стремлении поскорее Добраться до Далриады и соединиться с морской пучиной.
Вдруг лицо Алисы еще больше побледнело.
— А где Морис?
Я-то совсем о нем забыл. Вновь я начал шарить взглядом по склону. День был безветренный, кусты стояли неподвижно. Набрав полные легкие воздуха, я закричал: «Шар-пан-тье!! Где вы?» Но мне не ответило даже передразнивающее обычно всех эхо.
Теперь уже я взял руки Алисы в свои. Они были холодные и сильно дрожали. Ее глаза были похожи на глаза
Джонни, когда он пристально глядел на луч от моего фонарика, — бледные и блестящие, похожие на стекло, в которых царил страх на грани истерики.
— Но вы же понимаете, что всему этому должно быть какое-то простое и резонное объяснение, не правда ли? — попытался утешить ее я.
Она молча кивнула, но страх не покидал ее.
— Всегда для любого явления имеется свое объяснение, — продолжал я. — Внешние проявления могут озадачивать, даже пугать, но ведь это только внешние проявления. Они не в счет.
С облегчением увидел я, что на ее бледные щеки постепенно вернулся румянец. Высвободив руки из моих, она улыбнулась:
— Знаете, мне кажется, что вы гораздо больше похожи на шотландца, хотя вы и американец.
— Почему?
— Вы так логичны! Когда шотландцы не находятся в плену мистики, они — самые рационально мыслящие люди в мире.
Может, ей не нравились рационально мыслящие люди? Она продолжала, по-прежнему мягко улыбаясь:
— У вас шотландское имя, не так ли?
— Да. Был когда-то в пятнадцатом веке поэт, которого так звали. Я всегда тайно надеялся, что он — мой далекий родственник, но это имя настолько широко распространено, что я отказался от всякой мысли о родстве с ним.
— Вы имеете в виду автора «Плача по создателям»? Да, было бы приятно оказаться его родственником. Шотландия — маленькая страна, может быть, вы на самом деле кем-то ему приходитесь, не зная ничего об этом? Надеюсь, вы не обиделись на меня за то, что я назвала вас рационально мыслящим человеком?
Я вновь заметил страх у нее в глазах, и ее голос стал еще тише.
— Приятно, когда именно такой человек находится с тобой рядом в такой момент. Ну, что мы намерены предпринять?
И я, и она, оба мы оказались совершенно беспомощными. Но ведь нужно что-то делать! Я решил ухватиться за соломинку.
— В каком направлении шел Джонни, когда вы видели его в последний момент?
— На запад, по направлению к озеру.
— Ну тогда я отправляюсь на озеро в поисках Джонни. Но вначале я отведу вас домой, в Крэддох.
— Озеро? Вы думаете, он пошел туда? Но каким образом?
— Крадучись, через кустарник вереска, как Морис.
— Но я бы непременно заметила движение веток, даже если бы и не видела самого Джонни!
— Не знаю, как и что он сделал. Но единственный «ключ», которым мы располагаем, — это то направление, в котором он шел до исчезновения. Поэтому я намерен пойти за ним.
— Почему бы мне не пойти вместе с вами?
— Кто-то же должен сообщить вашим дяде и тете о том, что произошло?
— Итак, вы предлагаете мне более трудную роль, — вздохнула она. — Мне ужасно неприятно говорить об этом с дядей Эриком, он всегда такой чувствительный… Как и вы. Но тетя Франсес… — Ее голос вдруг стал каким-то далеким, еле слышным.
Перед моими глазами вдруг предстал образ этой женщины с большими глазами, в которых отражались невыносимые страдания, которая, сидя на камнях в этой покинутой деревне, с отчаянием в голосе говорила: «Не знаю, что я буду делать… если потеряю Джонни».
— Но ваша тетка нуждается в вашей поддержке. Ваш Дядя, вероятно, сможет организовать поиски Джонни.
Я намеренно старался быть «чувствительным», так как иного выхода не было.
