Костлявый палец ткнул меня в щеку, я дернулась, но глаз так и не открыла. От трупной вони меня едва не стошнило, хорошо, что было нечем. В ухо захрипели:
— Хват… прочь…
Хват? Прочь? Ерунда какая-то.
— Глядь, — снова захрипел голос. — Душехват! Прочь!..
Душехвататель? Шрам хочет сказать, что Нил куда-то делся? Зачем он это говорит? Я несмело приоткрыла один глаз и прищурилась на Шрама:
— Чего?!
Безгубый рот раззявился, рана на щеке открылась, словно вторая пара губ, в ней блеснула кость.
— Встань!
— Не могу, — прокаркала я, — ты на мне сидишь!
Одно высохшее глазное яблоко крутанулось в глазнице.
— Прости, — прохрипел призрак и слез.
Я с удовольствием перевела дух, подняла руку и потерла шею: когда Шрам меня душил, было больно, однако повреждений на призрачном теле, кажется, не осталось.
— Встань! Спасай! — Шрам сидел рядом со мной на корточках. Костлявый палец настойчиво тыкал меня в плечо. — Хват… тут… скоро!
То, что он меня отпустил, было удивительно, но не настолько, чтобы задавать лишние вопросы. Я перевернулась и встала на четвереньки. Нож был на месте. Я его подобрала. Рукоять легла в ладонь, теплая, плотная, прямо-таки утешительная, хотя я и понимала, что нож годится только против других призраков. Поднявшись на ноги, я огляделась. Шрам не спеша шаркал прочь, в точности так же, как тогда, когда я наблюдала призраков вместе с Финном…
Это же тот самый сводчатый туннель, тот самый, где тогда собирались призраки! Но сейчас он был ярко освещен, и никаких призраков не было — было только яйцо Фаберже, которое в гордом одиночестве высилось посередине круга, описанного красным песком. Рядом с яйцом, скорчившись на полу, лежал парнишка из цветочной лавки, по-прежнему связанный по рукам и ногам, мокрое от слез лицо украшал свеженамалеванный черный глаз.
Похоже, демону расстелили красную ковровую дорожку.
Я направилась к кругу и остановилась у самой границы. Грудь парнишки вздымалась и опадала — он то ли спал, то ли был в обмороке. Я решила рассчитывать на первое. Протянула руку, но она натолкнулась на невидимую стену, а когда я опустила глаза, то увидела, что к красному песку подмешаны зеленые ошметки и серые кусочки, испещренные ржавыми пятнышками: тис — чтобы не прошли мертвые, освященная кость, спрыснутая ритуально очищенной кровью, — чтобы не вырвался демон.
В призрачном обличье такую преграду не преодолеешь. Надо придумать, как добраться до мальчика, пока не наступила полночь.
Кто же заявился в гости? Кто бы то ни был, это очень кстати: по крайней мере, отвлечет Ханну с некромантом. Я двинулась к шлакобетонной кладке в дальнем конце туннеля, держась по стеночке и тщательно огибая груды старых костей, огороженных красно-белыми лентами, и заглянула в приоткрытую дверь. За ней было то самое помещение с унылым пейзажем на стене, где Ханна проделала свой самоубийственный ритуал и заняла мое тело. Там были люди, живые люди, и я поспешно попятилась, а потом мысленно отругала себя за глупость. Я же призрак, никто, кроме Некро-Нила, меня не увидит, а без своих привидений-подручных он даже прикоснуться ко мне не сможет, по крайней мере до полуночи. Я прокралась в комнату и остановилась, высматривая его.
Прямо на меня шла Ханна, шурша длинным шлейфом бального платья в тускло-оранжевых и черных тонах — все-таки у нее нездоровое пристрастие к хеллоуинской тематике; волосы были подобраны вверх и наверчены вороньим гнездом, да еще и с диадемой, инкрустированной янтарем и бриллиантами. В таком туалете, прическе и макияже я даже не сразу узнала саму себя. Хорошо хоть, что за истекшие несколько часов Ханна не успела организовать мне силиконовый бюст. Когда мне наконец удалось оторвать взгляд от собственного тела, я поняла, кто ее спутник.
