Наследница Единорогов

девушку-врача, чтобы ты осмотрела паренька.

— Достаточно обычного лечения, — сказала девушка; выпрямившись, она с яростью посмотрела на надсмотрщика. — Вы готовы позволить ребенку ослепнуть, только чтобы не тратиться на баночку антибиотика стоимостью в пять кредитов! Я стыжусь того, что родилась на Кездете! Но я ничего не знала, — обратилась она к Акорне. — ходят слухи, только слухи… но я не знала… Я не хотела знать.

К тому времени, как все дети с фабрики Черебогара были погружены в скиммеры, все медицинские техники, нанятые Дельзаки Ли, предложили свои услуги по помощи детям, как до того этого водители скиммеров, ободряемые Педиром.

До стекольного завода Тондуба вести о том, что Акорна побывала на фабрике Черебогара и увезла оттуда всех детей добрались раньше, чем скиммеры. Акорну и ее сопровождающих встретил негодующий Доркамадиан Тондуб, угрожая, что свяжется с судьей Баскомором и объявит незаконными все попытки увозить рабочих, которые должны были отработать выплаченные им суммы, с завода.

— Я бы не стал и пытаться, — любезно ответил Пал. Он порылся в распечатках, сделанных два дня назад. — Недавно я провел кое-какие легальные расследования. Вот здесь… нет, это заявление Вонзодика… ага, вот оно. Это заверенное вами заявление, сделанное в присутствии судьи Баскомора лично, о том, что ни одно из предприятий концерна Тондуба не берет на работу детей младше восемнадцати лет. Совершенно очевидно, — взглянув на детей, появившихся так же, как и на предыдущей фабрике, неизвестно откуда, как только они услышали о появлении Акорны, — что эти дети, которым много меньше восемнадцати, не работают здесь и не могут отрабатывать никаких денег.

Акорна радостно взглянула на Пала. Вот, оказывается, чем он занимался, никому ничего не говоря! Какой он умный! Но сейчас ей было не до того, чтобы сказать ему об этом: дети в грязном тряпье и чистых, почти новых дешевых сандалиях сгрудились вокруг нее.

— Ты вернулась, госпожа Эпона, — прошептал один из них.

— Эпона, Эпона, — повторяли другие тихо, пока это слово не начало отдаваться эхом от стен; “Индюк” Тондуб зажал уши, чтобы не слышать этого хора. Он больше не спорил.

Весь день пилоты скиммеров были заняты, привозя бледных худых детей с западных окраин Келталана в космопорт, где их встречали Джудит и Гилл. Когда прибыли первые дети, Джудит с торжеством взглянула на управляющего барона Манъяри.

— А теперь вы верите, что у нас есть пассажиры, которых нужно доставить на Маганос? — спросила она. — Где же транспортные корабли, которые обещал нам барон?

— Я вижу, что вам нужен транспорт, — сказал управляющий, — но барон не давал мне никаких распоряжений. Кроме того, все наши корабли заняты перевозкой настоящих грузов.

— Свяжитесь с ним, — заявила Джудит.

Управляющий ухмыльнулся и сплюнул:

— Я говорил вам, леди, у меня нет никаких приказов и нет кораблей.

Гилл взял его за руку.

— Я настоятельно советую вам исполнить просьбу леди, — сказал он мягко, но во взгляде его голубых глаз (не говоря уж о размерах и силе руки, сжимавшей плечо управляющего) было что-то, отчего управляющему вдруг показалось, что связаться с бароном Манъяри по портативному коммуникатору — чертовски хорошая, просто прекрасная мысль.

Когда Манъяри оказался на связи, Джудит взяла у управляющего коммуникатор.

— Вам говорили, что сегодня нам понадобятся корабли, чтобы доставить пассажиров на Маганос. Собираетесь ли вы сдержать свое слово, или… мистер Ли должен сдержать обещание, данное вам?

Барон-командор не мог поверить в то, что у Джудит и Гилла действительно были пассажиры, летевшие на Маганос, пока управляющий не подтвердил это. Вскоре после этого личный скиммер барона приземлился в порту.

Его лицо посерело, когда он увидел толпу ожидающих детей, потом медленно налилось кровью, когда он осознал, что они говорят между собой о госпоже, которую одни называли Лукией, а другие — Эпоной.

