которые могли бы обеспокоить их.
Лунзи сняла туфли и бросила их на пол.
– Как они тебе показались?
– Твои родственники? Просто замечательные. Немного претенциозные и очень консервативные, я бы сказал. Консервативные во всем, если не считать того, что они, кажется, положили нас вместе в этой комнате для гостей, а не в противоположных концах дома. Впрочем, я рад, что они так поступили.
Мне было бы очень холодно и одиноко уже из-за одного только их нудного морализаторства.
– Мне тоже. Я затрудняюсь даже сказать, восхищена ли я ими или разочарована. Они показались мне бездуховными. Ими движет мелочная мотивация. Они какие-то пустые. И все – приземленные.
– Кроме девочки, я полагаю, – задумчиво протянул Ти, садясь на пуфик возле кровати.
– Ах да, Лона. Мысленно извиняюсь перед ней, что смешала её с остальными этими… этими узколобыми древесными грибами. Одна-единственная с признаками сообразительности. И я надеюсь, она проявит здравый смысл и выберется отсюда, как только сможет.
– Да и мы тоже. – Ти подошел к Лунзи сзади и помассировал ей шею.
Лунзи вздохнула и расслабилась, опершись спиной о его скрещенные ноги.
Он обхватил её плечи одной рукой и поцеловал в макушку. Другая рука его поглаживала ей спину.
– Не думаю, что смогу долго оставаться вежливой. Еще на пару дней останемся, а потом давай искать повод, чтобы отвалить отсюда.
– Как хочешь, – спокойно выразил готовность Ти, чувствуя в её расслабленной спине некое напряжение. – Но я бы и не подумал спасаться отсюда бегством.
Лунзи на цыпочках спустилась по лестнице из спальни в гостиную. Не было слышно ни звука, кроме отдаленного гудения кондиционирующей системы.
– Эй! – тихо позвала она. – Мелани?
На лестнице, ведущей с нижнего этажа дома, неожиданно появилась Лона.
– Нет, это всего лишь я. Доброе утро!
– Доброе утро! Разве ты не должна быть в школе? – спросила Лунзи, с улыбкой отмечая в девочке напористость и темперамент. В Лоне чувствовалось не только очарование, но и живость. Казалось, это весточка из далекого прошлого собственной семьи Лунзи, а не представительница консервативного альфианского выводка Мелани.
– Сегодня уроков нет, – пояснила Лона, плюхаясь на кушетку рядом с ней.
– Я учусь на технолога по связи, помнишь? Занятия у нас через день. В остальные дни практика: или на фабрике, или в системе телерадиовещания. Я устроила себе выходной.
– Понятно, – хмыкнула Лунзи, оглядываясь вокруг. – Ума не приложу, куда все подевались?
– Мелани только что отправилась по магазинам. Далтон обычно работает дома, но сегодня утром у него какая-то встреча. А где Ти?
– Пока спит. Его режим жизнедеятельности установился под воздействием графика дежурств, а смена начинается позже.
Лона затрясла головой:
– Пожалуйста, не трудись объяснять детали. Терпеть не могу биологию. Я ведь специализируюсь в области коммуникационной инженерии. Ах да, Мелани оставила тут тебе кое-что посмотреть. – И Лона протянула ей сверток, запакованный в черный полиэтиленовый пакет.
Лунзи с любопытством принялась разворачивать упаковку и обнаружила внутри пластиковый футляр с собственным именем на крышке.
– Это все Фионы. Она оставила, когда уезжала, – пояснила Лона, заглядывая через плечо открывавшей коробку Лунзи. Футляр был полон двух-и трехмерных снимков.
– Это все её детские портреты! – ахнула Лунзи. – И мои тоже. А я-то думала, что они потерялись! – Она перебирала снимки один за другим, не переставая восторженно восклицать.
– Нет, не потерялись. Мелани сказала, что Фиона привезла все это с собой на марсианскую Базу. Мы не знаем почти никого из этих людей. А ты кого-нибудь помнишь?
– Это ваши предки и некоторые наши старые друзья. Садись, я расскажу тебе. Ох, черт, ты только взгляни на это! Это я в четыре года. – Лунзи вглядывалась в маленькую двухмерную картинку. Она уселась на диван и поставила коробку на колени.
– Волосы торчат у тебя точь-в-точь как у Гордона, – показала пальцем Лона, хихикнув.
– У него они выглядят получше. – Лунзи положила снимок обратно в футляр и извлекла следующий. – А это моя мама. Она тоже была врачом. Она родилась в Англии, на старой Земле. Самый настоящий сассенах из тех, что когда-либо бродили в долинах Йоркшира.
– А что такое «сассенах»? – поинтересовалась Лона, разглядывая фотографию миниатюрной белокурой женщины.
– Слово из старинного диалекта, означающее вздорного англичанина. Моя мать была старой закалки. Именно она пристрастила меня к Редьярду Киплингу, который навсегда остался любимым моим писателем.
– Тебе доводилось даже встречаться с ним?
Лунзи рассмеялась:
