Изложение фактов заняло четыре страницы, следующие три страницы она заполнила краткими историями сторон. Это было несколько утомительно, но он продолжал чтение, так как оно уже захватило его. На восьмой странице обобщался ход судебного разбирательства, на девятой упоминалось об апелляции, а последние три раскрывали невероятный след, ведущий к устранению Розенберга и Джейнсена из Верховного суда. Каллаган сказал, что она уже отказалась от этой версии, да и из текста было видно, что в конце концов ее задор пропал.
Однако изложение читалось с большим интересом. В какой-то момент он забыл о своем плачевном состоянии и прочел тринадцать страничек студенческого текста, лежа на полу, на грязном ковре, отставив миллионы дел, ожидавших его внимания.
Раздался легкий стук в дверь. Он медленно сел, затем быстро вскочил на ноги и подошел к двери.
— Да.
Это была секретарша.
— Извините, что беспокою, но директор хочет видеть вас у себя в кабинете через десять минут.
Вереек открыл дверь.
— Что?
— Да, сэр, через десять минут.
Он протер глаза и тяжело задышал.
— Зачем?
— Меня бы понизили в должности, если бы я задавала такие вопросы, сэр.
— У вас есть зубной эликсир?
— Полагаю, что да, есть. Он вам нужен?
— Я бы не спрашивал, если бы он не был нужен. Принесите. А какая-нибудь жвачка у вас есть?
— Жвачка?
— Да. Жевательная резинка.
— Да, сэр. Она вам тоже нужна?
— Принесите же мне зубной эликсир, жвачку и аспирин, если есть.
Он прошел к своему столу и сел, держась руками за голову и потирая виски. Из приемной доносился звук выдвигаемых ящиков, а затем появилась секретарша с тем, что он просил.
— Спасибо. Извините за резкость. — Он показал на листы с изложением дела, лежащие на стуле у стены: — Отошлите это Эрику Исту, он находится на четвертом этаже. Сделайте от моего имени приписку. Скажите ему, чтобы он посмотрел это, когда у него выдастся свободная минута.
Она взяла дело и вышла.
Флетчер Коул открыл дверь Овального кабинета и с мрачным видом пригласил Льюиса К.О. и Эрика Иста войти. Президент находился в Пуэрто-Рико, пострадавшей от урагана, и директор Войлз отказался встречаться с Коулом один на один. Он посылал своих мелких сошек.
Коул указал им на диван, а сам сел напротив за кофейный столик. Его пиджак был застегнут на все пуговицы, а галстук повязан безупречно. Он никогда не расслаблялся. Исту приходилось слышать удивительные вещи о его привычках. Он работал по двадцать часов в сутки семь дней в неделю, не пил ничего, кроме воды, и питался в основном из автоматов в подвале здания. Он мог читать, как компьютер, и часами ежедневно просматривать служебные записки, доклады, корреспонденцию и горы подготовленных законопроектов. Память у него была отменной. Вот уже неделю они приходили в этот кабинет с ежедневными докладами о ходе расследования и вручали их Коулу, который проглатывал их и держал в памяти до следующей встречи. Если они допускали ошибку в чем-либо, он буквально терроризировал их. Его ненавидели, но не могли не уважать. Как работник он был выше и трудолюбивее их. И он знал это.
Он пребывал в самодовольном одиночестве в стенах Овального кабинета. Его босс был в отъезде, позируя перед камерами, но реальная власть оставалась здесь и правила страной.
Льюис положил на стол толстую пачку листов доклада за последние сутки.
— Есть что-нибудь новое? — спросил Коул.
— Возможно. Французские полицейские, просматривая, как обычно, пленку, отснятую контрольными камерами в парижском аэропорту, опознали, как им кажется, одно лицо. Они сличили пленку с материалом, отснятым двумя другими камерами в зале под разными углами, и затем сообщили в Интерпол. Лицо замаскировано, но Интерпол считает, что это Камель, террорист. Я уверен, что вы слышали о…
— Я слышал.
— Они изучили всю пленку и пришли к убеждению, что он сошел с самолета, прибывшего беспосадочным рейсом из Далласа в среду, примерно через десять часов после того, как было обнаружено тело Джейнсена.
— «Конкорд»?
— Нет, самолет авиакомпании «Юнайтед». Судя по времени съемки и местам расположения видеокамер, они могут следить за всеми выходами.
— А Интерпол связался по этому поводу с ЦРУ?
— Да. Они имели разговор с Глински примерно в час дня.
На лице Коула не отразилось ничего.
— Насколько они уверены?
— На восемьдесят процентов. Он мастер заметать следы, путешествовать таким образом несколько не в его правилах. Поэтому здесь есть в чем усомниться. Мы приложили фотографии и справку для президента. Честно говоря, изучив фото, я не могу сказать что-то определенное. Но Интерпол знает его.
— Он не так уж охотно фотографировался все эти годы, не так ли?
— Да, иначе мы бы знали об этом. К тому же, по слухам, он каждые два-три года ложится под нож, чтобы сделать пластическую операцию и изменить свое лицо.
Коул с минуту раздумывал.
— О’кей. Что, если это Камель, и что, если он связан с убийствами? Что это значит?
— Это значит, что мы никогда не найдем его. В настоящее время он активно разыскивается девятью странами, включая Израиль. Это значит, что кто-то заплатил ему кучу денег, чтобы он применил свой талант здесь. Мы всегда говорили, что это был профессиональный убийца или убийцы, которые скрылись, пока тела еще не успели остыть.
— Это мало что значит.
— Можно сказать, так.
— Отлично. Что у нас есть еще?
Льюис посмотрел на Эрика Иста.
— Ну, у нас есть обычная ежедневная сводка.
— Они довольно пустые последнее время.
— Да, это так. У нас триста восемьдесят агентов работают по двенадцать часов в день. Вчера они опросили сто шестьдесят человек в тридцати штатах. Мы…
Коул остановил его, подняв руку:
— Не стоит. Я прочту это в сводке. Достаточно сказать, что ничего нового нет.
— Вот только один маленький нюанс. — Льюис посмотрел на Эрика Иста, который держал в руках копию изложения дела.
— Что это? — спросил Коул.
Ист заерзал в нерешительности.
Дело весь день шло по инстанциям вверх, пока его не прочитал и не одобрил Войлз. Он отнесся к нему как к выстрелу с дальним прицелом, не заслуживающему серьезного внимания. Однако в деле упоминался президент, и ему понравилась идея о том, чтобы заставить Коула и его босса попотеть. Он дал указание Льюису и Исту передать дело Коулу и преподнести его как важную версию, которую Бюро воспринимает всерьез. Впервые за неделю Войлз улыбался, когда говорил о том, как идиоты из Овального кабинета бросятся в укрытие, когда прочтут это маленькое дело. «Сыграем с ними такую шутку, — сказал Войлз, — скажите им, что мы намерены выделить на это дело двадцать агентов».