— Она мертва, — возмущенно заговорил он. — Все видели траурные флаги…

Гилл удивленно поднял брови:

— Траурные флаги? Это был знак уважения Дома Ли Дому Харакамяна, недавно потерявшему наследника.

— А что заставило вас думать, что это траур по Акорне? — с легкой улыбкой прибавила Джудит.

— Акорна жива и здорова, — подчеркнул Гилл, — и мистер Ли утверждает, что для всех будет лучше, если таковой она и останется, — он понизил голос. — Дети, которых вы видели позавчера, уже в безопасном месте. Вам до них не добраться, но они могут вернуться и рассказать всему Кездету, кто вы такой на самом деле… а если с Акорной что-нибудь случится, можете быть уверены, мы привезем их назад.

Лицо барона обмякло, стало старчески-дряблым.

— Корабли Манъяри заняты в других местах, — сказал он. Голос его звучал ровно и безжизненно, не выдавая никаких чувств. — Я сделаю… альтернативные распоряжения.

Некоторое время он говорил с кем-то по интеркому. Вскоре произошло сразу несколько событий. Сперва люди в униформе компании Манъяри пригласили Гилла, Джудит и всех детей в личный ангар барона- командора Манъяри. Затем в порту приземлился второй скиммер семейства Манъяри, из которого вышли две женщины: одна маленькая и полная, вторая тощая, как скелет. Старшая женщина была в платье, расшитом драгоценными камнями, а на лице ее играла довольная и ожидающая улыбка. Молодая была одета в черное и принялась визжать, еще не выбравшись из скиммера.

— Отец, как ты смеешь распоряжаться моими личными кораблями! Они мои — ты сам так сказал! Ты мне их купил в компенсацию того, что я не могу работать навигатором, потому что это работа, недостойная наследницы Манъяри! Ты сказал — все, что я захочу; и когда я сказала, что хочу свою личную коллекцию кораблей, ты сказал — да. Ты не можешь отменить наш договор!

Внезапно она умолкла, словно бы утратив дар речи, в ужасе глядя на грязных оборванных детей, которых вели на борт ее личного корабля и рассаживали по местам в роскошном салоне.

— Тише, Кисла, — бросил Манъяри. — Я только на время одолжил твои корабли. Уверяю тебя, я не сделал бы этого без крайней необходимости!

— Они мои , — повторила Кисла.

— Тогда, Кисла, если ты хочешь продолжать владеть ими, ты позволишь своему отцу позаимствовать их у тебя на несколько дней, пока не пройдет необходимость, — заявил Манъяри так твердо, что Кисла, уже готовая разразиться новыми жалобами, закрыла рот. — Ты не имеешь представления о том, с какими трудностями я столкнулся.

— Откуда мне знать? Ты никогда ничего мне не говоришь!

— Теперь говорю. Мы оказались перед лицом разорения, девочка моя. Дом Манъяри в ближайшие годы потеряет три четверти своих доходов. Может быть — навсегда.

— Манъяри, что случилось? — баронесса тронула его за рукав. — В чем дело?

— Не лезь ко мне! От тебя никогда не было пользы: всего один ребенок, и то эта ледащая девчонка! Тем более, ты не поможешь мне сейчас. Иди к себе, смотри свои мелодрамы, ешь конфеты и не путайся под ногами! — Манъяри снова повернулся к Кисле. — Ты поможешь мне справиться с этим кризисом. Мы возродим богатство Дома Манъяри. Ты и я, вместе, путь даже это займет много лет.

— Чем? Тем, что пустим на борт моих кораблей этих вонючих нищих? — тощее лицо Кислы передернулось от отвращения. — И думать забудь! Ты слишком далеко зашел, папочка. Они натащат вшей!

— Очень может быть.

— Их будет тошнить.

— Почти наверняка.

— Они грязные, вонючие, а у некоторых идет кровь! Они совершенно отвратительны, и я не потерплю, чтобы кто-нибудь из них даже близко подходил к моим кораблям! Останови их, слышишь? Немедленно!

Барон размахнулся было, чтобы ударить дочь, но баронесса оказалась рядом и удержала его руку.

— Подожди, Манъяри, — спокойно проговорила она. — Правда, в первый раз я совершенно согласна с