Она очнулась с сухими глазами и ледяным выражением лица. Настояла, чтобы ей позволили сесть около отца; отказалась покинуть свое место, когда появились работники из похоронного бюро. Она отправилась за гробом в фамильную часовню и просидела там до похорон, которые состоялись через два дня. Затем она молча выслушала завещание отца. Титул и поместье отходили законному наследнику, племяннику, сыну покойного младшего брата отца. Все, что не входило в титул, он оставил своей дочери, которая таким образом стала баснословно богатой молодой женщиной. Но Эрун ей больше не принадлежал.
Новый маркиз робко предложил ей поселиться в доме, доставшемся его матери по наследству.
Она с такой ненавистью взглянула на него, что можно было подумать, он предложил ей жить в сарае.
— Дороти думает… — Дороти была его женой, которую Эстер считала парвеню, выскочкой. — Видите ли, у нас дети, так что она хотела кое-что изменить…
И снова он замолк под ее ненавидящим взглядом. Про себя он решил, что жена скорее всего права. Эстер сошла с ума от горя.
— Какие изменения?
У него мурашки поползли по коже.
— Ну, довольно существенные, сами понимаете. Дороти хочет сделать дом более современным…
— Современным!
Он отступил на шаг.
— Почему бы и нет? — спросил он, набираясь храбрости.
— Здесь ничего не менялось несколько поколений. Это же Эрун, придурок!
— Послушайте, успокойтесь, это же мой дом теперь, сами понимаете. Я могу делать с ним что захочу!
«Не уступай ей, — говорила ему жена. — Не разрешай ей помыкать тобой. Сам знаешь, какая она. Если дать ей волю, то она нас выгонит во флигель.
Будь у нее такая возможность, Эстер отправила бы его в ад. Она подумывала даже, не избавиться ли от него, но у него было два сына. Какими бы дикими ни казались ей планы этого ублюдка и его жены — дочери торговца, хозяйничающих теперь в Эруне, сделать она ничего не могла. Все так и останется. Она едва не задохнулась от подавляемого крика. Папа! Папа! Ненависть поднималась, подобно тошноте. И все потому, что она не мужчина. Да она не хуже, даже много лучше, чем любой из них! Только потому, что у них есть эта штука в штанах и они могут производить детей! Она подавила стон. Нельзя об этом думать. Эрун должен был принадлежать ей. Что же, она им всем покажет! Она отомстит за то, что с нею сделали. Она покажет мужчинам, на что способна женщина.
Она смотрела на пухлое лицо своего кузена, и ее переполняло отвращение; затем она повернулась и быстрым, яростным шагом вышла из дома и пошла через лужайку. Она не заметила, как один из присутствующих на похоронах, высокий, худой мужчина с торжественным выражением лица, отделился от толпы причитающих родственников и друзей и последовал за ней в отдалении. Она казалась ему очень красивой, а ее характер приводил его в трепет. «Такая красивая, — подумал с одобрением, — и такая гордая». Он смотрел, как она вышагивает, высоко подняв голову, в направлении озёра, где плавали белые лебеди. «Она сама — лебедь», — весьма романтически подумал он, хотя, по сути, был вполне приземленным человеком.
До него донесся ее высокий, властный голос, который она не трудилась понизить ни по какому поводу. Она обращалась к лебедям.
— Даже вас, мои красавцы. Они забрали все… все…
«Как ей должно быть горько, — подумал он. — И в каком она гневе!» Он даже поежился от удовольствия. Он слышал, как она разговаривала со своим двоюродным братом. Какой величественной она была в гневе! Но в этот момент она, должно быть, почувствовала его присутствие, потому что взглянула через плечо в его сторону. Прекрасно воспитанная, она сумела скрыть раздражение, так что он счел ее улыбку искренней.
— Я только хотел попрощаться, — начал он неуверенно. — Мой корабль сегодня отплывает из Саутгемптона.
— Разумеется. Вы ведь из американской ветви семьи, верно?
— Да. Уинтроп Брэдфорд. У нас общие предки, но в вашем случае это сэр Генри, а в моем — его младший брат Уильям.
Эстер взглянула на его худое лицо с длинным носом. Типично брэдфордовскими были светлые волосы и высокий рост. Он ей уже надоел, но она вежливо спросила:
— И много вас там?
Он удивленно и досадливо рассмеялся.
— С избытком. Большой клан. Одна из старейших семей в Бостоне. Мы там живем уже около двухсот девяноста лет.
Его неприкрытая гордость заставила Эстер улыбнуться. Ее собственная семья жила на этой земле уже около тысячи лет.
— Как-то про американцев никто не думает, что у них есть предки, — забавляясь, промолвила она.
Его бледное лицо вспыхнуло.
— В Бостоне это имеет большое значение.
— В самом деле? А мне казалось, что там живут только краснокожие индейцы и гангстеры.
— Вы явно никогда не бывали в моей стране.
«Да, и не собираюсь», — подумала Эстер.
— Уверяю вас, вам понравится, — заверил Уинтроп. — Бостон — очень цивилизованный город, Англия в миниатюре, но, тем не менее, он — колыбель нашей независимости.
— Надо же! Тогда очень мило с вашей стороны приехать на похороны моего отца.
— Мы гордимся своими связями с Англией!
— Но, разумеется, с аристократией вы разделались?
— Только не в Бостоне! Кто ты — там значительно важнее, чем какой ты!
Он нагнал на нее такую тоску, что она позволила себе сказать ему жестко:
— Мой отец считал, что вы там все переженились внутри семьи, что это уже почти инцест.
Его худое лицо снова вспыхнуло.
— Верно, мы предпочитаем жениться на родственниках, — неохотно согласился он. — Среди моих собственных предков — Адамсы, Кэботы и Лоувеллсы. Моя мать из Адамсов.
Эстер хотелось рассмеяться ему прямо в лицо. Что это за фамилия такая — Адамс? Он же произнес ее тан, будто они сидели справа от Господа.
— Мы очень гордимся своими предками, — продолжал тем временем Уинтроп. — Более того, мы стараемся сохранить в себе все английское, — кроме права наследования титула, разумеется.
Это возбудило интерес Эстер.
— У вас нет закона о наследовании титула?
— С того времени как Томас Джефферсон его отменил, нет. — Он уверенно продолжил — Мы стараемся это обойти, разумеется. В Бостоне у нас принято передавать свое наследство целиком. Есть способы избежать дробления. Посмотрите, что случилось с Вандербильдами.
Эстер, которая ничего про это не знала и знать не хотела, медленно произнесла:
— Значит ли это, что, принадлежи я к американской ветви семьи, я была бы единственной наследницей отца?
— Ну конечно! Ведь вы были его единственным ребенком.
Эстер одарила его ослепительной улыбкой, подошла к нему и взяла под руку.
— Просто замечательно! Пожалуйста, расскажите поподробнее.
Через шесть недель леди Эстер Конингхэм-Брэдфорд была на борту судна, отплывающего в Нью-Йорк. Еще через полгода газета «Таймс» напечатала, что миссис Уинтроп Брэдфорд 111 имеет удовольствие сообщить о помолвке ее сына Уинтропа Брэдфорда IV с леди Эстер Мэри Клариссой Конингхэм-Брэдфорд,
