Жрецы, среди которых была и прелестная девочка, уже почти девушка, принесли клетку с белыми голубями.
— Мой господин, — свистящим шепотом произнес Идрал, — сегодня ни один голубь не даст правдивого предсказания о том, готовы ли твои воины идти завоевывать могучую империю.
Жрецы растерялись, а Кутсен Йонг склонил голову в знак согласия и спросил:
— Так что же ты предлагаешь, господин Идрал? Взять вместо голубя орла? Может быть, тигра? Или кого–то другого?
— Девушку. Девственницу,— ответил Идрал.
Кутсен Йонг кивнул и указал на девочку, держащую клетку с голубями:
— Это то, что нужно.
Жрецы в ужасе замерли на месте, но по знаку Идрала четверо солдат дворцовой стражи выступили вперед. Клетка, выбитая из рук девочки, упала на ковер и покатилась — голуби беспомощно трепыхались в ней, — солдаты, бросив девочку на камни пристани, сорвали с нее одежду и крепко держали за руки и ноги; девочка смотрела вокруг широко раскрытыми от ужаса глазами.
Кутсен Йонг жестом подозвал съежившегося от страха верховного жреца:
— За работу, старик, мне нужно знать предсказание.
Истошные крики девочки, казалось, заполнили все вокруг, когда жрец, орудуя длинным кривым ножом, стал извлекать из ее тела внутренности; у некоторых, стоящих рядом, началась рвота. Все то время, пока жрец потрошил несчастную, по лицу Идрала было разлито выражение экстаза.
Наконец девочка затихла, и лишь плеск и шум волн, завывание ветра да хлопанье крыльев испуганных голубей слышались на пристани.
Бросая тревожные взгляды на императора, жрецы изучали внутренности и, коротко посовещавшись, согласно объявили:
— Великие победы ждут впереди.
После они бросили тело девочки в воды Джингарианского моря, которые сразу окрасились розовым, а волны отлива понесли тело девочки в море, и оно скоро пропало из виду; ее невинные невидимые глаза уже смотрели сверху на спокойные теперь лица мясников в жреческом облачении. Могущественному флоту был дан сигнал. Подобные лепесткам распускающихся цветов, поднялись на траверсах и наполнились северным ветром треугольные паруса, и на бурных волнах отлива корабли начали строиться в походный порядок, чтобы направиться в страну Риодо, в победе над которой теперь все были уверены.
Однорукий служитель, который прежде был рыбаком, качал головой, но не произнес ни слова, потому что не хотел, чтобы его голову постигла участь левой руки, а иметь дело с императором было бы намного хуже, чем с любой шайю, — уж в этом–то он был уверен.
За неделю до этого на острове Риодо Золотые Драконы и Красные Тигры временно прекратили распри, ибо их ушей достигла молва о том, что могучий флот стоит в гавани Джанйонга и несметное войско только ждет сигнала к отплытию.
После получения такого сообщения все последующие дни были заполнены кипучей работой: оперялись стрелы, точились мечи и сабли, полировались панцири и доспехи, проверялось здоровье и пригодность лошадей — в общем, шла активная подготовка к тому, чтобы сбросить неотесанных вторженцев в море, для чего все способные держать в руках оружие собирались на западных берегах, поскольку нападение ожидалось именно оттуда.
На пятый день сквозь густой проливной дождь, усиленный бешеными порывами ветра, они увидели на горизонте первый парус.
— Ши! — закричали пронзительным голосом Золотые Драконы.
— Хакай! — отозвались громоподобным рыком Красные Тигры.
Они поднялись на высокие дюны и стояли готовые незамедлительно броситься туда, куда пристанут корабли Джинга.
А затем паруса закрыли весь горизонт, и голоса стихли при виде столь ужасающего зрелища. Воины стояли молча, сжав в руках оружие, готовые драться до конца, понимая, что победить они не смогут.
Но к их везению, ветер, как будто по заказу, задул с бешеной силой, раздался пронзительный, леденящий душу вой, с неба хлынули потоки дождя, а поверхность моря вздыбилась огромными, бешено несущимися волнами. И вражеский флот исчез за огромной стеной воды, поднятой взбесившейся стихией.
Кутсен Йонг сидел на троне, перед ним толпились придворные и свита. Вдруг в тронный зал широкими шагами вошел посланец. Бросившись на колени и прильнув лбом к мраморным плитам пола, он ждал позволения заговорить, а когда оно наконец было дано, произнес:
— Господин мой, я принес плохую новость: наш флот уничтожен ужасным тайфуном. Никто не спасся, все погибли, в том числе и ваш отец, великий полководец Холаи Чанг.
Гробовое молчание воцарилось в тронном зале, и только из дальнего угла донесся шепот:
— Я знал это.
Этот шепот достиг ушей императора, поскольку акустика зала позволяла услышать с трона даже самые слабые звуки.
Кутсен Йонг в гневе вскочил:
— Кто это сказал?
Все посмотрели на однорукого мужчину, и кто–то произнес:
— Это же Вангу.
Дрожа всем телом, однорукий неуверенно выступил вперед.
— Привести его ко мне! — скомандовал Кутсен Йонг. Два гвардейца дворцовой стражи мгновенно подтащили однорукого к подножию трона и бросили его вниз лицом на каменные плиты. Съежившись всем телом, однорукий прижался лбом к мраморному полу.
— Ты знал это? — грозно спросил Кутсен Йонг.
— Мой господин, я знал о том, что приближается ужасающий шторм.
— И ты ничего не сказал.
— Мой господин, кто я такой, чтобы противоречить жрецам? Я всего лишь скромный рыбак.
— Скромный рыбак? — взорвалась Шакун, первая служанка, подходя к краю помоста, на котором стоял трон. — Тогда почему ты здесь, в этом дворце, куда допускаются лишь знать и придворные?
— О госпожа моя, это император пожаловал меня в придворные, после того как принял от меня драгоценный камень.
— Мне ты не давал никакого драгоценного камня! — прошипел Кутсен Йонг и поднял руку, подавая сигнал гвардейцу, стоящему близ трона с саблей в руке.
Однорукий вновь распростерся ниц перед троном и закричал, что камень был отдан прежнему императору, за что Вангу была пожалована должность смотрителя рыбного пруда.
— Бааах! — фыркнул Кутсен Йонг.
— Мой господин, подождите, — пошептал Идрал. Кутсен Йонг повернул голову к наставнику:
— Голова этого дурня недостойна оставаться на его плечах. Он несет ответственность за гибель моего флота.
— И за смерть вашего отца, — добавила Шакун.
— Да, да. Ты права, Шакун, и за это тоже, — нетерпеливо произнес Кутсен Йонг, подав знак страже оставаться на местах. — Ну, говори, Идрал.
Идрал прижал ладонь к груди, как бы извиняясь за вмешательство в действия своего молодого воспитанника, а затем обратился к однорукому:
— А что собой представляет этот камень? Опиши, как он выглядит.
Однорукий встал на колени и, уткнув глаза в пол, произнес:
— Он вот такой величины. — При этом он поднес ладонь здоровой руки к выпростанной из рукава культе, чтобы показать размер камня. — Он как лимон или как яйцо этой большой птицы, которая не может летать, она живет в саду моего господина вблизи рыбного пруда. Он почти круглый, напоминает бледный нефрит. Он светится слабым внутренним светом.