Малик аль-Хан.
Призрачное сердце екнуло: почему он смотрит на нее с привычно-бесстрастным выражением идеального до слащавости лица? Неужели он не видит, что это не я, а Ханна в моем теле? Почему тогда он ее не убил? Я стиснула кулаки. Мне хотелось заорать на него, чтобы не тянул, но он бы меня все равно не услышал. Тут мое сердце снова екнуло — по другой причине. Вдруг Бабочку не удалось реанимировать? Вдруг она не смогла его разыскать и передать ему мои слова?
Проклятье. План «А» не удался — придется выдумывать другой.
Я внимательно оглядела комнату, но Некро-Нила так и не увидела. Снова посмотрела на Ханну, вырядившуюся в мое тело. Она повисла у Малика на локте. Красивая получилась пара, броская: она в бальном платье, он — в вечернем костюме и рубашке, наверняка ручной работы, и то и другое — черное- пречерное, глаз отдыхает только на треугольнике гладкой белой кожи у ворота — галстуков Малик не признавал.
— Вот она.
Ханна остановилась перед нишей — нишей, где лежала Роза.
Я скользнула вперед и оказалась так близко, что мне было видно и их обоих, и оставшуюся вообще без души вампиршу, распростертую на каменном алтаре. В нише горели свечи, отбрасывая на белый Розин саван колеблющиеся тени.
Малик стянул саван рукой, не занятой Ханной, и уставился в искаженное клыкастой гримасой лицо; темные восточные глаза были бесстрастны и непроницаемы, словно черное стекло.
— Ты ручаешься, что сумеешь вернуть ее душу в это тело? — спросил он.
— Конечно, Малик. — Ханна улыбнулась и погладила его по руке. — Я ведь тебе говорила: ты же дал мне Соединитель Душ, так что теперь достаточно маленького заклинаньица. Все займет несколько секунд.
Значит, Малик сам дал ей кинжал?! Она его не украла? И он знал, что эта «я» — не я! Прах побери, что здесь происходит?!
— Джозеф не ошибся? Тело не повреждено? — спросил Малик, не меняя выражения.
— На нем нет ни единой раны, кроме того места, откуда была взята плоть для тех, первых чар. — Ханна приподняла простыню и показала Малику кровавый кружок у Розы на бедре. — Но как только она снова станет самой собой, все сразу заживет. — Она выпустила ткань, и та мягко упала обратно.
— Как только душа вернется, тело снова будет принадлежать Розе, не так ли? — Малик посмотрел на Ханну. — И не останется никакой связи между ней и тем телом, которое ты сейчас занимаешь.
Недоумение вступило в схватку со злостью — я ощутила внутри острую боль от предательства.
— Ни малейшей, — заверила Малика Ханна.
— Хорошо. — На его лице мелькнуло удовлетворение — и погасло так быстро, что я решила, будто мне померещилось. Малик нежно провел пальцем у Розы под ухом. — А как же душа сиды? Что станет с ней?
— Тревожиться не о чем. — Ханна взяла его за руку и уткнулась в нее щекой. — В полночь ее душа исчезнет. Тогда это тело и вся мощь, заключенная в его крови, станут моими безраздельно. — Она подняла подбородок и прижала ладонь Малика к своему горлу. — С удовольствием поделюсь ими с тобой, как только пожелаешь.
Он улыбнулся — широко, так что даже клык блеснул.
— К сожалению, для этого на тебе слишком много одежды, — негромко проронил он и провел пальцем по ложбинке в декольте. — Мне сорвать ее с тебя или ты предпочитаешь раздеться сама?
Злость с недоумением продолжали упоенно биться, но рядом с ними прорезалась легчайшая надежда.
Ханна рассмеялась — низко, глуховато.
— Скоро, Малик. — Она остановила его руку. — Терпение, терпение, лучше подождем, пока не минует полночь. Тогда у нас будет больше времени.
— Нет, я слишком долго дожидался этого тела. — Глаза его вспыхнули, как у хищника. — И теперь, когда награда у меня в руках, я не собираюсь играть вторую скрипку при твоем демоне.
