казалось невероятным, она все-таки выстояла. И победила.
В необычайном волнении Леони вновь и вновь повторяла про себя строчки текста, нервными движениями в который раз подправляя грим. В дверь постучали.
– Мисс О'Брайен, мы вас ждем на площадке, – позвал Джим, второй помощник режиссера.
– Иду, – крикнула она, бросая последний взгляд на свое отражение в зеркале. Резко распахнув дверь, чуть не сбив Джима с ног, она вышла. Джим, весьма впечатлительный юноша, уставился на нее с нескрываемым восхищением.
– Ух, ты! Мисс О'Брайен, вы бесподобны.
Леони была польщена.
– Спасибо, Джим. Ты очень любезен.
– Нет, я не преувеличиваю. Все наши молоденькие красотки рядом с вами просто померкнут.
У Леони как-то вылетело из головы, что она намного старше тех актрис, что снимались в ее фильме, и реплика Джима несколько поубавила в ней уверенности. Они направились по коридору к студийному павильону; подойдя к двери, они услышали звонок, возвещавший о начале репетиции. Джим распахнул дверь, и в павильон вошла Леони. Тишина, воцарившаяся при ее появлении, и изумленные лица коллег с лихвой искупили бестактное замечание Джима, и Леони вновь обрела пошатнувшуюся веру в себя.
Колин Скотт поднялся со своего парусинового стула и шагнул ей навстречу.
– Ну, выглядишь ты что надо, – тихо произнес он. Оглядев знакомые лица – со многими из этих людей она работала уже не один год, – Леони отметила, что на нее смотрят с нежностью и восхищением. Она счастливо улыбнулась всем и была тронута, когда ей предложили стул, на спинке которого было написано ее имя. Стул был явно подобран специально для нее – из черной парусины, с хромированным каркасом, в то время как все остальные были деревянные, обтянутые зеленым полотном. Ее имя было выведено ослепительно белыми буквами. Леони почувствовала, как подступают к глазам слезы, и, обернувшись к своим друзьям, сказала:
– Дорогие мои, вы не представляете, как я тронута вашим вниманием и как я счастлива. – Леони вдруг испугалась, что может и вправду разреветься. Чтобы скрыть смущение, она быстро прошла к своему стулу и села, чувствуя себя и впрямь правящим монархом семнадцатого вена.
Дэйв Келли отпустил пару минут на трогательную церемонию и вернулся к своим обязанностям.
– О'кей, тишина, приготовиться к репетиции, – выкрикнул он даже громче, чем обычно. Вновь прозвенел репетиционный звонок, и Леони, поднявшись со стула, подошла к ярко освещенной площадке, которая выделялась ослепительным пятном в полумраке павильона.
Все с интересом наблюдали, как она входит в роль. В ее игре сразу же угадывался большой сценический опыт: она держалась уверенно, техника ее была безупречна, она легко двигалась по сцене. Ее первая встреча с кардиналом была сыграна блестяще. Диалоги лились гладко, и Колин был восхищен, хотя единственным свидетельством этого было его решение снимать сцену немедленно. Первый дубль оказался испорченным – упала тень от операторского крана, но Леони даже обрадовалась – она чувствовала, что может сыграть еще лучше. Второй дубль получился безупречным, и все вздохнули с облегчением: картина вновь оживала, в нее словно вдохнули свежую струю. К тому времени как подошли к съемкам крупным планом, Леони уже была в своей стихии и только удивлялась, как она могла уйти со сцены. Единственное, что огорчало ее, было то, что Роб не мог увидеть ее триумфа. Хотя потом, за чашкой кофе во время перерыва, она подумала, что его отсутствие было, может, и к лучшему. Не стоит пока акцентировать внимание на своих успехах, надо дать возможность и Робу блеснуть своей игрой.
К полудню сцену отсняли полностью; на площадке царило настроение небывалого оптимизма. Леони вернулась в свой фургончик, взволнованная и довольная собой. Костюмер помог ей раздеться, и она облачилась в шелковое платье-халат. Днем предстояло играть сцену в спальне, где ее героиню будет одевать служанка; диалогов в ней было мало. Времени до начала репетиции оставалось достаточно, и Леони решила пойти в буфет перекусить. Она как раз проходила мимо кабинета Дерека, когда сквозь приоткрытую дверь до нее донеслись обрывки разговора.
