— Его зовут Клаус Оскар фон Ена. — Филипп посмотрел в сторону Каплана. — Он был сыном веймарского фермера, который занимался разведением цыплят. Но сынок решил посвятить себя военной карьере. Он возглавлял особое подразделение СС «Мертвая голова» и занимался уничтожением беглых евреев в восточной зоне.
— Нацист!
— Да, и довольно крупный. В 1943 году он стал одним из самых молодых шефов СС. Это было большим достижением.
— Продолжайте, — велел Каплан. Рамон по-прежнему целил в грудь Филиппу.
— Он лично отвечает за смерть десятков тысяч человек. Фон Ена отличался такой жестокостью, что шокировал этим даже своих собратьев по преступлениям. Эсэсовцы сами начали составлять досье на этого человека еще в начале 1944 года, но ему удалось выйти сухим из воды, не так ли, Клаус?
— Меня просто разжаловали из оберфюреров СС, вот и все, — слегка улыбнулся Каплан.
— Да. Его назначили комендантом лагеря Варга. Ты видела его фотографию там. Тогда он был значительно моложе и не имел этого шрама.
Анна взглянула на человека, который по-прежнему держал ее за руку.
— Если бы русским удалось схватить коменданта, его повесили бы вместе с остальными. Но он оказался слишком умен. Клаус и часть преданных ему офицеров решили бежать любой ценой, когда развязка казалась уже неизбежной. Организацию свою они назвали «Ртуть». Каждый член этой организации должен был добыть подлинные документы человека — американца или англичанина. Используя необходимые бумаги узника в неразберихе последних дней, каждый из них был почти уверен в успехе. Фон Ена выбрал для этой цели Джозефа Красновского.
— Во всяком случае, мы были очень похожи. Это оказалось решающим фактором, — прошипел Каплан.
Анна посмотрела теперь на старика совершенно другими глазами. Отныне она знала, что за этой внешней оболочкой скрывается ужасающее зло. И надо же было оказаться такой глупой, такой наивной, чтобы попасться этому злу прямо в руки.
Неожиданно Анна вспомнила о картинах, висевших в гостиной. Теперь она узнала этот стиль. Стерильный добротный стиль художников третьего рейха.
Каплан продолжал играть тяжелым охотничьим ножом:
— Вы оказались очень умны, мистер Уэстуорд. Ни при каких других обстоятельствах я бы не отважился выдать себя за Джозефа Красновского. Но мне надо было пересечь русскую границу любой ценой, чтобы оказаться в Швейцарии или в Ватикане. Но я поставил на проигрышный номер.
— Русские тебе не поверили. Они поняли, что ты не Джозеф Красновский, тем более что уже слышали про организацию «Ртуть».
— Меня пытали не один месяц, но так ничего и не добились.
— А затем словно забыли.
— Если это и было забвение, то оно показалось мне очень страшным. В течение пятнадцати лет я находился в самом настоящем аду, мистер Уэстуорд. Вы даже представить себе не можете, что это такое. Даже самый кошмарный сон не идет ни в какое сравнение с тем, что мне пришлось испытать. Понять это просто невозможно.
— Но вы все-таки выжили.
Рамон переступил с ноги на ногу, по-прежнему направляя ствол ружья на Филиппа.
— О да. Я был рожден для того, чтобы выживать в любых условиях. И через пятнадцать лет я все- таки оказался в Швейцарии. Фонды, которые находились в Цюрихе, куда-то исчезли. Другие члены нашей организации сочли меня мертвым и переселились в Южную Америку. Они взяли с собой почти все, оставив только маленький пистолет и горсть алмазов. Мне оставался один путь.
— В Америку, чтобы завладеть наследством Красновского.
—
— Значит, все дело заключалось в Сауле Лефковитце?
— Совершенно верно. Именно в старом адвокате-еврее.
— Прекрасный результат, как сказал бы его сын, Дэвид Лефковитц.
Каплан в знак признательности иронически склонил слегка свою седую голову.
— Прорваться сквозь бюрократические рогатки — одно дело, а обмануть людей, лично знавших Красновского, — совсем другое. Сначала я провел эксперимент с дедом мисс Келли. Для меня это было очень важно. Во время допроса Красновский рассказал мне все о Дэвиде Годболде. Ведь очень важно было вытрясти из человека все мельчайшие подробности его жизни. Поначалу я даже не обратил особого внимания на сведения об этом человеке. Но здесь вновь судьба мне улыбнулась. Именно Дэвид Годболд вывел меня на Лефковитца. Для встречи с Дэвидом я специально отправился в Англию. Представился как Джозеф Красновский. Его реакция была поразительной. Он не сомневался ни секунды. Годболд был преисполнен отчаяния и стыда. Он упал передо мной на колени и начал просить прощения. Поэтому застрелить его не составляло особого труда. Кстати, — обратился вдруг Каплан непосредственно к Анне, — точно так же я застрелил и самого Красновского. Одна пуля в затылок — и все. Он был благодарен за освобождение от мук.
— А Саула Лефковитца?
— Он тоже плакал, — слегка хихикнул Каплан. — К этому времени я уже точно знал, что если мне удалось обмануть боевого товарища Красновского, то ввести в заблуждение старого еврея-адвоката не составит особого труда, тем более что тот не видел своего клиента двадцать лет. Представление, надо сказать, удалось на славу. Старый еврей плакал как дитя. — Неожиданно Каплан бросил быстрый взгляд в сторону горизонта. — Кажется, ваши друзья из полиции не торопятся, мистер Уэстуорд. Что-то я их не вижу.
— Солнце поднимается все выше, — заметил Рамон, прижав приклад к щеке. — Нам надо ехать, мистер Каплан.
— Зачем торопиться?
— Скоро должны найти ее автомобиль. И тогда начнутся розыски.
— Времени у нас достаточно. Надо кое-что придумать и для вновь прибывшего. — Каплан выразительно взглянул на Филиппа. — К великому сожалению, у меня нет цианистого калия, который так помог мне в деле с Лефковитцем. Но, может быть, проще всего было бы застрелить этого искателя приключений, а затем скрыться где-нибудь в Южной Америке? Я уже заранее приготовил там себе убежище и переправил часть наследства… Но, кажется, мистер Уэстуорд собирается что-то сказать нам напоследок. Что касается этой глупой романтической девочки, то она оказалась в дерьме из-за того, что решила найти своего бедного дедушку, но вы, мистер Уэстуорд? Вы-то как сюда попали?
— Я искал вас всю жизнь, — спокойно и сухо произнес Филипп.
— Правда? И кто же вас послал? «Моссад»? Симон Вейзенталь?
— Никто.
— Значит, вы еврейский Робин Гуд?
— Нет. Я ваш сын.
Тишина стала абсолютной, и Анна ощутила, как разжались пальцы старика, сжимавшие ее запястье. Тяжело дыша, она уставилась на Филиппа, а он не отрываясь смотрел на старика.
— Мой сын? — Каплан неожиданно рассмеялся. — Вы с ума сошли. Вы же еврей!
Филипп отрицательно покачал головой. Взгляд его голубых глаз был совершенно спокоен:
— Нет. Я немец. Я родился в 1945 году в Берлине, и мое имя — Филипп Манн. Мою мать звали
