черепицей. В центре площади стоял древний, исхлестанный дождями и обожженный солнцем крест, по бокам которого росли две гигантских березы с низко ниспадавшей массой тонких гибких ветвей. Их ярко-красные и оранжевые листья грудами лежали по всей площади.
Проходя мимо пекарни, сапожной мастерской, кузницы, бакалейной лавки, они болтали о пустяках: о любимых книгах и пьесах, о путешествиях Сэма. Так они незаметно забрели на мельницу, обходя по дороге лужи и грязь, а потом оказались у старой церкви Святой Марии, на северном конце деревни.
Уилемина увлеченно слушала морские рассказы Сэма, сознавая, что, хотя его завербовали силой и поначалу жизнь была пугающей и тяжкой, все же он сумел сделать блестящую для простого рыбака карьеру.
– Ты с таким удовольствием говоришь о своей службе, – заметила она, когда они гуляли по церковному двору, – но тебе наверняка пришлось нелегко. Постоянно жить в опасности!
– Да, бывали дни, когда очень хотелось очутиться на другом краю земли. Особенно когда одолевает болезнь или когда запасы еды и воды заканчиваются, и мы питаемся корабельными деликатесами, о которых тебе лучше не знать. Или во время сильного шторма, когда, кажется, тебя вот-вот смоет за борт и никто и никогда не найдет твое тело. Или в бою, когда от пушечной канонады потом часами звенит в ушах, а пороховой дым лезет в горло и душит тебя. Но по большей части на корабле я чувствовал себя как дома. Да, работа тяжела, и жизнь трудна, но я был счастлив.
– Полагаю, вербовщиков тебе послала сама судьба. Без них ты не узнал бы другой, лучшей жизни.
– Ты права. Сейчас я даже поблагодарил бы их за то, что увезли меня, хотя в то время считал себя самым несчастным на свете. Поначалу мне казалось, что я живу в постоянном напряжении.
– Бедный Сэм! – Она сжала его руку, и он положил поверх ее ладони свою. – Но тебе удалось выжить. Потому что был достаточно упрям и заставил себя искать выход.
Сэм кивнул.
– В те дни, когда мое существование простого матроса было чередой унижений и побоев, я преисполнился стальной решимости, державшей меня на плаву. Среди команды было немало злобных типов, готовых превратить жизнь новичка в кошмар наяву. Но я сначала игнорировал их, потом стал отвечать ударом на удар, и они наконец оставили меня в покое. Многие парни моложе меня лазали по мачтам с ловкостью обезьян, а по ночам плечом к плечу качались в узких койках, словно летучие мыши, свисавшие с потолочных балок, но никто не жаловался. Значит, и мне было совестно ныть. Поразительно, как быстро можно привыкнуть к самым суровым условиям! Уже через месяц я был на корабле как дома и скоро обнаружил, что мне это даже нравится. – Сэм остановился и повернулся к Уилли. – И хотя другие насильно завербованные матросы дезертировали при первой возможности, я никогда об этом не думал. Как бы я ни тосковал по тебе, все же не забывал о чести. Не мог представить, что приеду домой с клеймом дезертира.
– Как ты, должно быть, огорчился, узнав, что я слишком легко расстались со своей честью!
– Уилли! Перестань себя терзать!
– Но ведь это правда, не так ли?
– Никогда не забуду выражения твоего лица, когда я появился в ложе! Ведь ты считала меня мертвым. Потрясение, разочарование, гнев – все это я видел в твоих глазах. А сам я был зол, но сердце мое разрывалось. К тому времени я несколько лет провел на корабле и видел немало… женщин, продающих себя мужчинам. Мне было противно думать о тебе как об одной из них.
– Но я не была одной из них.
Нет, она никогда не была простой шлюхой. Скорее, дорогой куртизанкой.
– Я это знал. Но в то же время не мог выбросить из головы образ уличной потаскушки. Едва мы приходили в порт, на нас буквально набрасывались проститутки. Они любят, когда матрос сходит на берег: тогда в его кармане обязательно звенят призовые деньги, которые он еще до конца ночи истратит на спиртное и женщин. Стоило нам бросить якорь, как они слетались на пристань и буквально набрасывались на команду. – Он нахмурился и посмотрел вдаль, словно увидел этих злосчастных женщин. – Иногда они даже не ждали на берегу, а нанимали шлюпки и приказывали лодочнику грести к кораблю. Представляешь, большие лодки, битком набитые шлюхами! Заметь, что иногда мы проводили в море по полтора года и почти не видели женщин! Вид этих лодок приводил моряков в страшное волнение. Они спускались по трапу и уводили женщин. Зрелище было малоприятным. Бедные, невежественные, отчаявшиеся женщины, давно забывшие о стыде и скромности! – Сэм повернулся к Уилли. Его золотисто- карие глаза были печальны. – Услышав, что и ты пошла по той же дорожке, я только и мог, что представлять всех этих жутких, грубых, жалких особ, способных обслужить десятки мужчин всего за несколько часов.
