— Простите. О Джозефе я всегда думаю как о мальчике. Но вы совершенно правы. Тогда Джозеф уже был сорокалетним мужчиной и очень пострадавшим в этой жизни. Все его лицо было в шрамах и изуродовано, несмотря на пластические операции. Теперь он уже не походил на представителя богемы.
— Но это был Джозеф, так? — вновь спросил Филипп.
— Мой отец в этом не сомневался. У Джозефа оказались нужные бумаги, которые полностью подтвердили его личность. Но и без этого, я думаю, отец сразу же узнал сына своих давних друзей, несмотря ни на какие изменения.
— Можно ли поговорить с вашим отцом? — спросил Филипп.
— К сожалению, отец мой скончался в тот же год, через несколько месяцев после возвращения Джозефа. Сердечный приступ.
— А как Джозеф объяснил свое столь долгое отсутствие, мистер Лефковитц?
— Этого я не знаю. Но на основании вашей информации все мало-помалу проясняется. Как я уже говорил вам, меня в тот момент не было в офисе, но я дважды разговаривал с отцом перед его смертью по этому поводу. Речь шла об уплате налогов и прочем. Помню, что отца сильно потрясло возвращение Джозефа; ведь он в течение многих лет считал его мертвым. Джозеф словно вышел из могилы. Интересная история, не правда ли?
— Мистер Лефковитц, — с нетерпением вмешалась Анна, — пожалуйста, скажите нам, где мы можем найти Джозефа сейчас?
— Мисс Келли, вы мне предлагаете нарушить конфиденциальность клиента.
— Но мы хотели бы знать это.
— Простите, но здесь я должен прервать свой рассказ. Моя история кончается именно здесь.
— Тогда хотя бы скажите, жив он или нет?
— Фирма прекратила представлять интересы Красновских с 1960 года. Больше я вам ничего не могу сказать.
Вежливо, но твердо Лефковитц дал понять, что дальнейшие расспросы уже ни к чему не приведут.
— Мистер Лефковитц, — настаивала Анна, — я хочу сказать, что мы не продвинулись в своих поисках.
— Как знать. Записи в фондах Красновского доступны. Это и есть подсказка, мисс Келли.
С этими словами Лефковитц передал папку Филиппу и, поклонившись, вышел.
Анна с Филиппом последовали за ним. В кабинете были две двери, чтобы ожидавшие в приемной не могли встретиться с теми, кто выходил из кабинета. Адвокат вывел посетителей через вторую дверь, и они оказались в небольшой гостиной, которая также была уставлена полками с книгами. Адвокат решил задержаться в этой комнате.
— Моя личная библиотека. Это все материалы по холокосту.
Анна принялась разглядывать корешки бесчисленных томов.
— Похоже, что вам пришлось заняться самым настоящим исследованием.
— Тема обязывает. Она привлекает меня не только из соображений гуманности. С точки зрения юриспруденции холокост — величайшее преступление во всей истории человечества. Десять миллионов человек были убиты и ограблены сотней тысяч разбойников. Сумма ущерба сегодня равна триллионам долларов, не считая недвижимости. Причем назад было возвращено меньше одного процента. Как еврей, я подавлен, как юрист — увлечен.
— Просто никого не осталось, чтобы требовать возмещения убытков.
— Совершенно верно. Целые города были уничтожены в лагерях. Только очень немногие выжили после войны, но они встретились с бессердечием и бюрократизмом. А награбленное по-прежнему находится в неправедных руках. В швейцарских банках никто не может коснуться этого золота.
— Может быть, это объясняет хоть в какой-то мере причины холокоста? Похоже, что это убийство из корыстных целей.
— Ничто не может объяснить причины подобного преступления. Но добыча действительно была огромной. Она шла из Освенцима и других лагерей в третий рейх, главным образом — в управление контрразведки.
У дверей Лефковитц пожал им руки, сказав на прощание:
— Надеюсь, вы его найдете. После всего, что вы знали, это было самым главным достижением.
— Что вы имеете в виду?
— Вы установили, что Джозеф Красновский вернулся из царства мертвых.
— Ты уверен, что этих сведений достаточно, чтобы напасть на след? Ведь прошло более тридцати лет, — нерешительно спросила Анна Филиппа.
— Все, что нам остается, — это надежда, — пожал в ответ плечами Филипп. — Мои адвокаты сделают все, чтобы уцепиться даже за самый малый след, о котором говорил Лефковитц. А пока запасись терпением.
— Мне кажется, что я все ближе и ближе подбираюсь к нему.
Квартира Филиппа поражала своеобразной элегантностью. Мебель — смесь антиквариата и модерна. Картины — в основном абстрактная живопись в спокойных серых тонах — на стенах кремового цвета. Огромные окна давали великолепное освещение, а с высоты пятнадцатого этажа открывался потрясающий вид на парк.
— Не могу передать тебе, что я почувствовала в тот момент, когда Лефковитц отдал мне фотографию, — продолжила разговор Анна. — Нечто неведомое открылось во мне для самой себя.
— Анна, научись управлять своими эмоциями. Мы почти достигли цели, так что всякое может быть, и надо держать себя в руках.
— Но как? Все происходящее просто сводит меня с ума. Я не перестаю думать об этом даже во сне, Филипп. Только ты помогаешь мне оставаться в норме.
Он обнял ее сильными руками.
Анна тут же почувствовала, как нужен ей он, с его силой и уверенностью. С тех пор как она нашла дневник в сейфе матери, по-настоящему только Филипп продолжал расследование. Постепенно Анна отошла на второе место, погрузившись почти полностью в свои смутные переживания.
Она, всю жизнь занимавшаяся журналистскими расследованиями, с радостью передала бразды правления своему любовнику.
Выпустив Анну из объятий, Филипп мягко произнес:
— Давай что-нибудь выпьем. А может быть, сходим куда-нибудь?
Анна отрицательно покачала головой.
— Я не совсем хорошо себя чувствую. Мысленно я все время возвращаюсь к тому, что сказал Лефковитц. Неужели у евреев забрали безвозвратно все их имущество?
— Похоже на правду.
— Но куда же делись эти сокровища? Ведь почти всех нацистов схватили и осудили. Неужели ни с кого нельзя потребовать взятое назад?
— Это не так легко сделать. Они же не оставили награбленное просто так?
— Так где же все это? Как сказал Лефковитц, в основном в швейцарских банках. А часть награбленного была уничтожена во время войны. Определенное количество разошлось среди союзников, когда подбиралось в качестве трофеев все, что плохо лежало; часть спрятана в заброшенных шахтах, на дне озер, в пещерах на оккупированных в прошлом территориях. — Филипп подошел к бару и занялся коктейлями. — Награбленное также осело в Латинской Америке, куда нелегально переправлялись немало фашистов. Но швейцарские банки — это самое надежное. Почти до самого конца войны именно нейтральная Швейцария находилась под непосредственным влиянием фашистской Германии. Там легче всего было спрятать награбленное. — Филипп налил два мартини и передал бокал Анне. — Кстати, до войны большинство богатых евреев также хранили именно в швейцарских банках свои сбережения. Во время холокоста эти счета не аннулировались, а так и оставались в банке, который уже давно выполнял роль государственного департамента.
