– Какого черта? – со злостью спросил он. – Что с ней случилось? – 'О Боже, только бы она не проговорилась о том, что между нами произошло', – мелькнуло в голове.
– Это я во всем виновата, – жалобно произнесла Леони. – Я сказала ей, чтобы она убиралась. Роб, я не хочу иметь с ней никаких дел. Она мне отвратительна. Она моя дочь, но я видеть ее не могу. Ты, наверное, думаешь, что это противоестественно?
– Конечно же нет, дорогая. Не ты ее растила, и она не имеет к тебе никакого отношения. – Роб пытался приободрить Леони.
– Но ведь я принесла ее в этот мир.
– Скажи честно: если бы тебе пришлось выбирать среди сотен девчонок ее возраста – ты бы узнала ее?
– Наверное. У нее мой цвет волос и тот же овал лица.
– Хорошо, тогда давай по-другому: среди сотен рыжих головок с высокими скулами ты выбрала бы именно ее? Ведь ты судишь лишь по внешности, а не по тому что в тебе говорит материнский инстинкт.
– Да, ты прав, наверное, – неохотно согласилась Леони.
– То-то и оно, – резко сказал Роб. Он взял ее руку и поцеловал, вновь пытаясь отвлечь ее. – И хватит так нервничать. Не думаю, что она сунется в газеты. Так ты расскажешь мне про Лос-Анджелес? Как все прошло?
Леони вздохнула.
– Надеюсь, что ты окажешься прав. И действительно, хватит об этом. – Она впервые улыбнулась – робко, но это уже обнадеживало. – Лос-Анджелес все такой же: душный и вонючий, грязный и безвкусный, веселый и удивительный.
– А что Джуд и Марв? Они тоже были веселыми и удивительными?
– Пожалуй, даже слишком веселыми, – мрачно усмехнулась Леони, вспомнив беседу за завтраком, – но денег дали. Хотя и опутали меня рядом условий. Теперь для нас самое главное – переписать концовку… и найти того, кто бы мог это сделать. – Она вздохнула. Роб отвернулся, сконфуженный, и Леони приумолкла.
Что особенно раздражало Элизабет Брентфорд в работе мужа, так это то, что по воскресеньям в безупречно убранной гостиной их дома вырастала огромная кипа газет. К счастью, в течение недели Элизабет отдыхала от этого беспорядка, поскольку Симон читал газеты в офисе. Спустившись по лестнице в гостиную, Элизабет тяжело вздохнула, увидев привычную для воскресного утра картину: на изящном антикварном столике опять была свалена куча газет. Элизабет очень любила свой дом и гордилась им, а газеты, пестревшие цветными фото и броскими заголовками, нарушали симметрию со вкусом обставленной гостиной. Дом Брентфордов отличался особым уютом: обои были теплых тонов, мебель – классическая и удобная, антиквариат подобран с особой тщательностью. Элизабет была одета так же изысканно – в светлом шелковом пеньюаре, отделанном воздушным брюссельским кружевом.
В гостиной раздался звонок, и Элизабет поспешила к столику, где среди разбросанных газет стоял телефон. Беспорядок не радовал глаз, и она, слегка раздраженная, сняла трубку.
– Миссис Брентфорд?
– Да?
– Это Чарльз. Чарльз Пендльбери. – Сердце замерло. Какого черта вздумал он звонить ей домой в воскресенье? Элизабет вдруг показалось, что она слышит шаги Симона. Она бросила взгляд на старинные настенные часы. Восемь. Почти. Она постаралась сохранять невозмутимый тон.
– Боже, Чарльз, такой ранний для воскресенья звонок. – 'Опять что-нибудь стряслось', – устало подумала она.
– Да, я понимаю. Прошу прощения за беспокойство… – Чарльз вдруг замолчал.
– Не стоит. Что случилось?
– Миссис Брентфорд… – И снова пауза. Что-то в его голосе насторожило Элизабет. Часы заиграли музыкальную преамбулу, готовясь пробить восемь раз. Элизабет зажала рукой ухо, чтобы не слышать шума.
– Чарльз, что случилось?
– Миссис Брентфорд, даже не знаю, как и сказать вам…
– В чем дело? – крикнула Элизабет в трубку. Раздался громкий бой часов.
– Вы видели сегодняшние газеты?.. – Голос Чарльза утонул в какофонии резких звуков. Часы были свадебным подарком матери Симона и, как и их дарительница, имели обыкновение заявлять о себе в самое неподходящее время.
– Подождите минутку! – прокричала Элизабет.
– Я слышу какой-то шум…
Часы наконец выдохлись и перешли на громкое неутомимое тиканье.
– Все, смолкли. Так в чем дело? – Элизабет старалась говорить уверенно.
– Вы видели газеты? – повторил свой вопрос Чарльз. Она взглянула на кипу, лежавшую перед ней. Толстые газеты были свалены сверху. Шли обычные заметки о состоянии экономики, мелькнула фотография супруги премьера, которая, нацепив защитную каску, осматривала заводские цеха. Пробежав глазами первые полосы, Элизабет не увидела ни объявления о войне, ни сообщений о террористических антах, не было и катастроф на бирже.
– Нет, я только что встала. А в чем дело?
– Боюсь, новости не из приятных. Советую вам заглянуть в 'Глоуб'. Вы ведь получаете его?
– Еще бы, – усмехнулась Элизабет. 'Весь хлам собираем', – добавила она про себя, пытаясь выудить газету, которая лежала в самом низу. Вот, наконец, и она.
Имени Симона Элизабет не нашла, но рассказ на этом не заканчивался. Она перевернула страницу, предчувствуя недоброе.
– Элизабет, с вами все в порядке? – донесся из трубки голос Чарльза. Элизабет с ужасом читала дальше:
'Пока о Симоне ни слова', – подумала Элизабет.
У Элизабет забилось сердце. 'Пока', – намекала газета. Усилием воли Элизабет взяла себя в руки.
– Алло, Чарльз, вы еще здесь?
– Да. Элизабет, с вами все в порядке?
– Да. – Она попыталась придать голосу оттенок спокойствия. – Со мной все в порядке.
– Вы видели статью?
– Да.
– Мне страшно неловко, что я вас побеспокоил, Элизабет, но я подумал, что вам следует знать об этом.
– Да, вы поступили правильно.
– Элизабет, – Чарльз выдержал паузу, – я думаю, Симона она обязательно втянет в этот скандал, это вопрос времени.
– Я знаю. – Элизабет отчаянно пыталась собраться с мыслями. – Мне кажется, я слышу его шаги. – Ей нужен был тайм-аут, чтобы прийти в себя и трезво оценить ситуацию. – Я попрошу Симона перезвонить вам. До свидания, Чарльз. И спасибо. – Не дожидаясь ответа, она положила трубку.
