– Джолли и Киннерд, – удивленно произнес Джереми. – Джолли и Киннерд…
Своих товарищей! Вы двое подло прикончили…
– Ну–ка потише! – скомандовал Джолли. – Киннерд, не стоит больше отвечать на вопросы. Пока Карпентер здесь, я не собираюсь распространяться насчет своих методов работы и подробно объяснять, какой я умный и хитрый.
Как вы заметили, Карпентер, я человек действия… Коммандер Свенсон, вот телефон, позвоните в центральный пост и передайте приказ немедленно всплыть и направиться к северу.
– Слишком много на себя берете, Джолли, – невозмутимо ответил Свенсон.
– Вам не удастся похитить целую подводную лодку.
– Киннерд, – сказал Джолли, – прицелься в живот Хассарду. Когда я досчитаю до пяти, нажимай на спуск. Раз, два, три…
Свенсон приподнял руки, признавая поражение, подошел к телефону, висевшему на стене, отдал необходимые распоряжения, повесил трубку и встал рядом со мной. На его обращенном ко мне лице я не мог прочесть ни уважения, ни восторга. Я окинул взглядом всех собравшихся в кают–компании: Джолли, Хансен и Ролингс стояли, Забринский сидел в сторонке, номер газеты лежал теперь у него на коленях, все остальные сидели вокруг стола, Киннерд отдельно от всех, по–прежнему держа в руке пистолет. Причем держал он его твердо, уверенно. Похоже, никто не собирался совершать героические поступки.
Практически все были слишком удивлены и потрясены, чтобы решиться на какие–то серьезные действия.
– Похитить ядерную субмарину было бы очень интересно, коммандер Свенсон, да и наверняка очень выгодно, – заметил Джолли. – Но я хорошо знаю свой потолок. Нет, старина, мы просто расстанемся с вами. В нескольких милях отсюда дрейфует военный корабль с вертолетом на палубе. Через некоторое время, коммандер, вы отправите на определенной частоте радиограмму с указанием своего положения, и вертолет нас заберет. И даже если ваши поврежденные машины разовьют полную мощность, я бы не советовал вам преследовать тот корабль и пытаться торпедировать его или что–то в этом роде. Это было бы весьма романтично, но, наверно, все же не стоит брать на себя ответственность за начало третьей мировой войны. Да и потом, вы просто его не догоните. Вы его даже не увидите, коммандер, а если и увидите, это тоже не играет никакой роли: на нем нет опознавательных знаков о государственной принадлежности.
– Где пленка? – спросил я.
– Она уже на борту нашего корабля.
– Она что? – резко вмешался Свенсон. – Каким чертом она могла?
– Мои вам соболезнования и все такое прочее, старина. Я повторяю: пока Карпентер здесь, я ни словом об этом не обмолвлюсь. Профессионалы, мой дорогой капитан, никогда не раскрывают свои методы работы.
– Значит, вы от неё избавились, – с горечью констатировал я. Губы у меня распухли и с трудом шевелились.
– Не вижу, как вы сумеете задержать нас. Вам следует знать, что за преступлением далеко не всегда следует наказание.
– Восемь убитых, – сокрушенно произнес я. – Восемь человек! И вы можете стоять здесь перед нами и удовлетворенно признаваться, что вы виновны в гибели восьми человек!
– Удовлетворенно? задумчиво возразил Джолли. – Нет, вовсе не удовлетворенно. Я профессионал, а профессионалы никогда не убивают без особой необходимости. Но в этот раз такая необходимость была. Вот и все. – Уже второй раз вы употребляете слово «профессионал», медленно проговорил я. – Значит, в одном я ошибся. Вы не были завербованы после того, как попали в состав экипажа «Зебры». Вы в этом деле уже давно: слишком уж вы умело работаете.
– Пятнадцать лет, старина, спокойно ответил Джолли. – Киннерд и я мы были лучшей группой в Британии. К сожалению, в этой стране мы больше не сможем оставаться полезными. Но, надеюсь, наши, гм, исключительные дарования найдут применение где–нибудь в другом месте.
– Значит, вы признаетесь, что совершили все эти убийства? – спросил я.
Джолли взглянул на меня холодным, задумчивым взглядом.
