— Я думаю, штук десять ты сможешь найти? Я имею в виду клиентов. Иначе мне придется назначать слишком большую цену, чтобы нормально жить. А так мне будет хватать на то, чтобы одеваться и…
— Робин, дорогой, — обратился Филипп к своему спутнику, — это слишком специфическая информация для твоих ушей. Подожди меня в машине. Я задержусь недолго. — И он послал ему воздушный поцелуй. — Только ради тебя. — После этих слов Филипп повернулся к Лиз и, нежно вздохнув, добавил: — Ах, какой преданный ученик… Ну что ж, давай теперь поговорим о деле….
Лиз сидела неподвижно, уставившись куда-то вдаль, не в силах вырваться из власти воспоминаний.
Филипп был бы удивлен, если бы узнал, сколько времени она недавно потратила, пытаясь разрешить денежный вопрос. Ведь она жила на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая. Дома у Лиз всегда стоял ящик шампанского, и, если ей вдруг хотелось черных трюфелей по цене сто фунтов за две унции[3], она не задумываясь платила эту сумму. Ее ювелирные украшения были от Мак-Коя, машина — всегда одной и той же модели — «Мерседес Спорте», причем она меняла ее ежегодно. Ее дом находился в самом престижном районе, на северо-западе Лондона, и Элизабет не пожалела денег на его отделку и мебель.
Элизабет регулярно ездила на курорты, где постоянно встречала женщин, стремившихся найти здесь богатого мужа, а достигнув цели, начинавших искать себе развлечения на стороне. Порой она с удовольствием улыбалась про себя, потому что рядом с ней были жены ее клиентов, принимавшие ее за свою и даже не догадывавшиеся, каким образом она заработала деньги, позволявшие ей вместе с ними принимать проточные ванны и купаться в горячих источниках. Элизабет понимала, что по существу она ничем не отличается от них: они точно так же, как и она, торговали своим телом. От них всегда несло запахом алчности, их глаза постоянно бегали вокруг, оценивая стоимость драгоценностей других женщин и сравнивая их со своими. Эти женщины были в том критическом возрасте и в том критическом состоянии, когда мужья обычно начинают искать возможность поменять их на более свежий «экземплярчик», поэтому они не жалели денег, украшений и всяких новинок косметики, чтобы, в свою очередь, приобрести новую «модель». «Замужние проститутки, — окрестила их Элизабет. — Продают себя точно так же, как и я, только взамен, чтобы скрыть факт продажи, лицемерно требуют себе знак приличия и порядочности — обручальное кольцо».
Она никогда не сомневалась в том, что выглядит прекрасно, потому что была действительно очень красивой женщиной. Чтобы «полюбить» Элизабет Уоринг, мало было купить ее тело, насладиться им можно было только тогда, когда образ и стиль жизни «покупателя» соответствовали ее стилю. Стать такой Элизабет Уоринг было непросто, но еще сложней было такой остаться. И вот скоро все закончится.
Элизабет никогда не пыталась обмануть жизнь и всегда платила полную цену за те деньги, которые зарабатывала. Поэтому клиенты постоянно ей говорили, что она доставляет им неописуемое удовольствие и, как бы ни было трудно в это поверить, счастье. За что же ей все это? За что! «Надо обсудить все с Филиппом, — наконец решила она, почувствовав, что после этого решения ей стало легче. — Он так ясно мыслит и не подвержен сомнениям. Его трудно поколебать какими-нибудь предрассудками. Он всегда был полностью согласен с мудрым изречением миссис Патрик Кэмпбэлл: «Никого не должно волновать, что человек делает, пока он не выходит на улицу и не начинает пугать лошадей».
«Мы с ним два сапога пара, — подумала Элизабет, и эта мысль показалась ей очень смешной. Он — старый любовник, находящийся на содержании, а она — высокооплачиваемая проститутка. Занятия, по общественным понятиям, достойные порицания и осуждения, однако они так не считали. — Филипп посоветует мне, как решить мою проблему. А как я скажу о ней папе и Бою… и стоит ли вообще им что-то говорить? Филипп все знает. Он всегда все знает».