— В таком случае почему я не могу вернуться домой одна? Если вы меня проводите, то потеряете уйму времени. А сейчас важна каждая минута.
Бросив взгляд на сливово-коричневое болото под тяжелым серым небом, я сказал:
— Одна? Здесь? Ни за что! И вы задерживаете меня своими спорами…
Но когда перед нами открылся Крэддох-хауз, она тут же оживилась и начала настаивать, чтобы я здесь ее оставил. Я не мог не уступить. Стоя неподалеку от маленького парка, я следил за ее удалявшейся фигуркой до тех пор, пока она благополучно не исчезла за массивными дверями. Потом я вернулся туда, откуда пришел. Вся дорога туда и обратно заняла не больше получаса. Несомненно, след Джонни был еще теплый…
Путь через лосиный лес мне показался короче после того как я его проделал в третий раз. Когда я дошел до болота за ним, то окружившая меня пустота, казалось, надсмехалась надо мной, как и Шарпантье с его неизменной улыбочкой. Вновь я громко позвал его по имени. Мой крик показался мне писком в этом необозримом пространстве тишины, вереска и застывших гор. Я спустился к берегу реки с глубоким чувством неудовлетворенности. Во мне бунтовал американец. Все это шотландское высокогорье наводнено призраками. Здесь скопилось слишком много истории! Интересно, есть ли у этого болота собственная история…
Я быстро зашагал вдоль берега реки. Постепенно долина сужалась; ее края становились все более покатыми и высокими, переходя в отвесные горы, но все же узенькая тропинка упорно вилась рядом с рекой. Неужели Джонни проделал весь этот путь в одиночку? Но куда же он мог еще пойти? Только верхний мост вел к дороге на север; Алиса видела его там. Если бы он отправился на юг, то непременно пришел бы к нашей засаде на вересковом болоте. Она, конечно, это заметила бы. Вряд ли он пошел на восток, к собственному дому в Крэддохе, или направился к Ардригу, тем более сейчас, ведь его пристанище теперь мне стало известно. Он наверняка пошел на запад, к озеру. Больше ему некуда идти, и Алиса была уверена, что он шел в этом направлении, когда… он… исчез. Мне не нравилось это слово со всеми его фольклорными полутонами. Мысленно я заменил его более удобной, широко распространенной фразой: пропал из вида. Только… как это ему удалось сделать на обширном болоте, открывшем свою голую грудь небу?
Долина заканчивалась скалистым проходом, похожим на узкий конец раструба, где сжатый со всех сторон Тор уже был не рекой, а чередой свирепых порогов. Здесь тропинка превращалась в узкий скальный выступ. Со всех сторон скалы закрывали мне вид, и я не знал, что меня ждет впереди. Только обогнув последний, я увидел перед собой такую величественную картину, что остановился, очарованный ее несравненной красотой.
Яркий, сочный луг мягко по склону спускался до самой кромки реки, где росли кучками, стоя близко друг к другу, словно собранные в гроздья, сосны. За ними лежало озеро Лох Тор, словно громадное блюдце в кольце скалистых гор, вырастающих прямо из его берегов со всех сторон, кроме той, где находился луг. На его блестящем зеркале царило мертвое спокойствие, на его поверхности не было видно ни одной морщинки ряби. Оно было вровень с берегами и отличалось каким-то скучноватым оловянным блеском. По его южному берегу была проложена тропинка, там, где берег постепенно отлого спускался; но она резко обрывалась там, где начинались потрясающие гранитные скалы Бен Тора, выходящего прямо из воды. Ни на западе, ни на севере не было видно ни тропинки, ни места, куда могла ступить нога. С дальнего конца озера начал наступать довольно прозрачный туман. Словно это его воды дышали в холодном воздухе, и пар был хорошо виден. В этом безветренном пространстве озеро было похоже на мираж — спокойное, бледное, блестящее, почти осязаемое, — таким обычно предстает видение недосягаемой воды перед изнуренным жаждой путником. Я старался передвигаться как можно тише и восхищаться красотой только шепотом, опасаясь, как
