— Ты видел эту чертову писанину в «Пост»?
— Да, видел. От кого просочились эти сведения?
— Кто знает. Директор получил список в субботу утром лично из рук президента с совершенно недвусмысленными требованиями в отношении секретности. В последующие дни он не показывал его никому, но тем не менее сегодня утром выходит эта статья с именами Прайса и Маклоуренса. Войлз был вне себя от ярости, когда позвонил президент. Он сорвался в Белый дом, и между ними произошла небольшая драчка. Войлз пытался напасть на Флетчера Коула, но был остановлен Льюисом К.О. Сцена была отвратительная.
Каллаган внимал каждому его слову.
— Это очень хорошо.
— Я рассказываю тебе это для того, чтобы позднее, после нескольких стаканов вина, ты не ждал от меня остальных имен из этого списка. Я стараюсь быть твоим другом, Томас.
— Продолжай.
— В любом случае утечка не могла произойти у нас. Это невозможно. Она должна была произойти в Белом доме. В нем полно людей, которые ненавидят Коула, и все утекает оттуда, как из гнилой трубы.
— Возможно, утечку организовал сам Коул.
— Может быть, и так. Он скользкий ублюдок, и кое-кто считает, что он раскрыл имена Прайса и Маклоуренса для того чтобы напугать всех, а затем уже назвать двух кандидатов, которые покажутся более умеренными. Это похоже на него.
— Я никогда не слышал о Прайсе и Маклоуренсе.
— Ну слушай. Оба они очень молоды, им слегка за тридцать. Мы еще не проверяли их, но они, похоже, являются радикальными консерваторами.
— А остальные в этом списке?
— Ты торопишься. Я пропустил всего два пива, а вопрос уже сорвался у тебя с языка.
Официант принес напитки.
— Я хочу немного грибов с крабами, — сказал ему Вереек, — так, на закуску. Я умираю от голода.
Каллаган передал свой пустой стакан.
— Принесите мой заказ тоже.
— Больше не спрашивай, Томас. Ты можешь вынести меня отсюда часа через три, но я все равно не скажу. Давай договоримся, что Прайс и Маклоуренс являются типичными фигурами для всего списка.
— Все неизвестные личности?
— В основном да.
Каллаган медленно потягивал скотч и качал головой. Вереек скинул пиджак и ослабил галстук:
— Давай поговорим о женщинах.
— Нет.
— Сколько ей лет?
— Двадцать четыре, но очень зрелая.
— Ты мог быть ее отцом.
— Мог. Чем черт не шутит.
— Откуда она?
— Из Денвера. Я уже говорил тебе об этом.
— Я люблю западных девочек. Они такие независимые и нетребовательные. И к тому же склонны носить «Ливайс» и иметь длинные ноги. Я, наверное, женюсь на такой. У нее есть деньги?
— Нет. Ее отец погиб в авиационной катастрофе четыре года назад, и мать получила хорошую компенсацию.
— Тогда у нее есть деньги.
— Ей хватает.
— Надо думать, что хватает. У тебя есть фото?
— Нет. Она не внучка и не пудель.
— Ну почему ты не захватил ее фотографию?
— Я скажу ей, чтобы она прислала тебе одну. Почему это тебя так развлекает?
— Умора. Великий Томас Каллаган, у которого было полно женщин, влюбился по уши.
— Я не влюбился.
— Это, должно быть, рекорд. Сколько уже, девять или десять месяцев? Ты поддерживаешь устойчивые отношения почти год, не так ли?
— Восемь месяцев и три недели, но не говори никому, Гэвин. Это нелегко для меня.
— Твоя тайная жена. Ну, расскажи подробнее. Какой у нее рост?
— Сто семьдесят, пятьдесят четыре килограмма, длинные ноги, джинсы в обтяжку, независимая, без претензий, этакая типичная западная девочка.
— Я должен найти себе такую. Ты собираешься жениться на ней?
— Конечно, нет. Допивай свой стакан.
— Она у тебя одна?
— А у тебя?
— Конечно, нет. Никогда не ограничивался одной. Но мы говорим не обо мне, Томас, мы говорим здесь о Питере Пэне, Каллагане Холодной Руке, человеке с ежемесячно меняющимся представлением о женской красоте. Скажи мне, Томас, но только не лги своему лучшему другу, а просто посмотри мне в глаза и скажи: неужели ты докатился до моногамной связи?
Навалившись на стол всем телом, Вереек смотрел на него во все глаза и глупо улыбался.
— Не так громко, — сказал Каллаган, оглядываясь по сторонам.
— Ответь мне.
— Назови остальные имена из списка, и я отвечу тебе.
Вереек отвалился от стола.
— Прекрасный ход. Я думаю, что твой ответ должен быть утвердительным. Ты влюбился в эту девицу, но не хочешь признаться в этом. Мне кажется, что ты у нее на крючке.
— О’кей, я у нее на крючке. Тебе стало легче?
— Да, намного легче. Когда я смогу увидеть ее?
— Когда я смогу увидеть твою жену?
— Ты запутался, Томас. Это совершенно разные вещи. Ты не хочешь видеть мою жену, я же горю желанием посмотреть на Дарби, понимаешь? Заверяю тебя, они совершенно разные.
Каллаган улыбнулся и отпил из стакана. Развалившись на стуле, Вереек скрестил ноги в проходе и поднес к губам зеленую бутылку.
— Ты уже хорош, дружище, — сказал Каллаган.
— Мне жаль. Я пью слишком быстро.
Грибы подали в шипящих кокотницах. Вереек отправил в рот сразу два из них и теперь яростно жевал. Каллаган наблюдал. Шивас приглушил чувство голода, и он решил подождать с едой несколько минут. В любом случае алкоголь ему нравился больше, чем пища.
Четверо арабов шумно уселись за соседний столик, громко тараторя на своем языке. Все четверо заказали виски «Джек Даннель».
— Кто убил их, Гэвин?
С минуту тот продолжал жевать, затем с усилием проглотил.
— Даже если бы я знал, то не сказал. Но, клянусь, я не знаю. Это уму непостижимо. Убийцы исчезли бесследно. Все было тщательно спланировано и безупречно исполнено. Ни одной улики.
— Почему такое сочетание?
Он отправил в рот очередной кусок.
— Здесь все очень просто. Просто настолько, что можно не обратить внимания. Они были легкоуязвимы. У Розенберга не было охраны в его городском доме. Любой воришка мог войти и выйти. А несчастный Джейнсен слонялся ночами по таким местам… Они были беззащитны. В точно назначенное время каждый из них умер, остальные семеро судей имели агентов ФБР у себя дома. Вот почему были выбраны эти двое. Они были глупые.
