Рохо фыркнул. Эрб Крэндэлл неловко заерзал на стуле. Черт бы побрал этого идиота!
– Погоди, Дэви, – вмешался он. – Тебе завтра утром произносить речь.
Конгрессмен принял идиотски-торжественную позу.
– Восемьдесят семь лет назад наша крайняя плоть открыла дорогу новой нации... – продекламировал он.
Крэндэлл не улыбнулся.
– Ну, ладно, ладно, Эрб, – примирительно сказал Дилбек. – Где это будет, черт бы их всех побрал?
– В Торговой палате.
– Мать их за ногу! – Дилбек хлопнул по плечу молодого Рохо. – Такой кучи дерьма, Крис, тебе еще не приходилось видеть. Дерьмовая палата – это им куда больше подходит.
– И тем не менее ты должен быть там ровно в половине восьмого, – напомнил Крэндэлл.
– Мы доставим его туда, – пообещал Рохо.
– Так значит, – заговорил мистер Линг, впервые проявляя легкие признаки нетерпения, – что вы хотите – касательный танец или?..
Конгрессмен широко раскинул руки.
– Касательный танец – звучит прелестно, Братец Линг. Тащите сюда эту... как ее...
– Мисс Лорелею?
– Вот именно.
Крэндэлл придвинулся поближе к конгрессмену и начал нашептывать что-то на ухо довольно раздраженным тоном. Выслушав, Дилбек покачал головой, не отрывая от губ стакана с ромовым коктейлем.
– Всего одну маленькую касательную ламбаду. Что в этом плохого?
– Конечно, – подхватил Кристофер Рохо. – Дай ты бедному мужику немножко повеселиться!
Возражать было бесполезно. Крэндэлл убрал со стола пустые бутылки и все остальные предметы, способные послужить оружием, после чего неторопливо прошелся по залу, приглядываясь, нет ли знакомых. Относительно прессы он не волновался – репортеры не так много зарабатывали, чтобы иметь возможность проводить время в «Клубничной поляне» и других подобных местах. Республиканцы – вот кого опасался Эрб Крэндэлл. Достаточно было невидимого присутствия здесь хотя бы одного из них, чтобы достопочтенный Дэвид Дилбек погорел синим пламенем. Лохматый парик и темные очки только делали его еще более подозрительным, а шоферская фуражка, одолженная у молчаливого Пьера, была мала ему как минимум на три размера. Чтобы она не сваливалась с головы, Дилбек пришпилил ее к парику, и всякий раз, когда фуражка сдвигалась с места, вместе с ней сдвигались и волосы. Правда, Кристофер Рохо, казалось, не замечал этого. К счастью для Дилбека, посетители стрип-заведений не слишком-то присматривались друг к другу, поскольку все их внимание поглощали танцовщицы.
В этот вечер народу в зале было немного – пожалуй, вполовину меньше обычного, так что Крэндэллу не составило особого труда удостовериться, что в нем нет никого, кто имел бы отношение к миру политики. Когда он вернулся к своему столику, стул конгрессмена был пуст. Рохо кивком указал в глубь помещения, где вдоль стены тянулся ряд покрытых позолотой дверей: они вели в небольшие отдельные кабинеты, предназначенные для сеансов касательного танца и других услуг частного характера.
– Я сунул ему две сотни, – сообщил Рохо. – Он хотел три, но я дал две.
– Правильно. И двух хватит за глаза.
Крэндэлл уселся и взглянул на часы. Придется подождать минут десять.
– А я что-то устал, парень, – сообщил Кристофер Рохо. Он дотянулся до кармана своего пиджака, пошарил там и вытащил маленький пакетик из фольги. – Не хочешь нюхнуть?
Эрб Крэндэлл почувствовал себя окончательно обессиленным.
– Блестящая идея, Крис. Можно?
Взяв пакетик, он развернул фольгу. Внутри оказался белый порошок. Крэндэлл поднял глаза на Рохо. Тот ободряюще улыбнулся. Крэндэлл улыбнулся ему в ответ, затем набрал полный рот слюны и плюнул в пакетик.
– О Господи! – вырвалось у Рохо.
Крэндэлл через стол подтолкнул к нему пакетик.
– Постарайся как-нибудь отделаться от него, когда будешь выходить, – посоветовал он.
– Да ты совсем рехнулся, мать твою так!
– Послушай, Крис. Если ты не испаришься отсюда в течение тридцати секунд, я расскажу об этом твоему старику. Это будет первым, что я сделаю manana[3].
Рохо представил себе, как семейный трест уплывает из его рук, и торопливо завернул пакетик с намокшим от слюны кокаином в украшенный монограммой носовой платок.
– Ну вот, – обратился он к Крэндэллу. – Теперь ты доволен?
– Проваливай, я сказал.
– А как же моя очередь?
Крэндэлл не понял.