– Чертовски забавный вопросец, Карпентер. Разумеется. Я же вам сказал. А что?
– А вы, Киннерд?
Тот взглянул на меня угрюмо и подозрительно.
– А почему вы спрашиваете?
– Ответьте на мой вопрос, и я отвечу на ваш. Краешком глаза я заметил, как Джолли внезапно прищурился. Он очень тонко чувствовал атмосферу и понимал, что действие развивается не так, как ему хотелось бы.
– Вы сами чертовски хорошо знаете, что я это сделал, приятель, хладнокровно ответил Киннерд.
– Теперь все ясно. В присутствии дюжины свидетелей вы оба признались в совершении убийств… Знаете вам бы не стоило этого делать. Вот ответ на ваш вопрос, Киннерд. Я хотел получить ваше признание, потому что кроме листка алюминиевой фольги и ещё кое–чего, о чем я ещё скажу, у нас не было никаких доказательств вашей вины. Но теперь у нас есть ваше признание. Bаши исключительные дарования не удастся использовать где–нибудь в другом месте.
Боюсь, вы никогда не увидите ни вертолета, ни военного корабля без опознавательных знаков. Вы оба умрете, дергаясь на конце веревки.
– Что за чушь вы несете? – высокомерно прервал меня Джолли. Но под высокомерием пряталась тревога. – Какой ещё блеф вы задумали в эту последнюю минуту, Карпентер?
Я даже не обратил внимания на этот вопрос. Я сказал:
– Шестьдесят часов назад, Джолли, я заподозрил не только вас, но и Киннерда. Однако пришлось сыграть в такую вот игру. Вы должны были почувствовать себя победителями, чтобы признаться в совершенных преступлениях. Что ж, теперь у нас есть ваше признание.
– Не тушуйтесь, старина, – обратился Джолли к Киннерду. – Это просто отчаянный блеф. Он и понятия не имел, что вы заодно со мной.
– Когда я понял, что один из убийц вы, – продолжал я, глядя на Джолли, – то сразу же сообразил, что вторым должен быть Киннерд. Он спал вместе с вами, и раз его не оглушили или не одурманили, значит, он с вами заодно.
Когда Нейсби рвался в радиорубку, чтобы предупредить вас, дверь вовсе не примерзла, это вы оба держали её изо всех сил, чтобы создать впечатление, будто она простояла закрытой уже много часов. По той же причине помощник радиста Грант должен был быть с вами в сговоре – или же умерить. Он не был с вами в сговоре – и вы его уничтожили.
После того как я заподозрил вас, я как следует присмотрелся к Гранту. Я отправился на прогулку и выкопал его из ледовой могилы. Мы с Ролингсом это сделали. У него на шее, у самого основания, я обнаружил огромный кровоподтек. Что–то его насторожило в вашем поведении, или же он проснулся, когда вы расправлялись с одним из людей майора Холлиуэлла, – и вы заткнули ему рот. Вы даже не стали его убивать, вы же собирались поджечь дом, и он просто сгорел бы, так что убийство вам было ни к чему. Но вы не могли предвидеть того, что капитан Фолсом, рискуя жизнью, вытащит Гранта… Живым!
Получилось чертовски неудобно для вас Джолли, верно? Правда, он находился без сознания, но вдруг бы он пришел в себя? Тогда бы он выложил всю правду о вас и испортил вам все дело. Но вам никак не удавалось выбрать момент и прикончить его, так ведь? В жилом доме все время был народ, почти все страдали так сильно, что не могли уснуть. А когда на станции появились мы, вы пришли в отчаяние. Вы заметили признаки того, что Грант приходит в себя, и воспользовались случаем… Впрочем, ничего случайного в этом не было. Помните, как я удивился, когда узнал, что вы использовали весь оставленный мною запас морфия? Тогда я действительно был удивлен. Но теперь нет. Теперь я знаю, куда он пошел. Вы сделали ему инъекцию морфия. И позаботились, черт бы вас побрал, чтобы доза была смертельная. Правильно?
– Вы умнее, чем я думал, – невозмутимо заметил Джолли. – Может быть, я немного недооценивал вас. Но особой разницы все равно нет, старина.
– Как сказать… Если я так давно все знаю о Киннерде, то почему, как вы думаете, я позволил вам якобы одержать верх?
