— Хорошо, мадам, — ответила Адди.
В их деле не было определенного тарифа. Для давно знакомых, тех, кто заходил буквально на несколько минут, которые отщелкивал таймер, существовал особый счет, но если появлялся кто-то новый, девушке вменялось в обязанность хорошенько прощупать, насколько он состоятелен, используя для этого все средства обольщения, на какие она способна. Если у клиента не оказывалось денег, в уплату могли идти золотые часы или что-нибудь еще стоящее. Однажды с Адди — вот смеху было! — один клиент расплатился мешком фасоли.
Но этот, по словам Розы, был определенно с большими деньгами.
Сначала Адди увидела его со спины. Он стоял в полутемном зале и читал вывешенные там «меню живых блюд», пока она разглядывала его сквозь перила лестницы.
Хотя никто в доме Розы не произносил ее настоящего имени, бывали минуты, особенно после появления в городе Сары, когда Адди забывала, что у нее теперь другое имя — не то, которое было тогда, в родительском доме, где она играла с белым пушистым котом, кормила его возле кресла и была всегда окружена друзьями. Последнее время ей стало опять ближе ее прежнее имя — так не случалось уже давно.
Однако сейчас, когда она направлялась к человеку, стоящему к ней спиной в гостиной, она снова была Ив. Только Ив.
Она ослабила пояс халата.
Слегка опустила веки.
Приоткрыла губы.
Приблизилась к нему, качая бедрами.
Произнесла хрипловатым голосом:
— Привет, милашка. Хотел увидеть маленькую Иви?
Он обернулся. Медленно снял шляпу.
— Здравствуй, Адди, — сказал он негромко. Улыбка застыла у нее на губах. Сердце дрогнуло, кровь отхлынула от щек.
Последний раз она видела его, когда ему было девятнадцать. За пять лет он превратился во взрослого мужчину с густыми бакенбардами, располневшим лицом и такой же шеей. Он стал выше ростом, а шикарное пальто с капюшоном делало его шире в плечах и придавало вид вполне обеспеченного человека. У него были лайковые перчатки и дорогая бобровая шапка.
— Роберт? — прошептала она.
Он хорошо сумел скрыть свое смятение… Она стала неузнаваема — мясистая, полуодетая, с ломкими крашеными волосами и густой краской на веках… Тогда, в пятнадцать лет, это была застенчивая девочка, старавшаяся скрыть девичьи груди под платьями с широкой полукруглой кокеткой, украшенной оборками. Теперь у нее были груди величиной с мускусную дыню, обнаженные до сосков, а кожа — пористая и вялая, как тесто.
Он печально улыбнулся.
— Да, это я.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она, торопливо застегивая одной рукой халат.
Он проследил за ее движениями, затем опустил глаза, уставившись на шляпу, которую держал в руке.
— Сара написала мне, когда нашла тебя. Я просил об этом.
Он не поднимал глаз, пока она не привела в порядок свой туалет. Лицо ее пылало.
— Тебе не следовало сюда приезжать!
— Наверное, ты права. Сара тоже так считала. Но я не мог… был не в состоянии жить, пока не знал, что с тобой и как ты…
— Забудь обо мне!
— Я бы хотел, — прошептал он с беспощадной откровенностью. — Ты сама понимаешь, что я хотел бы…
— Я никто… Больше чем никто, — вяло повторяла она.
— Не надо так говорить.
— Почему? Это правда.
— Нет, — произнес он вдруг. Они смотрели друг на друга — молча, в замешательстве.
— Это правда, — повторила она.
— Ты была средоточием всех моих мыслей и надежд, — сказал он. — Такая милая, неиспорченная, требующая заботы…
— Я давно уже не такая! — резко бросила она. — Может, теперь ты выкатишься отсюда?
— Нет, Адди. Это не я выкачусь отсюда, а ты. Ты!..
— Вы что, сговорились? Сначала Сара появилась тут, чтобы совать нос в мою жизнь, теперь — ты! Мне не требуется ваша опека! Да, я проститутка, и чертовски умелая в своем деле! И зарабатываю за неделю куда больше, чем моя сестрица со своей паршивой газеткой в год! Я жру, как королева, и потом валяюсь на спине. И мне платят только за это. Много ты знаешь людей, у которых такая шикарная и легкая жизнь, как моя?
Он ответил не сразу.
— Как грубо, Адди, — сказал он после паузы. — Ты пытаешься повернуться худшей стороной, чтобы запугать меня?
Она посмотрела на него невидящим взглядом, как если бы он был просто сучком в стене, что позади него.
— У меня сейчас клиенты, которые платят. Извини, я ухожу. — Она повернулась в сторону лестницы.
— Ты не отделаешься от меня так легко, — проговорил он ей вдогонку. — Я приду еще.
Не оборачиваясь, она поднималась по лестнице, раскачивая бедрами, стараясь высоко держать голову.
— Слышишь, Адди? — крикнул он. — Я снова приду…
У себя в комнате она плотно затворила за собой дверь, прислонилась к ней спиной, оперлась ладонями. У нее болела грудь. Жгло глаза. Она прикрыла их и еще больше вжалась в дверь, словно кто-то осыпал ее бранью и грозил, а она искала защиты.
«Он приехал, чтобы отыскать меня!.. Чтобы вырвать отсюда…»
Не было во всей Вселенной проститутки, которая не мечтала бы о том, о чем говорили они сегодня на кухне: что появится некий мужчина, кто избавит их от этого ремесла. И не важно, какими грубыми словами они толковали об этом, как высказывали при любом случае свое презрение к этим представителям человеческого рода, — все они жаждали, чтобы их спас один из них, чтобы своей любовью превратил их в достойных женщин. Адди не была исключением.
Она снова и снова вспоминала, как заметила его там, внизу, еще спускаясь по лестнице. Он стоял и читал их «меню» — предложения услуг, которые каждый мужчина может здесь получить. Подумал ли он, что и она делает все то, что там перечислено? То, чем занимаются эти «француженки»?.. Но, несмотря ни на что, он снял перед ней шляпу. Да, он снял шляпу!..
Все еще прижимаясь к двери, она открыла глаза, увидела темные балки потолка. Как давно это было — чтобы мужчина снимал перед нею шляпу? И сколько уже лет, если кто-то из них и делал это, то лишь затем, чтобы швырнуть шляпу на кровать, а самому улечься вслед за ней… Она снова вспоминала, как был смущен Роберт, увидев ее чуть прикрытую грудь. Как покраснели его щеки, как он отвел глаза, в которых была боль — за ее вид за нарочито грубый язык…
