– Лично я думаю, что это вмешался сам Господь Бог, – ответила женщина. – Райли был нехорошим человеком. А плохие вещи случаются именно с плохими людьми.
– Так значит, это произошло полгода назад?
– Если не больше. И, знаете, рубщики до сих пор поминают его недобрым словом.
– А не ругает ли его кто-нибудь больше других? – полюбопытствовал Гарсиа.
– Не знаю. Я как-то не прислушивалась.
– Может, у кого-нибудь из этих людей были особые причины ненавидеть Райли? Я имею в виду, помимо того, что он обкрадывал их.
Служащая даже улыбнулась.
– Им вполне хватало и этой причины, так что других, думаю, не требовалось. Она начала сортировать почту, раскладывая письма аккуратными стопками. На многих из них виднелись иностранные марки, адреса выведены крупными каракулями: ведь Бель-Глейд – город мигрантов. – Похоже, вас интересует кто-то конкретно, – полувопросительно, полуутвердительно добавила женщина.
– Вы сейчас будете смеяться, – усмехнулся Гарсиа, – но вы угадали: меня интересует тройка ямайцев.
– О Боже!
– Я же сказал, что вы будете смеяться.
– Но вся команда Райли состояла сплошь из ямайцев.
– Так я и думал, – кивнул Гарсиа. – И все они ненавидели его, верно?
– Ненавидели – это еще мягко сказано.
Вернувшись в машину, Гарсиа спросил Шэда, не хочет ли он прокатиться до Клуистона – взглянуть на сахарный завод.
– Да мне как-то ни к чему, – последовал ответ.
– Но это поможет нам разобраться во всей этой истории, – настаивал Гарсиа.
– Лучше давай сэкономим бензин, а ты мне все расскажешь по дороге обратно в Лодердейл.
– Ты что, спешишь?
У Шэда набухла шея.
– Я-то не спешу. Просто там, в холодильнике, валяется эта распроклятая кубинская башка.
– Сеньор Гойо был не кубинцем, а панамцем.
– О Господи, – пробормотал Шэд.
На самую середину дороги выскочил кролик. Гарсиа осторожно объехал его.
– Этот конгрессмен, – сказал он, – душой и телом продался сахарным компаниям. Им нужно, чтобы он сидел в Вашингтоне и улаживал все их дела. Так что, когда какой-нибудь Киллиан начинает гнать волну и угрожать шантажом, парни этих сахарных деятелей начинают дергаться. Улавливаешь?
Шэд ткнул пальцем вперед.
– Там копы с радаром.
Гарсиа ухмыльнулся.
– Напугал! Я же сам коп, ты что, забыл? – И, не сбавляя скорости, промчался мимо поста, только мигнув фарами. – А ты, похоже, даже не слушаешь меня, – прибавил он.
– Слушаю. Большой сахар и его деньги, – кратко ответил Шэд.
– Ну так вот, Киллиан начинает свою игру, и, скорее всего, парням Дилбека становится не по себе. Ничего себе шуточки, думают они: утрясти какое-то дело с опекой, нажать на судью... Нам все это ни к чему, и этот чокнутый тоже. И вот тогда кто-то – не сам Дилбек, а кто-нибудь из его ближайшего окружения – звонит кое-куда по телефону.
– И чокнутый приказывает долго жить.
– Вот именно. На сцену выходят трое рубщиков тростника, здоровенные парни, которые тихо и незаметно разделываются с Киллианом, – вероятно, предварительно увезя его из дому.
– Откуда ты знаешь, что они рубщики тростника?
– По шрамам. У них все ноги в шрамах. Даже опытные рубщики, когда машут своими чертовыми мачете, частенько попадают себе по ногам. Как бы то ни было, они привозят Киллиана в дешевый мотель и – такая милая шуточка – регистрируют под именем одного негодяя, который командовал ими на плантациях, а потом ни с того ни с сего попал под автобус. В мотеле они топят Киллиана в ванне, потом замораживают...
– Не надо, – перебил его Шэд. – С меня хватит и того, что у тебя в багажнике.
– Да нет... – Гарсиа махнул рукой с зажатым в ней погасшим окурком сигары. – Там все было совсем по-другому. Но, в общем, они его заморозили и отвезли прямиком в Миссулу, штат Монтана. А может, они воспользовались самолетом Рохо. Кто знает?
– А почему в Монтану?
– Потому что там Киллиан обычно проводил отпуск – ловил форель. Все подстроили так, чтобы было похоже на обыкновенный несчастный случай: ловил-ловил человек рыбку, да и утонул.
