— Я узнала об этом только после того, как вышла.
— Но ты была в него влюблена?
— Думала, что да.
Брэд беспокойно задвигался, как будто ее ответы его не удовлетворяли, неизвестно почему.
— Как ты думаешь, есть разница между любовью и влюбленностью? — наконец спросил он.
— Да, — ответила Джулия. — Первое — настоящее, второе — романтическая выдумка.
Снова появилась морщинка между бровей.
— Как получается, что ты, человек, который держит эмоции в морозильнике, выделяешь так много тепла? — спросил он почти что агрессивно.
— Я просто экономно расходую свои эмоции.
— Уж не хочешь ли ты этим сказать, что я разбрасываюсь моими?
— Нет, я вообще не думаю, что ты своими пользуешься.
— Понятно. Чувствуется работка Салли, не так ли?
— Салли не имеет к этому никакого отношения.
— Тогда почему ты задираешься?
— Я с тобой честна, считай это комплиментом.
— Без этого комплимента я бы обошелся. — Он продолжал хмуриться. — А чего бы именно ты от меня хотела? — грубо спросил он.
— Только того, что ты предложил.
Она увидела, как у него заходили желваки по сторонам его чувственного рта.
— Надеюсь, оправдал твои ожидания?
— Не жалуюсь.
— Вот видишь, — сказал он с оттенком разочарования. — Я же не зря просил не сразу сбрасывать меня со счетов. — Последнее слово он почти выкрикнул и резко сунул ей меню. — Давай кончать с этим. — Прозвучало как приказ. — Надо поесть.
Когда Джулия взглянула на маленькие хрустальные часики, стрелки показывали четыре утра. Самая темная ночь души. Именно поэтому она, по всей вероятности, и лежала в ней, так сосредоточенно исследуя свою.
Она тщательно перебрала все записи, которые аккуратно делал ее мозг даже в самые острые минуты экстаза; она нарисовала мысленный график: карабкающуюся вверх кривую, начинающуюся со странного физического притяжения до острых пиков физического наслаждения. Она взвесила показатели своего наслаждения, нырнула в глубину своего к нему отношения и поставила единственно возможный диагноз — наваждение.
Но, предъявляя свои заключения, мозг одновременно снимал с себя всякую ответственность: если бы она прислушивалась к нему, а не действовала по велению плоти, ничего бы этого не случилось. Так или иначе, он предупреждал ее, что она пожалеет; что пришло время удалить себя от источника заразы. Последняя в противном случае станет только опаснее, превратится в настоящую эпидемию одной из самых тяжелых и смертельных болезней — любви.
А это пугало ее до смерти. К этому человеку? Этому эгоистичному, беспечному, нагловатому, незрелому, непостоянному плейбою? Это просто не для нее!
«Разве? — презрительно спросил ее разум. — Тогда почему же ты плавишься, стоит ему до тебя дотронуться?»
«Секс, — честно призналась она самой себе. — Я изголодалась, а он подвернулся под руку. Любовь я понимаю иначе».
«Ну так определи, что такое любовь», — насмехался ее разум.
Но прежде чем она успела это сделать, зазвонил телефон. Брэд зашевелился, но не проснулся; он умел спать как убитый. Кто это может звонить в четыре утра? И тут она поняла. Его мамочка, разумеется.
Голос подтвердил ее догадку.
— Брэд, дорогой… это ты? — Напористо, с командирскими интонациями.
Джулия толкнула Брэда в бок.
— Тебя.
Не иначе как будет синяк, подумал Брэд и взял трубку.
— Брэд Брэдфорд… Мама! — Он внезапно сел прямо. — Да, да, все нормально, все выяснил. Что? Сегодня? Сейчас? — Огорчение явно было нарочитым. — Что ж, если надо… конечно, есть еще рейс в половине восьмого.
Самолет, чтобы спасти его, подумала Джулия. Увезти от ситуации, в которой он уже не чувствует себя в своей тарелке. Она ощущала, что отдаляется от него со скоростью света. Он положил трубку, провел руками по волосам и вздохнул:
— Вызывают домой. Назревает сделка.
«Знак, — подумала Джулия. — Ты на пороге, а за порогом тоска…»
— Как жаль, — заметила она.
— Мне надо быть в аэропорту в половине седьмого… — Быстрый взгляд на часы. — И заказать билет на тот рейс в половине восьмого.
— Хочешь, я за тебя это сделаю? — услышала она свой голос.
— Ты просто прелесть! Сделаешь? — Он облегченно спрыгнул с кровати, на лице улыбка. На этот раз никакого «последнего раза».
Ей удалось заказать ему билет в первом классе, пока он принимал душ. Она слышала, как он жизнерадостно насвистывает под шум воды. Одевшись, он повернулся к ней.
— Чем быстрее, тем лучше, — сказал он коротко.
Его поцелуй был скорее формальным, чем страстным. Ему хотелось поскорее уйти.
И вот дверь за ним закрылась.
5
Хотя все окна в столовой были подняты, бостонское лето давало себя знать. Из четырех женщин и трех мужчин, сидящих за столом, особенно мучилась от жары необыкновенно шикарная сорокатрехлетняя женщина, тратящая огромное количество денег и времени на то, чтобы выглядеть тридцатитрехлетней. Кожа ее блестела от капелек пота, а зачесанные назад волосы были влажными на висках и шее.
— Мама, ты просто должна установить кондиционер, — пожаловалась она. — Я не могу выносить эту турецкую баню, в которую дом превращается каждое лето.
— Я в этой стране живу сорок пять лет, — невозмутимо ответила ей Эстер Брэдфорд, — и я никогда не позволяла погоде так на меня действовать. Если бы ты, дорогая моя Битси, вместо того чтобы злиться, попробовала привыкнуть, тебе бы это пошло на пользу.
— Я привыкла жить в комфортабельных домах с кондиционерами, — ответила Битси.
— Я не могу этого допустить. Кондиционеры являются источником куда больших простуд, чем можно себе представить, и, если бы даже я не обращала внимание на свою астму, я все равно бы не согласилась иметь их в доме. Тебе бы пожить в Эруне пятьдесят лет назад, вот тогда у тебя действительно был бы повод для жалоб.
Тонкие губы леди Эстер растянулись в улыбке при приятных воспоминаниях, и Брэд, сидящий по другую сторону стола, поднял глаза к небу. Заметив это, его невеста Кэролайн Нортон, сидящая от него слева, толкнула его под столом.
— Эрун за последние пятьдесят лет здорово изменился, мама, — вступила в разговор старшая сестра Брэда. — Возможно, летом там было прохладно, поскольку стены толстые, но зимой, пока не установили центральное отопление, там должен бы быть настоящий ледник.
— Чушь собачья, — отшила ее леди Эстер. — Я думала, у тебя больше выдержки, Абигейль.
