что обрушилось на меня?'
Пол шагнул в дверь, и Коэн, подпрыгнув, бросился к нему, схватил его, сжал в своих объятиях и боялся выпустить. Он чувствовал жесткую щетину на его лице, крепкую грудь и гибкую мускулистую спину. Всем своим сознанием он ощутил страшную гармонию жизни, которая, убивая одних, оставляет других жить, выбирая это подчас вслепую и пренебрегая справедливостью. И все же справедливостью было, несомненно, то, что Пол пришел сюда, похудевший, с ввалившимися покрасневшими глазами, с нервно подрагивавшими плечами, без конца озиравшийся по сторонам.
— Эй, — сердито окликнул бармен, — мне здесь еще этого не хватало: для таких, как вы, есть другие места. Vite, vite, sortez, sortez!
— Да это совсем не то, на что вы намекаете, — засмеялся Коэн, — просто каждый из нас думал, что другого нет в живых. — Я не мог дождаться тебя в Катманду, — добавил он, подталкивая Пола к столику. — Господи, расскажи же мне, что с тобой произошло!
Бармен подошел к Полу взять заказ.
— Этот парень думал, что ты уже не появишься, — сказал он Полу. — Вы точно не «голубые»? Я-то не против, vous savez, но у меня же и другие клиенты, n'est-ce pas?
— Да нет, — улыбнулся Пол, — са va. Мы обыкновенные американцы. С нами все в порядке. И я выпил бы анисовой водки.
Коэн улыбнулся, ему вдруг стало казаться, что говорить не о чем, и не было слов, чтобы выразить это; к глазам подступали слезы, но он ни за что не подаст виду. Он понимал, что почти все было проиграно, но сейчас в этом не признается, осознавал, что испытывает радость, но радость, смешанную с ужасными воспоминаниями и вопросом чьей-то вины, вопросом, на который он никогда не сможет ответить. Казалось, Пол сидел здесь, откинувшись на стуле, заказывая выпивку так же, как это бывало много лет назад после игры в каком-нибудь дешевом американском баре, где Пол, глотая пиво, хватал девиц за ноги и мир кружился в пьяной радости, радости молодости и наивности.
— Как ты? — спросил Коэн.
— Прекрасно.
— За тобой никто не следил?
— Ни души, старик. Я не оставляю следов.
— Тогда что же ты так долго?
— Я чуть не рехнулся — не знал, где я, — возможно, прошли недели, я даже не помню. В конце концов я выбрался, раздобыл кое-какую одежду, купил британский паспорт за пятьсот долларов и сел в Калькутте на самолет. Прилетел только сегодня днем.
— Они сказали тебе, что это сделал я?
— Ничего они мне не сказали. Я пришел часом позже тебя — подошел к дому, когда они уносили тело Ким. Я обезумел, чуть не разнес пол-Катманду в поисках Стила. По дороге в посольство я узнал, что он убит и все охотятся за тобой. Я быстро сел на самолет до Калькутты и там сломался; жил в каком-то жутком гетто, спал на улице, еле таскал ноги, пока от меня совсем ничего не осталось. Один старик сжалился надо мной — тощим, как изголодавшаяся крыса: он делился со мной своим рисом, когда удавалось раздобыть, паршивым грязным рисом, выброшенным из туберкулезного госпиталя. Я разваливался. Я действительно сломался. — Пол грыз кончик пальца, глядя на стену с пожелтевшими фотографиями скаковых лошадей, пересекавших финишную ленту голова в голову. Коэну хотелось обнять его.
— Я все продумал.
— Ты это о чем?
— Если этот адрес в Нью-Йорке — «Кохлер Импорт-Экспорт» на Фултон-стрит — не фиктивный, мы начнем оттуда. Когда мы узнаем, с кем они связаны в ЦРУ или еще где-то, когда мы будем знать их имена и лица, мы пропечатаем их в газетах.
— А почему нельзя это сделать сейчас?
— Мы пока ничем не располагаем, кроме слов. Какие у нас доказательства, кроме исчезновения нескольких людей? Пол рассмеялся, сложив ладони вместе.
— Да кто тебе поверит? Кто вообще поверит, что ЦРУ или какая-то его группа дала тибетцам атомную бомбу, чтобы они использовали ее против китайцев? — Подавшись вперед, он положил руку Коэну на плечо. — Ты серьезно думаешь, что «Ассошиэйтед пресс» и газеты, которые она подкармливает, могут это напечатать?
— А то, что сказала Клэр, и тот алжирский полковник, и…
Пол покачал головой.
— Не будь наивным, малыш. Для разнообразия взгляни на мир глазами чернокожего. Ты думаешь, что Штаты — это какая-то добродетельная страна? То, чем ты являешься в Штатах, зависит от того, сколько ты украл: если ты — негритос и угнал какой-нибудь старый драндулет — получишь десять лет, а если ты вице-президент и обворовываешь всю страну, ты можешь лишиться своей работы, но стать богаче в качестве так называемого «консультанта». Ты никогда не замечал, как все эти сенаторы, выходя из правительства, становятся «консультантами» — султанами-надуванами?
Коэн усмехнулся.
— Так какое это имеет отношение к нам?
— Мы же идем наперекор всему этому! Если шестьдесят процентов госбюджета США идет на военные расходы, ты сомневаешься, что это — самая крупная отрасль промышленности? Ты думаешь, что эта промышленность не руководит правительством? Выборы? Это же римский амфитеатр, малыш. ЦРУ — правая рука американского милитаризма в международной политике, развязывание войн — вот их работа.
— Ну и что теперь?
— Теперь? Мы едем домой, выбираемся из этого дерьма и начинаем новую жизнь. Мне надо все забыть и лучше не вспоминать.
— А мне — наоборот. Мне не забыть ни одного мгновения последних шести недель.
— В таком случае мы с тобой — разные люди; и пусть каждый идет своей дорогой.
— А как же возмездие, расплата? За смерть Алекса, Ким…
— Не трогай ее имя, Сэм, не пользуйся им как предлогом для какого бы то ни было убийства. Она этого не одобрит. Она не хочет, чтобы за нее мстили.
Коэн оглядел бар.
— Все было по-другому, когда мы были здесь. Всего три года назад.
— Вспоминаешь Сильвию, да?
— Пойдем пройдемся.
В Люксембургском саду Пол кидал голубям крошки сухого батона, а Коэн рассказывал ему о своих приключениях. Когда хлеб кончился, они сели на скамейку, глядя на прыгавших через скакалку девчушек на посыпанной гравием дорожке.
— И что же они теперь будут делать? — спросил Пол.
— Возможно, они думают, что я не узнал об этом датчике и отправился в Ноенвег. Или же что я поселился в почтовом ящике в Страсбурге.
— Странно, что они пожертвовали одним из своих людей.
— Тем, кого застрелила Клэр? Вот насколько им важно заполучить нас обоих; вероятно, они очень боятся. Должно быть, понимают, как мы можем им все испортить.
— А ты все же считаешь, что это была бомба?
— Я верю Алексу. Это были его последние слова. Из оставшихся в живых только мы вдвоем знаем об этом, поэтому-то мы им и нужны.
— Я всегда думал, что с этого и начнется: какие-то террористы, украденная бомба… но я и представить не мог, что это случится сейчас. Мне всегда казалось, что это будет когда-нибудь в будущем и я успею подготовиться…
Коэн рассмеялся.
— К чему подготовиться?
