Друнгу на землю и укутал одеялом, пытаясь унять дрожь. — Позаботьтесь о нем, — приказал Пальсикас. — Разыщите капитана Мейлуса и передайте мой приказ отправиться в лазарет. Потом найдите лейтенанта Дапкиене или лейтенанта Дегутиса, пусть принимают командование второй ротой. — Генерал устало потер глаза и повернулся к Зукаускасу. — Боже мой, я вынужден назначать лейтенантов командирами мотострелковых рот. Три недели назад их главной заботой было положить документ в нужную папку, а теперь они командуют сотнями людей.
Пальсикас замолчал, стараясь отогнать усталость и оцепенение. На протяжении уже нескольких лет офицеры из «Бригады Железного Волка» были его единственной семьей, и очень трудно было сознавать, что они мертвы. В официальной обстановке он называл их по званию и фамилии, но знал их как Анатолия, или Данаса, или Витаутаса, или Кароля. Пальсикас знал их характеры, сильные и слабые стороны. У Масюлиса осталось восемь детей, Друнга был жутким аккуратистом, Мейлус — ловеласом, этаким пижоном, который ходил по барам и кафе Каунаса, выставляя напоказ молодым девушкам свои ордена и медали.
И вот теперь все они были мертвы, или ужасно покалечены, или впали в шок от этой гражданской войны, начатой им, Пальсикасом. И он не мог ничего поделать, кроме как заменить их более молодыми и, конечно, не менее потрясенными офицерами. И если он сам погибнет, то и его заменят кем-нибудь помоложе и, пожалуй, менее опытным. Когда погибают офицеры, их должности занимают сержанты, потом они получают офицерские звания и все начинается сначала…
— Генерал… четвертый батальон ожидает приказа. Нам продолжать атаку конструкторского бюро и секретного здания?
— Подождите с атакой, пока мы не наладим управление батальоном, — ответил Пальсикас. — Здания окружены… никуда они не денутся.
— Генерал, а что это был за самолет? Почему он сначала обстреливал нас, а потом омоновцев?
— Или это был штурмовик ВВС СНГ, который совершил ужасную ошибку, — предположил Пальсикас, — или кто-то другой пытается вмешаться в ход боя. Думаю, он засек, что его захватила РЛС ЗСУ-23-4, и решил, что она представляет для него угрозу, а потом, когда понял, что бронетехника, защищающая конструкторское бюро, тоже представляет для него угрозу, он оставил нас в покое. Но теперь это уже не имеет значения, сегодня он спас нам жизни, так что не будем злиться на того, кто им командовал. А сейчас мне нужны сообщения от нашей зенитной артиллерии, пусть доложат об этом самолете и других воздушных целях. Мы должны закрепиться в комплексе, прежде чем начнется контратака войск СНГ. И пригласите командиров…
— Вертолеты! — крикнул кто-то. — Идут с севера!
Все головы повернулись в этом направлении, но в ночном небе ничего не было видно, только сквозь отдельные пулеметные очереди и выстрелы пушек они могли слышать шум лопастей быстро приближающихся вертолетов.
— Тяжелые вертолеты… штурмовые или десантные, — предположил командир первого батальона подполковник Симас Зобарскас. — Один, может быть, два. Пролетают над конструкторским бюро. Чьи бы они ни были, они не атакуют, по крайней мере, пока.
— Похоже, что все эти самолеты и вертолеты крутятся возле конструкторского бюро, — заметил Пальсикас, заинтересовавшись этим обстоятельством. Он показал на крупные воронки от снарядов пушек, окружавшие четырехметровую ограду конструкторского бюро. — Посмотрите на эти воронки… они расположены точно вокруг ограды, но сама ограда не уничтожена. Они похожи на ловушки для танков…
— Ловушки для танков? — недоверчиво спросил Зобарскас. — Для наших танков?
— Не знаю, — задумчиво произнес Пальсикас. — Но, если бы они хотели не подпустить нас или нашу бронетехнику к конструкторскому бюро, они могли бы сделать это более эффективным способом…
— Другими словами, могли бы просто разбомбить нас! — воскликнул полковник Зукаускас.
