неожиданно свалившиеся ему деньги. Оставшиеся юани у него отобрали и вернули китайцам, а самого надолго отправили на гауптвахту.
К сожалению, подобные случаи были не единичны. Дальний и Порт-Артур соединяли две дороги: южная проходила вдоль берега моря, северная петляла между сопок. На северной дороге у Волчьих гор китайцы развернули целую базу, где покупали у наших солдат все подряд, особенно ценились ими изделия из цветных металлов, автомобильные колеса (шли для повозок), разные механизмы. Как-то раз трое солдат-танкистов угнали из парка танк и, даже не смыв с башни номер, продали его на этой базе за три мешка юаней, взвалили мешки на плечи и пошли было восвояси. Но китайцы попросили их отогнать танк дальше в горы. Танкисты согласились и через сопки привели танк на свое место в парк. Обманутые китайцы подняли скандал, к тому же они запомнили бортовой номер. Аферистов быстро разыскали, и это громкое дело рассматривалось на Военном совете.
Достать деньги на выпивку было только половиной дела. В магазинах Военторга спиртное не продавали, поэтому солдаты, да и офицеры покупали (иногда выменивали на бензин или еще что-то) китайскую самопальную водку, брали неизвестно что на закуску. Не зная языка, как-то договаривались, называя китайцев «Мишами» и «Васями». Тяжелые отравления и желудочные инфекции добавили могил на русских кладбищах в Дальнем и Порт-Артуре. Особенно остро эта проблема стояла в пехоте. Летному составу платили хорошо, сержант-стрелок с Ту-2 на месячный оклад мог себе сразу приобрести кожаную куртку, одеяло, дорогой шерстяной отрез и почти за бесценок сшить отличный европейский костюм у портного-китайца. Местное население, в основном, жило крайне бедно, и мы не переставали поражаться некоторым чертам его жизни: публичным казням на площадях, матерям, подкидывающим малолетних детей под колеса машин, людям, спящим ночью прямо на дороге… Зачастую китайцы боялись селиться в добротных японских домах, разбирали их на кирпичи и строили из них ка- кие-то примитивные лачуги.
В январе 1949 года я получил шифровку из Москвы. В ней предписывалось подготовиться к встрече лиц, прибывающих через несколько дней на С-47, лично встретить их на аэродроме в Дальнем. Следовало также приготовить казарму и особняк. Для обеспечения дальнейшего их следования над морем подготовить полк истребителей, полк бомбардировщиков и три «Каталины». Кто и зачем летит — не уточнялось, но об этом запрещалось сообщать кому бы то ни было.
Я отдал необходимые распоряжения, начался срочный ремонт казармы, столовой. Над Желтым морем ходила «Каталина», по радиосигналу ее разыскивали истребители и бомбардировщики. Несколько раз на амфибии вылетал в море и я. Эти приготовления сильно озадачили моих начальника штаба и замполита, но все их вопросы я оставил без ответа.
В назначенный час в генеральской форме с сигнальными флажками в руках я стоял на совершенно безлюдном аэродроме — всех, даже водителей машин удалил за стену и выставил охрану. Наконец С-47 сел и срулил с полосы. Я поставил его на круглую бетонную площадку для почетных гостей, винты остановились, и тогда разглядел в кабине своего давнего, еще по Борисоглебску, приятеля — дважды Героя Советского Союза генерал-лейтенанта В. Грачева. Обычно ему доверяли только самые ответственные полеты: он вел в Тегеран самолет И. В. Сталина, не раз возил Молотова. На мой немой вопрос: «Кто прилетел?» Грачев показал знаками, чтобы я шел к двери. Вскоре она открылась, бортинженер установил стремянку, и в проеме появился в шапке и пальто Анастас Микоян, за ним — недавно снятый Сталиным с должности министра путей сообщения и назначенный руководителем группы советников при ЦК КПК Иван Владимирович Ковалев и сопровождавший их полковник-особист. С Микояном я был знаком раньше и обрадовался, что прилетел именно он, доложил как положено. Анастас Иванович обвел взглядом безлюдный аэродром, автомобили без водителей и вдруг чем-то заинтересовался. Я обернулся — над стеной виднелось множество голов — это личный состав шести полков, жены и дети офицеров не справились с любопытством и пытались разглядеть, кто же прилетел.
