Капитан Нильсен молчал. Он внимательно смотрел на Жгутова. А у Жгутова был такой вид, будто ничего особенного он не сказал. Так, обыкновенная фраза. Мало ли где человеку хочется побывать. Ничего тут особенного нет.
— И что же вам мешало? — спросил наконец неуверенно Нильсен.
— Транспорта не было подходящего, — значительно сказал Жгутов. Потом помолчал, кинул на меня ненавидящий взгляд и, наконец решившись, добавил: — Вот бы вы подвезли меня, господин капитан.
— Как же я вас подвезу, — спросил Нильсен, — когда у меня нет горючего?
Жгутов пожал плечами.
— Кто же вам мешает его взять? — спросил он. — Раненый старик, трое детей и трусливая женщина.
— И один мужчина, — поправил его Нильсен.
— Вы говорите обо мне? — спросил Жгутов.
— Да, — кивнул головой Нильсен.
Жгутов посмотрел на море. Вид у него был такой, будто он просто любуется бесконечной водной гладью, будто просто лениво рассуждает он о вещах, не имеющих практического значения.
— Я давно мечтал побывать в Норвегии, — мечтательно повторил Жгутов.
Капитан резко шагнул к нему.
— Вы побываете там, — сказал он и добавил: — Где горючее?
Жгутов встал и стоял теперь перед капитаном в почтительной позе. Он как бы признавал себя подчиненным этого норвежского моряка. Он вроде как бы поступил на службу.
— Горючее в боте, — сказал он, точно доложил.
— Бачок закреплен? — спросил Нильсен.
— Наглухо, — сказал Жгутов. — Принесите свой, мы перекачаем.
— Шланг есть? — спросил Нильсен.
— Есть, — сказал Жгутов.
— Я сам съезжу за бачком, — сказал Нильсен.
— Я буду вас ждать, — сказал Жгутов.
Нильсен кинул несколько фраз по-норвежски матросам, и они молча кивнули головой. После этого капитан вошел в шлюпку, матросы оттолкнули ее, капитан взялся за весла, и шлюпка быстрыми рывками пошла к боту. Матросы не торопясь направились к камням, на которых они сидели раньше, и вдруг один из них, проходя мимо Жгутова, сделал быстрое движение ногой. Жгутов упал на песок. В растерянности он смотрел на матросов.
— Ты что, ошалел? — спросил он удивленно.
И вдруг матрос ответил на русском языке.
— Скотина! — сказал матрос. — Моряк, а своих продаешь!
— Скотина, — подтвердил, кивнув головою, второй матрос.
— Вы говорите по-русски? — удивился Жгутов.
— А вот увидишь, — сказал первый матрос, — мы еще знаем слово «подлец» и слово «гадина». Вот сколько мы слов знаем по-русски.
Жгутов старался сделать вид, будто он не понимает, что все эти слова относятся к нему. Пока капитана не было, не хотелось ему ссориться с матросами. Оба были здоровые парни, ссора могла плохо кончиться для Жгутова.
— А где вы научились русскому языку? — спросил он самым невинным тоном.
— У себя в Норвегии, — сказал первый матрос. — Когда там была ваша армия.
Мне некогда было слушать дальше. Следовало прежде всего сообщить Фоме Тимофеевичу о сговоре Жгутова и капитана Нильсена. Мне казалось, что матросы славные парни, но все-таки я не знал, какие им дал приказания капитан и о чем он говорил с ними по-норвежски. Может быть, им было приказано задержать меня здесь, на берегу. Я пошел не торопясь, будто прогуливаясь, я решил, что, если они скажут, чтоб я оставался, я сразу брошусь бежать. Но никто меня не окликнул. Пройдя полпути, я обернулся. У матросов шел разговор со Жгутовым, и — никто не обратил внимания на мой уход. Матросы наступали на Жгутова и что-то говорили ему возбужденно и зло. Жгутов пятился. Он отходил к скале, и вид у него был очень испуганный.
Валя стояла на скале у флага. Фома Тимофеевич, Фома и Глафира стояли возле пещеры. Они, вероятно, приблизительно догадывались, что происходило внизу.
