хотелось. И теперь хотят меня заманить: снять обвинения, вернуться в мою газету, но в обмен на это – молчать. И за всем этим стоите вы и ваши люди!
- Кто бы за этим ни стоял, это ничего не меняет в ответственности, которую вы несете как журналист.
- Ответственность за что? За то, что никто не узнает, что привидения Агарти снова живы? За то, что в темноте останется то, что делает Шамбала?
Вайгерт медленно разбушевался. Бекетт внешне не показывал признаков не-терпения или нервозности. Внутри, тем не менее, он был очень напряжен. Судьба... Агарти отняла ее у Шамбалы.
- Откуда вы знаете, собственно, о Агарти и Шамбале?
Вайгерт задумался. Следует ли ему теперь рассказать о его беседе со Штайнером? Но тогда секретная служба ООН его схватит. Важный источник информации, к которому, вероятно, придется вернуться еще раз, тогда исчез бы. Значит, нет.
- Я просто об этом знаю. Вернемся к предыдущему вопросу: ответственность за что?
- Есть вещи, которые люди не могут понимать. Это просто было бы слишком сложно для них. Если отобрать у них все их прежние точки опоры, с помощью которого они ориентируются в жизни и в истории, тогда последствия трудно себе даже представить. Хотите ли вы на самом деле рассказать кому-то, что нити политики прядутся в другом месте, а не там, где полагают люди? Что произошло бы, если вы, Вайгерт, смогли бы доказать общественности, что такие люди как я или Бернхард Фолькер чувствуют себя обязанными исключительно идеям Шамбалы? И что произойдет, предположим, если бы вы смогли доказать то же самое о сотнях или тысячах значительных личностей на свете? Демонстрации, беспорядки, восстания, вероятно, даже войны были бы последствием. Никто не мог бы верить больше в то, что до сих пор было ему свято. Какая польза была бы человечеству от этого? Ведь оно не поняло бы, что такое руководство идет ему только во благо. А какой толк был бы от этого вам, господин Вайгерт? Или вы хотите чего-то такого?
Как там говорил Штайнер? Одни, которые следовали дорогой левой руки, хоте-ли передать людям дуновение божественного. И другие, которые вступили на путь правой руки, хотели, чтобы их и дальше почитали как богов. Агарти и Шамбала. В этом было различие. Вайгерт вспомнил слова Штайнера. До сих пор от них ему было мало пользы, однако медленно туман начинал редеть.
- Я не знаю, хочу ли я этого. Но я хочу сообщить правду, а именно всю правду.
Бекетт откинулся назад и сделал глоток из стакана, который перед ним стоял.
- Правду? Какую правду? Вашу правду? Правду женщины там за стойкой? Правду рабочих, которые сидят вместе вон там? Или мою правду? Настоящую правду, Вайгерт, не может понять каждый первый встречный. Если бы вы могли людям объяснить логично, что «Бог мертв», тогда это стало бы для многих людей шоком. Но если вы объясняете им, что Бог жив, причем среди них самих, тогда шок был бы еще больше.
- И это Вы бог, или как?
Бекетт должен был улыбнуться. Вокруг его глаз образовывались маленькие складки. Это продолжалось только коротко, затем он снова стал серьезным. Он потянулся к карману своего пиджака и вытащил портмоне. Тонкими пальцами он выдернул оттуда банкноту. Это была купюра в один доллар.
- Вы собираетесь уже расплатиться, или что?
- Нет, нет. Наша беседа ведь только началась. Я просто хочу вам кое-что показать.
Он положил долларовую купюру на стол, обратной стороной кверху. Потом он придвинул ее поближе к Вайгерту.
- Это Бог.
Вайгерт посмотрел на денежный знак, затем на Бекетта.
- Если вы хотите этим сказать, что люди сегодня поклоняются только лишь деньгам, тогда нужно...
- Нет, нет. Это было бы слишком просто. Но Бог оставляет следы.
- На долларовой купюре?
- Так сказать. Видите пирамиду?
Только теперь Вайгерту бросилось в глаза, что это была та же пирамида, которая была выгравирована и на кольце его собеседника.
- И? Что с нею?
- В самом низу вы найдете цифровое обозначение года, 1776.
- Ничего странного, это же год, в который США провозгласили свою независимость.
- И это тоже. Сложите теперь сумму цифр этого числа.
Вайгерт чувствовал себя одураченным. Но он посчитал.
- Двадцать один.
- Очень хорошо. Двадцать один, то есть трижды святое число семь.
- Ну и что? Вы собираетесь доказать мне теперь существование семи гномов?
Бекетт проигнорировал цинизм Вайгерта.
- Посчитайте теперь ступени пирамиды над цоколем с цифровым обозначением года.
Вайгерт посчитал.
- Двенадцать.
- Точно. Число совершенной общности, которая поднимается над основой. Двенадцать апостолов, двенадцать рыцарей круглого стола, что бы то ни было.
- Послушайте-ка, к чему все это?
- Рассматривайте это в качестве маленькой игры. Что над пирамидой?
- Вы считаете меня идиотом? Сияющий треугольник с глазом там. Понятия не имею, что он потерял там.
- О, это глаз Бога, который видит все, как хороших, так и плохих. Он стоит над двенадцатью уровнями. Это, так сказать, высший уровень, который возглавляет нижние двенадцать и то, что еще лежит под ним. Вместе тринадцать ступеней, второе святое число, двенадцать плюс один.
Сначала Вайгерт думал, что он встретился с сумасшедшим. Но потом он должен был вспомнить о Тибете и о Штайнере. Таких было больше, чем он думал. Что говорил Штайнер? Вы видите чайник, но не руку, которая его держит и двигает. Теперь он видел долларовую купюру. Были ли символы на ней знаками власти, которая стояла за ней?
- Так, господин Вайгерт, теперь посчитайте-ка листья на оливковой ветви, которую орел держит в правой лапе.
Вайгерт снова посчитал. Вполголоса он пробормотал результат.
- Тринадцать.
- А теперь пересчитайте стрелы, которые орел держит в другой лапе.
Последний раз, поклялся себе Вайгерт. Потом он ничего больше не будет считать.
- Тринадцать.
- Посчитайте теперь звезды над орлом.
- Я могу, похоже, обойтись без этого. Я предположу, что результат снова тринадцать, или как?
- Верно.
Вайгерт копался в своих исторических познаниях. Минуточку...
- Все это меня не особо удивляет. В конце концов, США были основаны тринадцатью штатами.
- Да, и это тоже. И новое время началось с этого. Впрочем, вы прочитали изречение под пирамидой?
Он сделал это.
- «Novus Ordo Seclorum». Если меня не подводят мои скромные знания латыни, я сказал бы «Новый мировой порядок».
- Вы попали в точку. Если вы теперь перевернете банкноту…
Вайгерт последовал совету.
- …то вы увидите там портрет Джорджа Вашингтона, первого президента моей страны. Вашингтон был принят в 1752 году в ложу Фредериксбурга. В 1788 году, через год после своего избрания президентом, он стал магистром стула ложи Александрии. И как каждый американский президент после него, так он то-же приносил свою клятву на Библию. В случае Вашингтона она принадлежала ложе Святого Иоанна номер 1.