Делегация разместилась в гостевом особняке. Все продукты и напитки они привезли в запечатанных контейнерах, особист сам готовил, моего повара отослали. Несколько следующих дней мне пришлось, переложив дела по руководству корпусом на начальника штаба, сопровождать Микояна по его настоянию на предприятия, военные объекты, в Порт- Артур к Белобородову. Заговорив о целях встречи с Мао Цзэдуном, Анастас Иванович поделился, что предстоит отговорить его от намерения в будущем освободить остров Тайвань, так как и сил у КПК для этого недостаточно, и СССР может быть втянут в войну с США 1*. Кроме того, речь на консультациях должна была пойти о проблемах государственного устройства будущей Китайской Народной Республики, о планах по разгрому чанкайшистов.
Перелет Микояна на встречу с Мао Цзэдуном я обеспечивал со своего КП. Самолет над Бохайским заливом сопровождал полк истребителей и две «Каталины». Радиообмен ограничивался только цифровыми кодами, означавшими проход определенных рубежей. Вдруг Грачев вышел на связь открытым текстом:
— Садиться не могу, знаки разложены неправильно. Что делать?
Планом предусматривалось, что над посадочным «Т» будет помещена горизонтальная линия, а над ней треугольник. Китайцы поменяли линию и треугольник местами, да еще треугольник перевернули. Это могло означать и ловушку. Я лихорадочно решал, что же предпринять. Предложил Грачеву пройти над площадкой еще раз, посмотреть, стоят ли в саду машины и сколько их. О машинах мне было известно из шифровки. Когда Грачев доложил, что видит двенадцать автомобилей, я подтвердил, что это соответствует плану, и самолет совершил посадку. Однако напряжение еще долго не спадало. Сами консультации шли во временной резиденции ЦК КПК в поселке Сибопо и завершились успешно. Возвращалась делегация по тому же маршруту и с теми же предосторожностями.
В апреле на одном из аэродромов китайских ВВС произошло ЧП: наш техник пошел ночью в соседнюю деревню, в темноте наткнулся на проволоку аэродромного ограждения, находившуюся под током, и погиб. По распоряжению Красовского тело для захоронения транспортным самолетом отправили в Дальний. В это время мне сообщили из разведотдела, что тем же самолетом вылетела жена Мао Цзэдуна Цзян Цин с дочерью Ли На и еще одной женщиной — как мне сказали, членом ЦК КПК, направлявшиеся в Москву на лечение. Об их прибытии даже мне сначала ничего не было известно, так как этот факт китайцы постарались скрыть от всех разведок. В этом не было ничего удивительного, поскольку в городе еще было полно агентуры чанкайшистов.
Когда дежурный по аэродрому доложил мне о посадке С-47, я немедленно выехал туда, но женщины уже исчезли в городе. По некоторым сведениям, они должны были разместиться в каком-то особняке, и вечером я на служебном большом черном «Бьюике» с водителем медленно колесил по пустынным улицам, на которых стояли богатые особняки, чтобы разыскать их. Интуиция не подвела, и в конце концов мы обнаружили всех троих выходящими из ворот виллы на тротуар. Машина притормозила, я открыл заднюю дверь и знаком показал на сиденье. Женщины были готовы к такому повороту событий, сели в машину, и мы помчались к штабу корпуса.
Ли На внешне показалась мне очень похожей на отца — Мао Цзэдуна. Гостьи поселились на нашей вилле, через день за ними пришел самолет из Москвы. Багажа помимо маленьких сумочек с ними не было никакого. Чтобы скрыть китаянок от любопытных глаз, наломали огромный букет цветущей сакуры, я в летном обмундировании, шлеме, очках сел на переднее сиденье, жена — на заднее сиденье справа и букетом загородила окно, наши пассажирки скрылись в глубине салона. Так мы проехали по городу, и китайцы-полицейские, как ни пытались, отдавая мне честь, сунуть нос в машину, не смогли их
