средневековье!
— Это дом Эвелин, не мои. Уверяю тебя, что ни мне, ни маме никогда не нравилось здесь.
— Но ты пользовалась привилегиями и богатством с самого рождения.
Анна чувствовала, что Филипп решил подразнить ее, и не удержалась, чтобы не ответить колкостью.
— А ты? Личные самолеты и лимузины вряд ли говорят об аскетизме.
— Я сам заработал каждый пенни своего состояния.
— Да и я не ленилась, дорогой. Никогда ничего не выпрашивала ни у матери, ни у Эвелин. Все, что имею, — это заработано мною.
Филипп взял ее за талию и легко повернул, подталкивая к постели. Анна не удержалась и рухнула на нее, успев только сбросить в последний момент туфли, которые с шумом упали на пол.
— Избалованная, высокомерная.
— А ты свинья!
Филипп убрал волосы с лица Анны. Огонь заиграл красными бликами в его глазах:
— Избалованный ребенок. Трахаешься, как богатая, избалованная девчонка, говоришь и сердишься, как избалованный ребенок.
— Все, мое терпение лопнуло! — с сердитым смехом выпалила Анна и принялась молотить кулачками по мускулистой руке Филиппа.
— Хорошо, хорошо, — только и приговаривал он. — Прекрасная игра, дорогуша. А теперь — коктейль или горячая ванна — что выбираешь?
— Чудовище! — Анна понимала, что в его словах есть правда; секс с Филиппом был для нее таким необычным. — Я никогда не занималась этим в ванной. Что ты от меня хочешь? Что-нибудь из «Кама сутры»? Да?
Филипп мягко поиграл ее грудями.
— Тебе не отличить «Кама сутру» от дерби в «Кентукки».
— Так чего же ты хочешь? Чего-нибудь неприличного?
Филипп расхохотался.
— А как ты это себе представляешь?
Анна вздрагивала каждый раз, когда пальцы Филиппа касались ее сосков.
— Не знаю. Думаю, у меня нет достаточного опыта. Ты сам меня научишь.
Филипп нежно поцеловал Анну в губы.
— Мне нечему тебя учить. Я люблю тебя такой, какая ты есть.
— Тогда на что же ты жалуешься?
— Я и не жалуюсь. Просто сказал, что ты трахаешься, как богатая, избалованная девчонка.
— Ты хочешь сказать, что активен только ты. Но я не знаю, как вести себя с тобой. Когда мы с тобой близки, я не знаю, где я — в аду или раю. А ты разве сам не догадался об этом?
Филипп помолчал. Затем взял край ее свитера и начал стягивать его. Анна подняла руки, чтобы помочь Филиппу. Она тряхнула волосами, и ее груди поднялись как два маленьких вулкана в отблесках огня. Филипп поцеловал каждый сосок.
— Мне нравится, как пахнет твоя кожа — словно солнце и персик.
Желание буквально переполняло Анну.
— О, Филипп, прости, если я не очень хороша с тобой в постели.
— Совсем нет. Ты сводишь меня с ума. Ты похожа на греческую амфору.
Филипп неожиданно замолчал, нащупав рукой черные чулки на резинках и тонкую полоску, едва закрывающую треугольник вьющихся волос.
— Я оделась так для тебя, — прошептала Анна.
— Для меня?
— Это тебе мой рождественский подарок. — Анна вдруг застеснялась. — Тебе не нравится? Ведь мужчинам нравятся чулки на резинках.
— Ммм…
Филипп наклонился и поцеловал шрам на бедре, который остался от удара гаечным ключом. Выглядел он еще ужасно, но доктора сказали, что со временем он исчезнет и станет незаметным. Как сотрется в памяти и сам вечер в Джипсэме.
— Во всяком случае, мой опыт подсказывает мне, что это так, — произнесла Анна, подняв одно колено так, чтобы ноги в чулках соблазнительно потерлись одна о другую.
— Сколько же, дорогая, у тебя было любовников?
— Много.
— Много?
— Да.
— Сколько же?
— Трое.
— Расскажи мне о них, — потребовал Филипп, снимая с Анны чулки.
— Что же ты хочешь знать?
— Расскажи для начала о первом. Кто лишил тебя невинности.
— Что это? Допрос?
— Да, причем инквизиторский. — Филипп обмотал один конец чулка вокруг запястья Анны, а другой привязал к спинке кровати.
— Что ты делаешь? — прошептала Анна.
— Люблю кровати с высокими спинками. Так расскажи мне о своем первом любовнике. Как его звали?
— Ден. Даниель.
Сейчас Анна чувствовала себя необычно, лежа в полной темноте с поднятыми над головой руками. А Филипп между тем снял второй чулок.
— Он работал на киностудии в Белфасте, редактором. У него была жена и двое детей.
— А сколько лет было тебе?
— Немного.
— Кто же кого соблазнил?
— Он меня. Я была еще совсем невинна. Он даже не сказал мне сначала, что женат.
— Ну и как ты чувствовала себя в первый раз?
— Очень хорошо. — Анна нервно засмеялась. — Очень странно, Филипп, исповедоваться тебе, да еще в полной тьме.
— А оргазм ты испытала тогда?
— Не помню.
— Об этом ты должна помнить.
— Думаю, что нет. Я очень нервничала. И он тоже. Представь себе это чувство вины.
— Вины? — Филипп обвязал второй чулок вокруг свободного запястья Анны. — Почему вины?
— Его воспитывали в традициях католической семьи — все ведь случилось в Ирландии. Но эти обстоятельства придали всему особое возбуждение, хотя и убили что-то во мне навсегда. Ведь я впервые спала с мужчиной.
Филипп между тем завязал чулок вокруг запястья другой руки и начал привязывать его к спинке кровати.
— Ну а позднее у тебя были оргазмы?
— Я же здоровая женщина. И ты это прекрасно знаешь. Филипп — это все необычно.
— Расстроена?
— Немного нервничаю.
— Не надо, — спокойно сказал Филипп. — Ты сейчас чертовски сексуальна. — Он коснулся кончиками пальцев губ Анны. — Я привязал тебя слабым узлом. Один хороший рывок — и ты свободна.
Анна попробовала, насколько силен узел.
— Но ты ведь не хочешь освободиться, не правда ли?