— Эти воронки сделаны не бомбами, Виталис, — пояснил Пальсикас. — Я четко слышал стрельбу пушек во время атаки самолета. Один и тот же самолет расстреливал из тяжелых пулеметов омоновские БМП и вел огонь из крупнокалиберной пушки… и, возможно, он же взорвал бензохранилище. Я знаю единственный самолет в мире, который обладает такими возможностями…
— Первая и третья роты сообщают, что за легкими вертолетами следуют тяжелые, с интервалом в пятнадцать секунд, — доложил радист. — Просят разрешения атаковать их.
— Пусть подождут, — приказал Пальсикас.
До сих пор картина была ясной — все подразделения и боевая техника, не входящие в состав «Бригады Железного Волка», являются вражескими. Но теперь картина изменилась. Неопознанный самолет атаковал только бронетехнику СНГ и ЗСУ-23-4, которые пытались его сбить. И если не считать зенитные самоходки, то он не трогал литовцев, а весь свой убийственный огонь сосредоточил на омоновцах.
А сейчас подлетают еще неопознанные вертолеты.
Могут это быть дружественные вертолеты? Если это так, то Пальсикас мог испортить все дело, атаковав их. А мог этот неопознанный самолет принадлежать ВВС СНГ? Пожалуй, нет, ведь совершенно ясно было, что войска СНГ защищают объект, а литовские войска атакуют его. Значит, ошибки тут быть не может: самолет считал обороняющихся врагами, а атакующих — друзьями.
Пальсикас понимал, что тут происходят еще какие-то события. Секретное здание являлось важной целью еще для кого-то…
— Нет, — наконец решил он. — Ни в коем случае не атаковать их без моего специального приказа. Передайте всем подразделениям: не открывать огонь ни по каким воздушным целям над комплексом без моего специального приказа. Мне нужно немедленно выяснить принадлежность этих вертолетов.
Информация об обстановке в зоне высадки поступала к «Молотам» только от двух вертолетов AH-1W «Морская змея», прикрывавших «Призрак», но теперь улетали и они, совершив последний заход над зданием конструкторского бюро.
«Молотам» предстояло заканчивать штурм одним.
— 'Молот', я — «Трещотка», наблюдаю внизу войска, от двухсот до трехсот человек, рассредоточены к востоку и к югу от вашей зоны высадки, — сообщил по командной сети один из пулеметчиков «Морской змеи». — Еще войска, может быть, батальон, движутся с юга на легких БТРах и грузовиках. Батальон, атакованный обороняющимися, производит перегруппировку и организует оборону периметра на западе. Вижу в движении одну установку «Зевс», но пушки у нее подняты, повторяю, подняты в положение для обслуживания.
— Черт побери, что это значит? — спросил лейтенант Маркс.
— Это значит, что они обслуживают пушки, — торопливо вмешался сержант Тримбл. Он все еще был зол на своего командира за то, что тот осадил его в присутствии чужаков. — У 23-миллиметровых пушек «Зевса» стволы очень недолговечны, рассчитаны примерно на три тысячи выстрелов, то есть несколько атак. Поэтому их надо часто менять. Так что эта установка еще боеспособна.
— Но нет никаких сигналов, что нас захватили РЛС, — высказал свое мнение Макланан. — Значит, РЛС у них не работает.
— Это чушь, Макланан, — возразил Тримбл. — Если бы я обслуживал пушки, то на это время отключил бы и РЛС. Они знают, что мы можем уничтожить их по лучу РЛС.
Макланан опустил глаза и не ответил. Он понимал, что Тримбл прав. Желание спасти Люгера затмило в его глазах все опасности, которые их поджидали. Надо было посмотреть правде в глаза — Люгер, наверное, уже мертв.
Тримбл повернулся к Марксу:
— Сэр, в зоне высадки довольно жарко. У нас специальная операция, а не операция по оказанию военной помощи. Нас всего тридцать человек, а внизу как минимум батальон. У нас нет другого выбора, кроме как свернуть операцию. Вы не можете рисковать целой ротой ради этого «зомби»…
У Макланана раздулись ноздри, а Бриггс готов был ударить Тримбла, но лейтенант Маркс быстро вскинул руку и сказал:
— Ты прав, сержант, ты прав. — Он повернулся к Макланану и Ормаку и, как бы извиняясь, пояснил: — Если бы «Спектр» уничтожил все «Зевсы», мы могли бы продолжить операцию, но внизу имеется еще
