Посмотри в глаза чудовищ

– Интересно… Вы вышли из рума в Предтеченке?

– Грр.

– Что же могло вам там понадобиться… Информация?

Молчание.

– Вещь?

– Грр.

– Как бы узнать, какая…

Гусар встал, оглянулся через плечо, приглашая следовать за ним, и небыстро пошел по бульвару.

Возле перехода торговал киоск: старенький, кооперативных времен, в центре таких уже не осталось. Гусар остановился перед ним, царапнул лапой стенку и поднял морду. Николай Степанович проследил его взгляд. Сквозь грязное стекло просвечивала жестяная, красная с золотом, коробка китайского чая.

Золотой крылатый дракон изгибался на ней всем телом…

– Купить этот чай?

Молчание.

– Понял. Золотой крылатый дракон. Его вы искали?

– Грр.

– Нашли?

Молчание.

– Его там не было?

Молчание.

– Значит… что? Он там был, но вам его не дали?

Молчание.

– Дали?

– Грр.

– Дали, но вы не смогли его забрать, потому что пришел… этот, как его… ледяной мангас?

– Грр.

– Твой спутник погиб?

– Грр.

– И эта вещь тоже погибла?

– Грр.

– Понятно… Прими мои соболезнования, друг. Твой товарищ… ты его любил?

– Грр.

– Царствие ему небесное… – Николай Степанович перекрестился. – Упокой, господи, душу раба твоего… Но как бы нам познакомиться поближе с остальными твоими друзьями, Гусар?

Гусар вздохнул и так выразительно посмотрел на Николая Степановича, что тот опять остро ощутил свою житейскую несостоятельность.

ШЕСТОЕ ЧУВСТВО (Москва, 1934, август)

Белокыргызские стихи, с которыми я мог выступить на съезде, заказывали аж на Мадагаскаре. Наставник Рене приложил к ним руку. Я так и не узнал, имелось ли в них какое-то скрытое свойство или же они были абсолютно инактивны. Если свойство и было, то оно могло не реализоваться в той удушливо- шумной атмосфере… Словом, когда меня просили «что-нибудь почитать», я читал, а потом по бумажке воспроизводил подстрочный перевод:

Над степью ковыльной седыми кобылицами тучи ходят.
Под тучами, но над землею парит степной беркут, похожий
на вихрь.
То заденет он крылом ковыльные травы, то опять взлетит
под самые тучи.
И грозно клекочет от радости.

Другие птицы бури боятся. Прячутся они от бури, пищат.
Толстый тарбаган уже не стоит возле норки, в нее прячется.
Даже орел, и тот забрался в орлиное гнездо на высоких скалах.
Страшно ему в степи оставаться.

Змеи укрылись в глубокие овраги, потому что боятся они грома.
Шкуры свои они меняют от страха, думают, что в новых шкурах народ их не узнает.
Но народ мудр. «Двурушники!» – говорит он про змей.
И змеи шипят в своем овраге, источая яд.

Ураган поднимает в степи тучу пыли. Срывает юрты и уносит.
Бараны сбиваются в кучу. Мычат коровы, блеют овцы.
Собаки лают.
Бедные чабаны на своих кривоногих лошадках объезжают перепуганных животных, успокаивают.
Пока они здесь, чабаны, с отарой ничего не случится.
И только гордый беркут летает, где хочет.

Едет по степи одинокий всадник. Не страшна ему буря и даже приятна.
Воздух свеж при грозе. От молний польза природе. Молнии – это электричество.
Все попрятались от грозы и бури, а он едет. Прекрасные усы у всадника.
Сталин – имя ему, бесстрашному.

И гордый беркут видит, что не самый смелый он в степи.
Камнем падает он с неба и лишь над самой землей раскрывает крылья.
Послушной птицей садится на плечо всаднику.
Ловчим соколом будет он отныне.
А буря становится все страшнее и страшнее…

Клянусь, мне удавалось прочесть это, не дрогнув лицом.