В этом угодливом человеке было трудно узнать одного из самых блестящих в западном мире постановщиков всемирно известных спектаклей. Кто не видел на фронтонах крупнейших концертных залов Нью-Йорка, Лондона или Парижа неоновых надписей: «Карло Авола представляет…», сопровождаемых названием прославленной драматической или балетной труппы, популярного театра музыкальной комедии, рок-группы с миллионами поклонников, балета на льду или именем эстрадного певца в ореоле его золотых дисков?
Но здесь, в темноте сицилийской ночи, куда делись его пылкая общительность и горячность? Куда исчез в присутствии могущественной тени тот уверенный в себе шестидесятилетний делец, чье бронзовое во все времена года, изрезанное морщинами лицо и бархатный взгляд так волновали, несмотря на невысокий рост, залысину и легкую возрастную полноту, многие прекрасные создания, которые могут явиться простым смертным только в грезах.
— Мой дорогой Карло, ты должен добиться успеха. Я много сделал для тебя. Поэтому не надо меня разочаровывать. Операция с клубом Вильгранда должна послужить нам образцом. Футбол может стать прекрасной «крышей» для решения кое-каких наших текущих финансовых проблем. Он окружен любовью широкой публики и потому пользуется защитой политиканов, которые знают, что болельщик — это еще и избиратель. А потому они плохо относятся к проверкам налоговых служб, чернящим его образ. И та ревизия, которую мы спровоцировали, послужит предупреждением. Добавлю только, что после падения Берлинской стены крупные команды бывших социалистических республик также окажутся в лоне капитализма. Для нас откроется более широкое поле деятельности. Конечно, нам придется заключить джентльменское соглашение с грузинами, кавказцами, заправляющими в Москве. Но мы найдем почву для согласия. После перехода этих стран к рыночной экономике им, как и нам, потребуется отмывать деньги… Бизнес есть бизнес… И когда мы проникнем туда, то сможем легко маневрировать, используя казначейства клубов, чьи кассовые сборы в дни матчей никому не известны… А теперь, когда я доказал важность и срочность твоей миссии, расскажи, в каком состоянии у тебя дела?
Своим блестящим положением и роскошной жизнью бывший мальчишка из Палермо, ставший импресарио, чье имя, выбитое на мраморной доске, украшало конторы на самых известных улицах мира, был обязан деньгам «благородного общества». Он стал отчитываться, словно жалкий пастух, сразивший по приказу «семьи» выбранную ею жертву из лупары, обреза, которым пользуются исполнители «мокрых дел» зловещей преступной организации.
— Нам нужно было избавиться от этого Пере, дон Джузеппе. Чрезмерная любовь к футболу делала его непригодным для той роли, которую мы отводим финансовому руководителю. Он не согласился бы поставить деятельность клуба на службу внешним интересам, даже если бы мы нашли рынки для его строительной фирмы. Его неожиданная смерть создала в Вильгранде атмосферу беспокойства, что нам на руку, и, кроме того, позволяет налоговым органам и юстиции найти козла отпущения, который не может заявить о своей невиновности или поставить под подозрение нужных нам людей… В настоящий момент президент клуба Малитран должен прийти к выводу, что ему было бы лучше подать в отставку… Я допускаю, что попытка подстроить автокатастрофу была ошибкой. Но она показала ему, что мы не шутим. И у нас есть в руководящем комитете человек, который действует в наших интересах…
Карло намеренно говорил во множественном числе, чтобы не слишком подчеркивать свое значение. Он знал, что его собеседник опасается тех, кто чересчур высовывается. В мире «омерты» ведется постоянная борьба за власть, и «крестный отец» предпочитает в зародыше душить всякие притязания.
Стремясь выставить себя в благоприятном свете, Авола продолжал:
— Этот Жан-Батист де Ла Мориньер когда-то возглавлял крупную страховую контору в Париже. В его профессии сохранение тайны — неукоснительное правило.
Бесцветный голос прервал его.
— Он не из наших. Какие гарантии, что он нас не продаст?
Авола выложил свои карты.
— Я смог достать некоторые компрометирующие документы, относящиеся к его прошлой деятельности, о которой он не любит вспоминать. Если бы эти сведения стали известны его семье или знакомым, он потерял бы любовь одних и уважение других.
Хрипловатый смешок раздался в ночном воздухе, напоенном ароматом фуксий.
— Va bene, mi amico… Хорошо, мой друг… Жизнь — это большой хоровод, где один командует другим, но сам уже на крючке у третьего… Маленькие французы хорошо поют такую песенку…
Слова детской считалки, пропетые дребезжащим старческим голосом, прозвучали со злой иронией, полной угроз:
Это стало почти традицией. Как и накануне вечером, оба журналиста встретились в пивном баре «Эсперанс», чтобы подвести итоги. Правда, Доминик предложила по телефону посовещаться у нее дома. И, хотя Франсуа испытывал соблазн согласиться, он отказался, ссылаясь на деловое рандеву чуть раньше на том же месте. Противоречивые чувства обуревали его, внеся смятение в спокойную и трезвую жизнь. Одни подталкивали его к более близким отношениям с Доминик. Другие — к сохранению строго профессиональных контактов. Горечь, оставленная прошлым сентиментальным опытом, непостоянством той, которую он когда-то любил, заполняла его сердце. И он предпочел встречу в общественном месте, где не рисковал поддаться случайному порыву, способному стать началом новой связи. Доминик ощутила его внутреннюю борьбу и, не настаивая, согласилась.
— Как хотите.
Но ему это не помогло. Несмотря на шум и разговоры вокруг, реплики героев какого-то фильма в телевизоре, установленном в глубине зала, он вдруг почувствовал, что, кроме них самих, не существует больше никого на свете. В их отношениях наступил тот волнующий и сладостный момент, когда даже молчание говорит о страсти, желании и счастье. Ему пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы перейти к прозе дня и рассказать о посещении двух игроков клуба. В свою очередь, Доминик сообщила ему о своих послеобеденных вылазках и назначенной на завтра встрече с Паулой Стайнер. Ее взгляд был рассеян по причине, не очень-то связанной с темой расследования.
— Не думаю, что правила Футбольной федерации предусматривают оплату «отдыха героя» для судей в командировке. Не хочу утверждать, что те, кто поддавался соблазну, позволяли себя купить. Но можно предположить, что, перебравшись из постели на футбольное поле, они меньше свистели при ошибках команды Вильгранда. А говорят еще о великом спортивном братстве…
Франсуа развел руками.
— Когда гол, определяющий место команды в таблице, начинает стоить миллионы, разумеется, все средства становятся хороши… Кажется, «новый футбол» похож на «новую кухню»: качество приправ подчас больше вредит блюду, чем что-то добавляет к нему.
Они рассмеялись. Отчасти для того, чтобы скрыть свое смущение. К счастью, разговор о профессиональных проблемах позволял им сохранять невозмутимость.
— Я выведаю у нее, когда все это началось. Если она откажется отвечать, я пригрожу, что предам огласке ее имя. Она живет в респектабельном XVI округе Парижа, и, думаю, ей не захочется рекламировать себя. Такие особы предпочитают целоваться украдкой.
Рошан машинально положил ладонь на руку своей спутницы. Это был жест, которого он сам боялся. Кожа под его пальцами была мягкой и свежей.
— Прошу вас: будьте осторожны.
Сердце Доминик сильно колотилось. «Ты потеряла голову, моя девочка».
— Почему?