— Ну что? — спросил меня Фома Тимофеевич, когда я еще не успел дойти до пещеры.
— Жгутов предложил им отдать горючее, если они его возьмут в Норвегию, — торопясь, проговорил я. — Капитан за бачком поехал. Шланг, Жгутов говорит, есть. Они перекачивать будут.
Я проговорил это все очень быстро, и все-таки Валька еще быстрее ухитрилась сбежать сверху. Она уже крутилась под ногами и суетилась и всех забрасывала вопросами. Чтоб отвязаться от нее, мне пришлось коротко повторить рассказ. И Валька ахала и ужасалась и опять забрасывала всех дурацкими вопросами: «Что же будет? Да как же так? Да разве мы можем позволить?» Но недолго ей пришлось надоедать нам.
— Дежурный, к флагу! — рявкнул капитан, да так сердито, что Валька и спорить не стала, замолчала и побежала наверх. — Пойдемте, — коротко приказал капитан и зашагал вниз.
Мы с Глафирой пошли за ним, а Фома забежал в пещеру и потом бегом догнал нас.
— Ты зачем бегал? — спросил я его тихо.
Он молча вынул из кармана и показал мне большой нож, которым мы открывали консервы.
— Ты чего? — испугался я.
Я представил себе, что Фома с этим ножом, как с кинжалом, бросится на капитана Нильсена. Фома был отчаянный парень. Когда он считал себя правым, он ничего не боялся. Хорошего не могло получиться: сила была на их стороне, в драке они бы нас легко одолели.
— Я попробую шланг перерезать, — тихо сказал мне Фома, — и вылью горючее. Нельзя же им позволять на нашем острове хозяйничать!
— Увидят же, — шепнул я ему: — бот-то ведь на виду.
— Попробую, — сказал Фома, — может, и не увидят.
Шлюпка капитана Нильсена уже шла к берегу. Капитан торопился. Может быть, он боялся, что вдруг подойдет советское судно, а может быть, ему просто хотелось скорее закончить дело. Он-то ведь понимал, что это самый обыкновенный разбой. Мы подошли к Жгутову и к матросам, которые все еще продолжали спорить, и в это же время нос шлюпки врезался в песок.
— Ребята, — говорил искательно Жгутов, — ну давайте спокойно поговорим. Вы чудаки. Вам же самим лучше. Скорее будете дома. Рыбу свежую привезете, продадите.
— Кто продаст рыбу? — наступал на Жгутова первый матрос. — Я продам рыбу? Если б моя была рыба, я разве из-за нее людей на острове бросил бы? Нехорошо Нильсен делает, не как моряк делает.
— Жгутов! — резко сказал Фома Тимофеевич.
Жгутов обернулся. Растерянное, жалкое стало у него лицо. Он испугался капитана. Но только на секунду. Через секунду он вспомнил, что терять ему нечего, что все равно уже все потеряно, а может быть, он увидел Нильсена, который вылез из лодки и торопливо шел к нам.
— Вы на меня, Фома Тимофеевич, не кричите, — сказал Жгутов. — Я теперь вам не подчинен. Вы мне не начальник. Считайте, вышел Жгутов в отставку.
— Ну, в чем дело? — спросил резко капитан Нильсен, глядя прямо в лицо Фоме Тимофеевичу.
— Капитан, — плаксивым голосом сказал Жгутов, — ваши матросы меня обижают. Ругают, драться хотят, а за что? За то, что я вам же помочь хочу. Про вас говорили такое, что даже слушать неприятно.
— Да? — спокойно спросил Нильсен. — Кто говорил, Христиан, Оле?
— Не то говорили, хозяин, — хмуро сказал первый матрос.
— Не то? — удивился Нильсен. — А что же? — Матросы молчали. — Прошу вас запомнить, Оле и Христиан, что, если я вас уволю, ни один судовладелец на работу вас не возьмет. Понятно?
— Понятно, — хмуро ответили Оле и Христиан.
— Господин капитан, — резко сказал Фома Тимофеевич, — что случилось?
— Я вынужден, капитан Коновалов, — резко сказал Нильсен, — взять у вас горючее, которое вам не
