таким естественным то, что они с Гартом вместе, и она стоит рядом с ним в роли хозяйки светской вечеринки, организованной университетом. Она уже больше не удивлялась ни своей жизни, ни той уверенности, с которой сделала ее своей. Боль утраты, сознание того, что Стефани больше нет, не отпускали ее. Это чувство охватывало ее тогда, когда она меньше всего была готова, но любовь к детям и Гарту была сильнее. И в этом было что-то новое и возвышенное, сродни чуду, которое раньше с ней никогда не случалось.
Вместе с Гартом она стояла у аквариума, улыбаясь, здороваясь и называя каждого вошедшего по имени. Аквариум полукругом шел вдоль стены за их спинами. Сквозь широкие окошки можно было видеть яркий подводный мир, полный экзотических рыб, ракообразных, кораллов, стелющихся растений, благодаря которым расположенный на берегу озера поблизости от Чикаго аквариум приобрел известность как достопримечательность. Гарт остановил на нем выбор, решив, что там можно устроить достойный прием в честь тех, кто внес значительные суммы пожертвований на нужды Института генной инженерии, и для тех, кто только собирался раскошелиться. Теперь он наблюдал, как гости переходят от одного окошка к другому и напыщенность с них как рукой снимает. Со всех сторон слышался восхищенный шепот при виде дивных, переливающихся всеми цветами радуги редких рыб, ракообразных причудливых очертаний. Все эти экземпляры были выловлены в морях и океанах всего мира. Они с Сабриной с улыбкой переглянулись.
— Я так рад, что ты здесь, — сказал он. — Без тебя сегодня было бы скучно, как на любом другом приеме, даже несмотря на все это великолепие аквариума.
— Мне не было бы скучно, — возразила Сабрина. — Обожаю смотреть, как ты общаешься с людьми, выступаешь с речами, и еще я люблю тебя, и сейчас мне хочется быть только здесь и нигде больше.
Гости то и дело делали им комплименты, отмечая, как прекрасно они смотрятся вместе. Гарт был в смокинге, а Сабрина — в джемпере золотистого цвета и длинной юбке из белого атласа, привезенной ею из Лондона. Приехала президент университета Клаудия Байер с мужем и окинула их одобрительным взором.
— Стефани, Гарт, мы гордимся вами. Сколько мы сегодня должны собрать?
Гарт покачал головой.
— Нисколько, просто мы постараемся сегодня дать всем почувствовать, что в них души не чают. Мы устроим на них «охоту» месяца через полтора, когда будет заканчиваться кампания по сбору средств. Во всяком случае, я на это надеюсь. Просить деньги лучше в феврале — марте, когда большинство забыло, сколько потрачено на Рождество.
Клаудия улыбнулась. Высокая и очень худая, она сутулилась, и это придавало ей сходство с луком для стрельбы. Седые волосы Байер были гладко зачесаны назад, на носу водрузились очки в слишком большой черепаховой оправе. В сером брючном костюме с кружевной белой блузкой, она почти в два раза превосходила размерами высокого, худощавого мужа, профессора французской истории.
— А сколько мы должны собрать к концу кампании? — спросила она.
— Три миллиона четыреста тысяч, — терпеливо ответил Гарт, зная, что ей отлично известно, сколько денег нужно каждому, кто работает в университете, какое время года ни возьми. — Тогда всего у нас будет пятнадцать миллионов, и нам не придется просить еще, пока мы не решим расширяться дальше.
— И для этого пришлось устраивать столько светских приемов, — задумчиво произнесла Клаудия.
— Все эти расходы предусмотрены в смете. Мы ее не превысили.
— Знаю. Но все равно смета уж больно большая. Но сегодня вечер, похоже, получился на славу. Ты хорошо придумал насчет аквариума.
— Это не моя заслуга, — ответил Гарт, переводя взгляд на Сабрину.
— Ах, вот оно что! — Клаудия кивнула. — Мне всегда были по душе мысли, приходившие в голову Стефани. Стефани, завтра во время ленча я вам позвоню. Мне хотелось бы кое о чем поговорить. Или позвонить вам в магазин?