4
В конце недели к Элли неожиданно пришла посетительница. Она с головой ушла в чтение «Пустынного дома», найденного ею на тележке госпитального библиотекаря, поэтому сначала даже не понимала, что кто-то остановился рядом. Из всех кроватей, находящихся в палате, только около этой не было стула, потому что к ней никто не приходил. Вдруг она услышала:
— Я сяду на кровать, ладно?
Элли подняла глаза и увидела Морин, которая улыбалась яркой, открытой улыбкой. Темно-синие, глубокие глаза смотрели на Элли с нескрываемым любопытством, горя желанием побыстрее узнать все новости.
«Да, конечно, Морин, — подумала Элли. — Паола слишком осторожна, а Синди глупа, чтобы прийти сюда. Морин всегда металась между ними двоими. Или, может, ее послал Мики, чтобы она все разузнала?» В глазах Элли засветилась тревога, и Морин поспешила ее развеять:
— Не волнуйся, все в порядке. Мики не знает, где я сейчас. В принципе ему все равно, даже если он и узнает. Он сейчас в тюрьме.
Элли привстала и взяла с тумбочки блокнот и ручку, потому что челюсть была еще стянута проволокой и она из-за нее не могла говорить.
«Как? За что? Когда?» — написала она.
— Ха, ни за что не догадаешься! Синди сдала его с потрохами.
Морин с явным удовольствием утвердительно кивнула головой, увидев в глазах Элли нескрываемое удивление.
— Она знала, что ему надо встретиться со своим поставщиком и взять наркотики, поэтому она быстренько позвонила той здоровенной сержантке в полиции. Ну, ты знаешь, о ком я говорю, та, с накрученными волосами, помнишь? Она так часто арестовывала Синди, что они стали чуть ли не подругами. Так вот, Синди позвонила ей в участок и попросила, чтобы та с ней встретилась, а потом рассказала ей о сделке: где, когда и как все это будет. Они сцапали его с полной сумкой кокаина и двумя десятками ампул с амфетамином. Они взяли и Мики, и того, кто ему все это передал.
«Зачем это надо было Синди?» — написала Элли.
— Он ее избил. Сказал, что она плохо следит за чистотой в квартире и ничего не делает. Ты же знаешь, как она относится к своим ногтям?! Так представь себе, он сломал ей два ногтя! Она прямо взбесилась. Можно было подумать, что ей оторвали два пальца. Но она тоже не дура, дождалась удобного случая, когда он вышел, и провернула все это дельце. Попряталась немного, пока они его не сгребли вместе с кокаином, а потом вернулась назад, собрала шмотки и укатила обратно к себе на Север. А я решила вот по дороге забежать к тебе, сообщить приятную новость. Ну, как ты тут?
Окинув критическим взглядом Элли, Морин заметила:
— Синяки уже почти прошли, а вот нос выглядит еще плохо, и что это за железки у тебя на зубах?
«Челюсть сломана, — написала Элли. — Поэтому не могу говорить».
— Да, Паола была права. Она сейчас в Саттене, с ребенком. Мы не знаем, что делать, пока нет Мики. Наверное, дело теперь будет вести Тони, по крайней мере, пока Мики не выйдет. Так уже было, когда Мики сидел за сутенерство. Тони хоть на игле не сидит и бить тебя не будет… Вот, я тебе тут притащила. — Она достала букет цветов и пару журналов, где картинок было гораздо больше, чем слов.
«Спасибо», — написала Элли.
— А как же ты ешь? Через трубочку?
Элли написала: «Да, только жидкости: супы, молоко и т. д.». Морин поморщила нос:
— Фу, гадость какая! — Но потом с любопытством спросила: — Ну и сколько тебя здесь продержат?
«Точно не знаю. Не меньше недели, пока мне будет необходим постельный режим».
— Хорошо, что я не принесла тебе фрукты, — хихикнула Морин.
В этот момент в палату с решительным видом вошла медсестра, явно собираясь сделать им замечание.