– Жаль, Роб не видел ее сегодня, она выглядела потрясающе, правда? Дай-ка мне этот график, Дэйв, будь добр. Спасибо. Нда, у меня в голове не укладывается, как он мог таращиться на ту девчонку – как ее звали?
– Не знаю, – раздраженно ответил Дэйв. – Ты имеешь в виду ту рыжеволосую девку, что была на вечеринке? – Леони застыла на месте, сердце бешено забилось.
– Да. Они же вдвоем куда-то исчезли в самом разгаре вечера. Дурак, она же в подметки Лео не годится.
– Это уж точно, – согласился Дэйв. – Ладно, хватит об этом. У меня тут исправлено, проверь.
– Что это?
– Не знаю. По-моему, идея Колина.
– Он свихнулся. Нам не успеть к этому сроку.
– Ну, если мы будем двигаться такими темпами, как сегодня утром, можем уложиться. Она в отличной форме, ты не находишь?
– Она же профессионал, – как бы между прочим заметил Дерек.
– Да. А этот мальчишка не знает тормозов. И чего он нашел в той девчонке? – презрительно сказал Дэйв.
– А то и нашел, что она девчонка. Вообще, если подумать, в ней есть что-то от О'Брайен. Мне кажется, она могла напомнить ему Леони в молодости, – ответил Дерек. Леони словно приросла к полу.
– Наверняка, – сказал Дэйв. – Интересно, получится у них что-нибудь?
– Кто знает, мой дорогой друг, – философски ответил Дерек.
Леони было довольно того, что она услышала. Пройдя на цыпочках мимо двери, она бегом бросилась в буфет. Мысли путались. Она не могла сосредоточиться. Неужели они говорили об Аманде? Действительно ли Роб увлекся ею? Неужели, ужаснулась она, неужели он был с ней близок?
За завтраком Леони отчаянно пыталась держать себя в руках, чересчур оживленно беседуя с актером, исполнявшим роль кардинала, но едва притронулась к салату. Вернувшись к себе, она прилегла и попыталась успокоиться. Но разум отказывался повиноваться. В три часа пора было репетировать следующую сцену. Леони взглянула на себя в зеркало – лицо пылало, глаза горели – и усилием воли взяла себя в руки. 'Не позволяй эмоциям мешать работе, – приказала она самой себе. – Ты выбросишь все это из головы и будешь играть. Ты профессионал и должна вести себя подобающе'.
И она вышла на площадку, стараясь следовать своим же советам. Это было нелегко, поскольку обрывки подслушанного разговора всплывали в памяти в самые неподходящие моменты, но она, стиснув зубы, продолжала играть, и никто не заподозрил бушевавшей в ней бури. Покидая вечером студию, Леони думала лишь об одном: она должна объясниться с Робом, и как можно скорее.
11
В тревоге и смятении возвращалась Шейла в свой крохотный коттедж в деревушке Уайтвуд, что находилась в шести милях от Саут Молдинга. По тому, как вела себя Элизабет, можно было со всей определенностью сказать, что она знала о ее романе с Симоном; Шейла до сих пор не могла прийти в себя после той встречи у прилавка на ярмарке, когда Элизабет безошибочно угадала в ней любовницу мужа. Симон редко говорил о своей жене, лишь иногда вскользь упоминал в разговоре: 'Во вторник увидеться не сможем. Лиз пригласила гостей' или 'Лиз поехала на вокзал встречать мальчиков, и я сегодня должен быть дома'; и Шейла покорно играла отведенную ей роль любовницы, которой суждено было вечно уступать его домашним приоритетам.
После детского танцевального праздника Шейла твердо решила набраться мужества и представиться Элизабет в качестве служащей министерства Симона. Чувствуя, что назревает скандал, она хотела предложить ей свои услуги, помочь в переговорах с прессой. Ее снедал тайный страх, что, если Элизабет действительно знает о ее связи с Симоном, тогда их отношениям придет конец. Для Шейлы это было равносильно катастрофе: жизнь без Симона уже не имела для нее смысла. И единственной возможностью предотвратить надвигающуюся опасность было убедить Элизабет в том, что она не более чем коллега Симона по работе. А может, и в самом деле она неверно истолковала взгляд Элизабет? Как бы то ни было, надо было отвести любые подозрения. Шейла твердо верила в то, что лучший способ защиты – в нападении, и, направляясь к Элизабет, она уже знала, что сказать.