— Да. Если меня не будет, Мадлен подойдет к телефону. Я бы с удовольствием пообедала, наш последний обед мне очень понравился.
— Вот и отлично. — Она быстро отошла и решительно направилась к группе гостей, внимательно наблюдавших за стайкой морских чертей. Их чешуя сверкала и переливалась, словно неоновые огни, и они плавно двигались в темной воде.
— А что она имела в виду, говоря об очень большой смете? — поинтересовалась Сабрина.
— Да то, что мы тратим много денег, чтобы выручить много денег. Ей хотелось бы, чтобы траты были поменьше, а выручка оставалась такой же. Я бы так и сделал, если бы это было в моих силах, но пока я не знаю другого способа заставить человека выписать чек на шести- или семизначную сумму, если не задобрить его перед этим.
— Этим должна заниматься Клаудия. Тебе же следует думать о науке и руководстве институтом, а не о том, как выклянчить деньги, обходя со шляпой по кругу.
— Она этим и занимается, и в этом ее никто не превзошел. Дело здесь в том, что те, кто выписывает чеки на такие суммы, как правило, хотят взглянуть на человека, который будет тратить эти деньги. Я их понимаю. Ты сегодня прекрасно выглядишь. Золотистый цвет тебе очень идет, и мне нравится твоя прическа. Ты подстригла волосы, да? Такое впечатление, что они стали короче.
Она засмеялась.
— Я на самом деле подстриглась, они стали короче, и я рада, что тебе нравится. — Однако это был напускной смех: она почувствовала внезапный прилив грусти и чуть не задохнулась от нахлынувшей боли. Длинные волосы были у Стефани. Обе сестры всегда носили волосы свободно падающими на плечи, а когда одной хотелось заплести косу или заколоть волосы шпильками, то другая поступала так же. С какой стати я подстриглась, мелькнула у нее мысль. Первый раз я подумала об этом в январе, словно зная, что так и надо сделать. Но с какой стати именно так, а не иначе? Почему я была так уверена, что поступаю правильно?
— Любовь моя, — нежно окликнул ее Гарт.
— Прости. — Она дотронулась до его руки. — Я задумалась, но совсем не хотела забывать про тебя.
— Я так и понял, это выше твоих сил. Пожалуй, нам нужно уйти отсюда, как по-твоему?
— Прекрасная мысль.
Однако устройство приема лежало на Гарте и Клаудии Байер, и поэтому им пришлось остаться, вытерпев сначала ужин, потом краткие речи собравшихся. После всего начались танцы.
— Влипли, — сказал Гарт, кружась с Сабриной в плавном ритме танца у самого края танцплощадки. — Я не могу уйти раньше Клаудии.
Сабрина крепче обхватила его рукой за плечи.
— Обожаю с тобой танцевать. Я так счастлив. Кажется, мне больше ничего и не надо.
— Я тоже счастлива. И мне ничего не надо, только быть с тобой.
Они продолжали молча танцевать.
— Хотя иной раз я скучаю по «Амбассадорз», — медленно, чуть задумчиво сказала Сабрина, зная, что Гарту не нравится, когда разговор у них заходит о прошлом. — В Европе увлечение антиквариатом сродни помешательству. И там такая жестокая конкуренция в этом бизнесе, не то, что здесь.
Гарт удивленно вскинул брови.
— Ты считаешь, что жизнь у тебя недостаточно насыщена?
Она засмеялась.
— Еще чего! Но, знаешь, Гарт, я на самом деле часто думаю об «Амбассадорз». По-моему, мне следует туда съездить, хоть на несколько дней. Последний раз я была там два месяца назад. Тогда было Рождество, и дел было невпроворот… Так или иначе, у меня складывается впечатление, что мне стоит там бывать не реже, чем раз в два месяца.
— Ты что, не доверяешь Николасу и Брайану?
— Брайану я доверяю, он уже достаточно давно у меня работает. А вот с Николасом мне работать не доводилось, к тому же столько событий — сначала объединение его магазина с «Амбассадорз», а потом — с «Коллектиблз» в Эванстоне, что волей-неволей возникает ощущение, будто начинаешь все сызнова. Не думаю, что по-настоящему могу руководить их работой, если не стану там бывать, по крайней мере время от
