До сих пор трудно определить, какую роль играли рельефы Язылыкая в религии. Археолог, производивший здесь раскопки, отметил, что все храмовые строения в отличие от столичных были построены так, что не могли бы выдержать надстройки верхних этажей. Это позволяет предположить, что здешние храмовые сооружения использовались не повседневно, а только в редких случаях, скорее всего во время ежегодного празднества.
Как убедительно предположил археолог, это было большое празднество в начале нового года, которое продолжалось более месяца; на нем восхваляли всех богов, а заканчивалось оно «священным бракосочетанием».
Такое истолкование вполне подходит к первому, большему помещению, но его нельзя применить ко второму, меньшему, назначение которого явно было другое. При разгадке его назначения следует обязательно учитывать частный характер этого внутреннего «алтаря» и символ его — огромный меч, вонзенный в скалу!
Ближайшая параллель этого любопытного изображения меча наблюдается в период торговых колоний и посвящена богу подземного царства. В хеттских ритуальных текстах, также посвященных подземным богам, говорится о том, как жрец создает их образы в виде меча, вонзенного в землю. Кроме того, в других текстах бог подземного царства упоминается вместе с «дюжиной богов распутья» (неизвестно, каких); невольно сразу вспоминаются 12 воинов-богов на западной стене.
Кроме того, в скалах вокруг этих подземных комнат найдены погребения, где иногда встречаются не только человеческие скелеты, но и скелеты птиц. Например, в одном случае чучело птицы было пригвождено к стене в распростертом виде четырнадцатью большими гвоздями. Поскольку из хеттских текстов известно, что птиц обычно приносили в жертву подземным богам, археологи, естественно, заключили, что внутренняя комната была своего рода погребальным святилищем. Картуш с именем Тудхалии (скорее всего четвертым, поскольку он, как известно, считал Шарруму своим богом-покровителем) позволяет предположить, что это помещение предназначалось для погребения либо самого царя, либо одного из его предков с таким же именем. Статуя, должно быть, стояла в северном конце комнаты или в прилегающей комнате, а в одном из маленьких прямоугольных углублений, вырубленных в стенах этих святилищ, по-видимому, хранился пепел покойного царя.
Эти предположения приводят нас к вопросу о хеттских обрядах, совершавшихся при погребениях. Свидетельства о них мы имеем из двух источников — письменных и археологических. Древние захоронения хеттов найдены в Богазкёе, в Илыдже, милях в сорока к западу от Анкары, в бывшей фригийской столице Гордионе и вблизи Хиссарлыка, где находилась знаменитая Троя.
Во всех этих захоронениях погребены простые люди. Там нет царских гробниц с золотыми кладами, как в гробницах Египта или Микенского царства той же эпохи. Подобного в Анатолии не обнаружено. Возможно, единственное исключение представляет захоронение в Гявуркале, к юго-западу от Анкары. Оно расположено на вершине холма с площадкой примерно 40 квадратных ярдов, обнесенной стеной из циклопических камней. В начале дороги, ведущей к нему, на естественной скале высечен рельеф: два бога приближаются с двух сторон к сидящей богине. А в конце верхнего плато осталось давно ограбленное погребальное помещение площадью 13x10 футов. Судя по письменным источникам, таковы были царские погребения, не сохранившиеся до наших дней.
Хеттских царей после смерти сжигали, что часто сравнивали с обычаями кремации героев гомеровского эпоса. До недавнего времени традиция кремации не была выявлена ни в микенском, ни в хеттском мире, а захоронения в Трое, относившиеся в основном к позднему периоду Трои VI, состояли целиком из погребений с трупосожжением. На основании этого был сделан вывод, что такая традиция проникла и в гомеровские и в хеттские ритуалы в результате контактов с Северо-Западной Анатолией.
Однако последние данные говорят, что подобное заключение слишком все упрощает. Сегодня известно, что кремация практиковалась в Греции еще с середины бронзового века и распространилась в Центральной Анатолии с самого начала хеттского периода. Раскопки многочисленных погребений с трупосожжением в Гедикли, в долине Исляхии, в Юго-Восточной Турции, которые явно относятся к концу III тысячелетия до н. э., указывают на то, откуда могла пойти эта традиция. А наличие сосудов в захоронениях Гедикли, которые Шлиман называл δεπας — αμφιχυπελλον (название этого типа сосудов (кубок, чара, чаша) встречается уже в гомеровском эпосе), говорит о несомненной связи их с захоронениями в Трое II, хотя эта связь до сих пор недостаточно объяснена. В погребениях с трупосожжением в Греции, например в Перати, тоже прослеживается сходство с аналогичными погребениями на Левантийском побережье.
Сейчас обнаружено множество погребений с трупосожжением в Анатолии периода позднего бронзового века; захоронение в Трое всего лишь одно из раскопанных и исследованных. Могилы там располагались на южном крае плоскогорья, примерно в 550 ярдах к югу от крепости. Пепел сожженных покойников обычно ссылали в глиняные сосуды различной формы и размеров с крышками. Их ставили в узкие могилы, зачастую чуть ниже поверхности почвы. Погребальные дары были немногочисленны и, как правило, недороги: бусы, небольшие глиняные сосуды, булавки или бронзовые кольца.
Нет никаких свидетельств, что эти могилы были индивидуальными и что даже все кладбище имело четко обозначенные границы. За крепостной стеной, под западным склоном крепости, найдены останки сожженного человека, а примерно в 220 ярдах к северо-западу от кладбища стояло кирпичное строение, весьма похожее на печь. Все это напоминает более древнее кладбище в Гедикли, где тоже были печи для сожжения покойников и где хоронили их прах.
Кладбище в Богазкёе тоже располагалось за пределами города, у дороги, ведущей к святилищу Язылыкая. Здесь большое количество погребений — урн с прахом или грунтовых захоронений — помещалось в естественных расщелинах и гротах. Стратиграфический анализ показывает, что эти погребения относятся к XVIII–XIV вв. до н. э. И здесь прах умерших тоже помещали в глиняные сосуды различной формы и размеров, многие из которых, как в Трое, использовались в виде погребальной урны после того, как были надбиты.
Это можно считать признаком бедности, но не исключено, что это имело какое-то ритуальное значение. Погребальные дары ограничивались раковинами, небольшими горшками, несколькими бронзовыми цепочками или одной простой печаткой. Во многих захоронениях найдены кости животных. Кости коров, овец и свиней, видимо, представляют собой остатки своего рода погребальных трапез. Что же касается костей собак, то это, по-видимому, говорит об обычае, когда покойного в загробное царство сопровождает верный друг. Однако существует и другое, письменное свидетельство, по которому жертвоприношение собак имело магическое или ритуальное значение.
Останки лошадей (два черепа и отдельные кости) свидетельствуют о древнейшей связи с кочевой жизнью в русских степях. Таким образом, это еще одно звено в связи хеттов с народами «культуры курганов», которую, как мы предполагаем, привнесли в Анатолию носители индоевропейских языков. Обнаруженные в погребениях черепа и кости ослов, видимо, говорят о том, что некоторые обитатели Хаттусы были недостаточно богаты и не могли принести в жертву коней, а потому обошлись более дешевыми животными.
Обращает на себя внимание одна особенность этого кладбища. Она заключается в том, что в большинстве сохранившихся погребений рядом со скелетом взрослого лежит скелет ребенка. Это могло быть простым совпадением, однако возможность своего рода детских жертвоприношений тоже не исключена.
Кладбище в Илыдже, которое можно отнести к периоду Древнего царства, также состоит из разных
