— Женщины в эти игры играют испокон века. Охотиться, любить должны мужчины, во всяком случае, они так считают. Пусть себе обольщаются, если им так нравится. Помни только, ты не должна делать ничего такого, что тебе не по душе. Никогда не ставь себя в положение, из которого нет выхода.
— Если, разумеется, я сумею его распознать.
— Ты же женщина, верно?
«Разве? — подумала Джулия, вспомнив замечание Дерека. — Что это вообще такое, быть женщиной?»
— Просто попытайся победить его в его собственной игре, поняла? — говорила тем временем Крис. — Читай инструкции или спрашивай меня по ходу дела. Я сумела выкрутиться из многих сложных ситуаций. Основная позиция — спиной к стене.
Он приехал в субботу и принес с собой возбуждение и свежий воздух. Шел дождь, и на его густых светлых волосах бриллиантиками сверкали капли. Переменчивые глаза сияли, а его улыбка заставила Джулию подумать, что еще никогда в жизни она так не чувствовала мужчину — каждым своим нервным окончанием. Он был, пришлось ей признаться самой себе, раздражающе сексуален.
Его взгляд польстил ей.
— Вы выглядите на миллион долларов.
— Тогда хорошо, что вы можете меня себе позволить, — пошутила Джулия, от всей души надеясь, что он не разорит ее.
Он потрогал бантик, завязанный у горла ее черного шифонового платья.
— Вам идет черное, ваши волосы тогда — как огонь. Но ведь вы не в трауре по чему-нибудь? Кому- нибудь? — Джулия почувствовала вопрос в его глазах. — Со мной вам не придется надевать траур.
«Надеюсь, что нет», — взмолилась в душе Джулия.
— Вы же просили, чтобы я оставила кое-какие сомнения на ваш счет.
— У меня сомнений нет. — У рта появилась недовольная морщинка.
— Вы не любите сомнений?
— Только не в моих женщинах.
Тем самым, решила она, он уже определил ее место. Во всяком случае, так он считал. Но там она вовсе не собиралась находиться.
— Вы не ответили, — поторопился сказать он, поскольку ему не понравилось то, что он заметил в ее взгляде. Он был на взводе с того момента, как увидел ее, а свидание с Анжелой только усилило его желание. Смотря на нее сейчас, такую обольстительную в этом прозрачном черном платье, он чувствовал, что уже готов к действию. Надо надеяться, он ее не рассердил.
— Это предупреждение? — спросила она наконец довольно холодно.
— Да нет, просто намек на то, какой я есть.
Она улыбнулась.
— А я-то надеялась, что вы позволите мне это узнать самой.
— Именно это я и имел в виду, — ответил он, решив, что хорошее настроение восстановлено, и торопясь воспользоваться этим. Он взял ее пальто. — Мило, — заметил он. Пальто было из черного вельвета с воротником и манжетами из норки. Над мехом ее волосы казались языками пламени.
Он отвез ее в ресторан, который сначала показался ей частным домом: просторная столовая, обставленная по-деревенски, на стенах картины, огонь в огромном мраморном камине. Столики расставлены по меньшей мере на расстоянии шести футов друг от друга, и официантов больше, чем посетителей. Приглушенные тона; безмолвное благоговение перед большими деньгами.
Один из официантов обратился к Брэду по имени, другой принес серебряное ведерко, где во льду стояла бутылка шампанского, третий — серебряную же вазу, тоже лежащую на льду, в ней горкой лежало что-то, напоминающее блестящий серый жемчуг, и что, как догадалась Джулия, было черной икрой, которую она еще никогда в жизни не пробовала. Четвертый взмахнул тяжелой салфеткой из плотной дамастовой ткани и торжественно положил ей ее на колени, проявив ловкость, которая сделала бы честь Эль Кордобесу, укрощающему быка.
— Налетайте, — пригласил Брэд и показал пример.
Джулия положила икру на кусок тоста, такого тонкого, что через него можно было читать газету. Официант разлил шампанское. Взяв высокий длинный бокал, Брэд протянул его в ее сторону.
— За нас, — сказал он, — за наше начало. Чокнувшись с ним, она спросила:
— Вам нравится именно это?
— Начало лучше, чем окончание.
— И часто оно вам перепадало?
— Вполне достаточно. А вам?
«На одно больше, чем нужно», — подумала Джулия, ответив ему небрежным, как ей казалось, пожатием плеч. Она знала, ему нельзя рассказывать. Что он о ней думал и что она из себя представляла на самом деле, не имело ничего общего. Ей следует быть осторожней. Вся беда в том, что он сумел проникнуть в ее бережно охраняемое сознание так глубоко, что это беспокоило и расстраивало ее. Ей казалось, она потеряла равновесие.
— Давайте не будем говорить об окончании, — резко сказал Брэд, и между бровями появилась морщинка, свидетельствующая о неудовольствии. — Сегодня наше начало.
«Разве? — подумала Джулия. — Начало чего?» Шампанское оказалось таким холодным, что она даже не ощущала его вкуса, но по венам потек огонь.
— Нравится? — спросил ее Брэд.
— Гм… Очень вкусно.
— Шампанское и красивые женщины должны сопутствовать друг другу.
— Теперь мы перешли к обобщениям.
— Разве не судьба свела нас вместе? Я чуть было не отказался от вечеринки.
Она не поинтересовалась, почему. Эта ее черта тоже заинтриговывала — обидное отсутствие любопытства.
— Но я рад, что пошел, — продолжил он.
И на этот раз она не дала ожидаемого ответа: «И я тоже».
— А вы? — вынужден был он спросить.
Она опустила ресницы, прикрывая свои таинственные глаза.
— Надеюсь, что буду.
Уже лучше. Она была достойным противником.
Меню оказалось на удивление коротким.
— Здесь только фирменные блюда — и все восхитительны. Сюда вы приходите поесть, а не затем, чтобы вас увидели, Я советую вам взять мясо в сладком соусе.
Такого блюда Джулия никогда не пробовала, но решила, что сегодня готова рискнуть. Официант снова наполнил бокалы.
— Пейте, — посоветовал Брэд.
— Мне от вина спать хочется, — призналась Джулия.
— Я вас вскоре разбужу.
Их глаза встретились, и Джулия снова почувствовала, как он проскальзывает внутрь нее. Она никак не могла объяснить себе этого эффекта. По правде говоря, она всегда считала, что подобное ощущение — плод раздутого романтического воображения, и всегда склонна была согласиться с Вольтером[3] или с кем-то другим, кто сказал, что, если бы любви не было, ее нужно было бы выдумать. Разве один раз ей уже не казалось, что она нашла ее, тогда как на самом деле все оказалось суррогатом? «Куда тебя занесло, Джулия», — подумала она. Эта игра не называется любовью. Ему нужна только постель, он и не скрывал этого с самого начала. Все в нем говорило: «Я готов, а ты?» «Снова эти игры», — подумала она.
Она опять опустила глаза, и лицо ее стало холодным и безупречным, как у статуи. Но он уже знал, что за этой холодной внешностью скрывается острый ум. А что она на самом деле из себя представляла — это было спрятано глубоко-глубоко. Ему придется нырять, тут уж ничего не поделаешь. Беда вся в том, что как бы при таком глубоком нырянии не заработать кессонную болезнь.
