большинство барменов здесь студенты-юристы.
— Да. В Лайоле.
Лайола. Это еще где?
— Да, я так и думал. Вы слышали о профессоре Каллагане из Тулейна? Завтра его хоронят.
— Конечно. Об этом пишут все газеты. Многие из моих друзей учатся в Тулейне.
— Вы знаете там второкурсницу по имени Дарби Шоу? Очень привлекательная особа.
Фаунтон усмехнулся:
— Да. Она в прошлом году встречалась с моим приятелем. Она иногда здесь бывает.
— Когда она была здесь последний раз?
— С месяц или два назад. А что случилось?
— Нам надо поговорить с ней. — Он вручил Фаунтону стопку карточек. — Держите это. Несколько дней я буду в «Хилтоне». Если увидите ее или услышите что-нибудь, передайте одну из них.
— Что я могу услышать?
— Что-нибудь о Каллагане. Нам она очень нужна, о’кей?
— Конечно. — Он сунул карточки в карман.
Вереек поблагодарил его и вернулся к шумному застолью. Медленно пробираясь сквозь толпу, он прислушивался к обрывкам разговоров. Входила свежая волна посетителей. Он пробился к дверям и вышел. Он был слишком стар для этого.
Через шесть кварталов он с нарушением правил остановился перед студенческим клубом. Свой последний визит за ночь он нанесет в маленький темный кегельбан, который к этому времени уже опустел. Он уплатил за пиво в баре и огляделся. В зале было четыре дорожки со столами. Игра шла вяло. Молодой человек в тенниске подошел к бару и заказал еще одно пиво. На серо-зеленой тенниске было написано: «Юридическая школа Тулейна». Под словами стояли цифры, которые могли быть личным номером члена клуба.
Вереек без промедления заговорил:
— Вы студент-юрист?
Молодой человек глянул на него, вынимая деньги из джинсов.
— Боюсь, что да.
— Вы знаете Томаса Каллагана?
— Кто вы?
— Сотрудник ФБР. Каллаган был моим другом.
Студент отхлебнул пива и насторожился.
— Он вел у меня семинары по конституционному праву.
Попал! Дарби тоже была в этой группе. Вереек старался не показывать своей заинтересованности.
— Вы знакомы с Дарби Шоу?
— Зачем вам это знать?
— Нам надо поговорить с ней. Вот и все.
— Кому «нам»? — Студент еще больше насторожился. Он сделал шаг к Гэвину, как бы собираясь поведать тайну.
— ФБР, — сказал Вереек бесстрастно.
— У вас есть значок или что-то в этом роде?
— Конечно, — ответил он, доставая из кармана служебную карточку.
Студент внимательно прочел и вернул ее назад.
— Вы адвокат, а не агент.
Это был очень существенный момент, и адвокат знал, что будет уволен, если босс узнает, что он задавал вопросы, представляясь в качестве агента.
— Да, я адвокат. Я учился вместе с Каллаганом в юридической школе.
— Тогда зачем вам надо видеть Дарби Шоу?
Бармен подобрался поближе и подслушивал.
— Вы знаете ее?
— Не знаю, — сказал студент, явно не желая говорить на эту тему. — С ней что-то случилось?
— Нет. Вы ее знаете, не так ли?
— Возможно. А возможно, нет.
— Послушайте, как вас зовут?
— Покажите мне значок, и я назову свое имя.
Гэвин сделал большой глоток из бутылки и улыбнулся бармену.
— Мне надо видеть ее, о’кей? Это очень важно. Я буду в «Хилтоне» несколько дней. Если увидите ее, попросите позвонить.
Он предложил студенту визитную карточку, но тот посмотрел на нее и отошел.
В три часа он отомкнул дверь в свой номер и проверил телефон. Никаких сообщений. Где бы ни была Дарби, она все не звонила. При условии, что она еще была жива.
Глава 20
Гарсиа позвонил в последний раз. Грантэм взял трубку перед рассветом в субботу, меньше чем за два часа до того, как они должны были впервые встретиться. Он сказал, что отменяет встречу. Время было неподходящее. Если после статьи разразится скандал, то у некоторых влиятельных адвокатов и у их очень богатых клиентов полетят головы, а они не привыкли, когда у них одних летят головы, и они потащат за собой других. В таком случае может пострадать и Гарсиа. А у него жена и маленькая дочь. Он имеет работу и сможет прожить, потому что деньги ему платят немалые. Зачем испытывать судьбу? Он не сделал ничего плохого. Его совесть чиста.
— Тогда зачем вы мне звоните? — спросил Грантэм.
— Я думаю, что мне известно, почему их убили. Я не уверен, но у меня есть хорошая догадка. Я кое- что видел, о’кей?
— Мы ведем этот разговор уже неделю, Гарсиа. Вы видели что-то или кое-что имеете. И все это бесполезно, пока вы мне не покажете. — Грантэм открыл досье и достал фотографии человека у телефона. — Вами движет нравственное чувство, Гарсиа. Вот почему вы хотите говорить.
— Да, но есть шанс, что они подозревают о моей осведомленности. Они пытались в виде шутки выведать, видел ли я это. Они не могут спросить об этом прямо, потому что не уверены.
— Они — это ребята из вашей фирмы?
— Да. Нет. Постойте. Откуда вам известно, что я работаю на фирме? Я вам этого не говорил.
— Об
— Ну, ну, что еще вам известно?
— Не много. У нас с вами игра, Гарсиа. Если вы не хотите говорить, тогда повесьте трубку и оставьте меня в покое. Я хочу еще поспать.
— Приятных сновидений. — Раздались долгие гудки.
Грантэм сидел, уставившись на трубку.
Трижды за последние восемь лет он исключал свой номер из телефонной книги. Он жил благодаря телефону, и его самые крупные истории приходили к нему по телефону. Но после каждой из них на него обрушивались тысячи пустяков, источники которых считали себя обязанными обратиться к нему в любое время дня и ночи со своей маленькой горячей стряпней. Он был известен как репортер, который даже под