– Но со мной все было иначе, Сэм, – едва слышно прошептала она. – Уверяю, я никогда не опускалась так низко.
– Знаю. Но это была первая мысль, пришедшая в мою глупую голову, так что можешь представить, как я был расстроен. Страшно было подумать, что ты пошла на это с горя. Прости меня, девочка. Тогда, давным-давно, я был глупым влюбленным юнцом с разбитым сердцем.
Глядя в ее встревоженное лицо, Сэм спрашивал себя, расскажет ли она когда-нибудь правду о том, как началась ее карьера дамы полусвета. Конечно, это не его дело, но так хотелось знать!
Он снова взял ее под руку.
– Пойдем. На площади есть пара каменных скамей. Давай немного отдохнем и насладимся последними лучами солнца.
Они в дружеском молчании прошли церковный двор и зашагали по главной улице. Эта прогулка разом воскресила воспоминания о других, давних прогулках по берегу и скалам, когда улыбки или пожатия руки было достаточно, чтобы чувствовать себя довольными и счастливыми. И перед глазами Сэма сразу всплыло видение: он и Уилли – не та шестнадцатилетняя девочка, а теперешняя Уилли, зрелая, прекрасная чувственная женщина, – идут по саду его поместья в Суссексе. Эта мысль манила его, как парус вдалеке, появлявшийся и исчезавший в тумане. Он вдруг ощутил мгновенную волну желания, но тут же взял себя в руки. Даже если у них и есть будущее… нет, это совершенно невероятная фантазия. Уилли – столичная штучка. Она общается с герцогами, князьями и министрами. Она никогда не будет счастлива в простом загородном поместье с отставным капитаном. Он должен помнить это и перестать грезить о несбыточном. Кроме того, Уилемина казалась ему совершенной незнакомкой. И хотя временами он все еще видел в ней юную Уилли, эту женщину он не знал. Сдержанная, проницательная, спокойная. И чертовски желанная.
Когда они подошли к скамьям, Сэм сбросил плащ и расстелил на все еще влажных камнях. Уилли первой прервала долгое молчание.
– Мне очень жаль, Сэм, – сказала она, положив ему руку на плечо, – но я все еще страдаю из-за того, что так ранила тебя. Прости меня. Я хочу, чтобы ты знал: я сожалею обо всем.
Сэм поднес ее руку к губам и поцеловал.
– Знаю, девочка моя. Я просто привык считать тебя своей. И бережно хранил в памяти воспоминание о ночи, проведенной на сеновале твоего отца.
Когда он впервые разыскал ее в театре, чувство собственника побудило его верить, что сплетни лгут, но все изменилось в тот момент, когда он увидел ее, окруженную толпой обожателей. Он был поражен ее видом. Ей был всего двадцать один год, но выглядела она старше. Нет, не увядшей. Она была прекрасна, неотразима, блистательна, но та деревенская простушка, пухлая и круглощекая, исчезла бесследно. На ее месте была грациозная и стройная молодая женщина. И больше всего о переменах говорило выражение ее лица – Уилли выглядела искушенной, мудрой и проницательной. Девушка, которую он оставил в Портруан-Коув, повзрослела. И от нее нельзя было оторвать глаз. Больше она не была его Уилли. Она сумела избавиться даже от корнуэлльского выговора. Она стала настоящей лондонской леди. И она больше не принадлежала ему.
– Несмотря на твой гнев, я по глазам видела, о чем ты думаешь, – вздохнула Уилли. – В тот момент меня одолевали те же мысли. Но я постаралась спрятать их под маской надменности и презрения в надежде, что ты станешь держаться подальше от меня. – Она тихо засмеялась. – Но через пять лет ты вновь возник у меня на пороге. Гордый лейтенант.
Сэм тоже улыбнулся, хотя со стыдом вспоминал о той встрече. Он сам не знал, почему решил отыскать Уилли.
– Да. Новенький мундир, пряжки на туфлях сверкают, медали блестят на груди. Я вернулся с
