– Что с вами, Ник? – сказал Атсон. – Что, черт побери, с вами стряслось за эти годы?
– Ничего особенного, – сказал я. – Ничего, о чем стоило бы говорить в этом веселом застолье.
Габриэль тем временем декламировал Виктору Платоновичу свои стихи, а я все равно не смог бы сейчас воспринять ни строчки.
– И все-таки, Ник, – сказал Атсон. – У вас проблемы?
– Удобный английский язык, – сказал я. – Тактичный язык. Понятие «проблемы» может включать в себя и землетрясение, и прыщ на лбу.
– Так все-таки – землетрясение или прыщ? – сказал Атсон.
– Землетрясение, – сказал я.
– Понял, – сказал Атсон. – Кто-то хочет вытрясти из вас те рузвельтовские денежки.
– Если бы, – сказал я. – Если бы… Я бы того человека на руках носил.
Всем вокруг было уже не до нас – и так хорошо. Виктор Платонович умело сортировал безденежных сочинителей, иным дозволял присесть ненадолго, иных мановением руки отсылал прочь. И строго следил, чтобы guljaem не переросло в le zapoy, хотя границу между этими понятиями трактовал весьма произвольно.
– И все-таки, – сказал Атсон. – Мы друзья уже почти сорок лет. Кое-что я знаю, о многом догадываюсь. У меня свои источники информации. Не масонские балаболки, нет – серьезные люди. Что-то произошло в России. И ваши танки не для моциона проехались до Праги…
– Не для моциона, – сказал я. – Представьте, Билл, что вы выходите, простите, из тюрьмы…
– Очень хорошо представляю, – сказал Атсон.
– Ну и вот, – сказал я. – Выходите из железных ворот с узелком, и первым делом видите, что вас не ждет автомобиль с надежными ребятами и шампанским.
– Это можно пережить, – сказал Атсон. – Может, ребята и сами загорают в клеточку.
– Слушайте дальше. Вы садитесь в такси и начинаете объезжать старых приятелей. Нигде они не загорают, только ведут себя как-то странно… Не хотят или не могут вспомнить ни ваше совместное дело, ни контрабанду виски, ни матрацы… С вами говорят, как со старым знакомым, – но и только.
– Ссучились, – понимающе кивнул Атсон.
– Поначалу вы тоже так думаете, но потом все больше убеждаетесь, что они
– Ну и что? – сказал Атсон. – Моя старая компания и в самом деле остепенилась – кто в ящик не сыграл, понятное дело. Ник, – оживился он, – да ведь копы запросто могут ославить ни в чем не повинного человека, чтобы свои его сторонились. Скажут, например, что в тюрьме всех закладывал…
– И долго проживет такой ославленный человек? – сказал я.
– Ну… разбираться будут, – неуверенно сказал Атсон.
– Да нет, – сказал я. – Никто с вами даже разбираться не хочет… Вы для них просто знакомый, хороший парень, с которым можно поорать на бейсбольном матче, выпить, вот как мы сейчас…
– А может, ребята просто решили зажилить мою долю, вот и валяют дурака? – сказал Атсон.
– Нет, – сказал я. – С банковским счетом все в порядке. Более того – весь общак теперь мой.
– Хорошо, – сказал Атсон. – Тогда я просто начну набирать новую команду.
– Действительно просто…
Атсон разлил «Смирновскую» по рюмкам.
– Ник, – сказал он. – Все пройдет. Вы сильный человек и вылезете из любого дерьма. Если я чем-то смогу помочь…
– Я знаю, – сказал я. – Спасибо, Билл. – Слушайте, Ник. – Он вдруг уставился на бутылку. – Мы здесь сидим уже целый час! Такими темпами мы не обойдем Париж и за месяц!
– Да, – сказал я грустно. – Вы правы. Надо двигаться дальше. Ребята, мы идем…
– Идем, – согласно кивнули Габриэль и Виктор Платонович.
– Гарсон, – подозвал я официанта, как следует расплатился, вернул ему целый и невредимый стакан, а потом, показав на спящего в неудобной позе «хвоста», добавил сверх суммы три стофранковые бумажки: – Будьте так любезны, отвезите этого месье в ближайший бордель.
– В бордель?! – восхитился он.
– Совершенно верно. В грязный, дешевый, с дурной репутацией бордель.
– Да, месье! Я знаю такой!
– Я не сомневаюсь, гарсон! Действуйте!
– Слушаюсь!
И мы, четверо в ряд, покинули гостеприимное кафе «Клозери де Лила», не расписавшись на стене, но ничуть об этом не сожалея. «Роллс-Ройс» пополз следом, бесшумный, как летящая сова.
Странно: разговор мой с Атсоном так зацепил меня, что я очнулся от размышлений, лишь увидя перед собой белоснежную скатерть. Мы вчетвером сидели на полукруглом диване с высокой, выше голов, спинкой. Два официанта во фраках сервировали стол с такой скоростью и точностью, что казалось – перед тобой не
