— Двадцать два дня могут показаться долгими как вечность, — сказал я. Вот если бы еще найти состав, которым хотят этот шприц наполнить…
— Если бы. А может, кто–то взял шприц для собственного употребления?
Какой–нибудь наркоман сломал свой собственный? К примеру, один из «Трех апостолов»? Биография подходящая — мир поп–музыки и кино, к тому же зеленые юнцы.
— Нет, не думаю.
Из склада мы направились в блок, где хранилось горючее. Чтобы убедиться в том, что там нет ничего такого, что бы представляло для нас интерес, нам хватило двух минут. То же можно сказать и о блоке, где хранилось оборудование. Правда, там я нашел два нужных мне предмета — отвертку и пакет с шурупами.
— Зачем это тебе? — поинтересовался Смит.
— Закрепить рамы, чтобы не открыли снаружи, — объяснил я. — В спальню можно попасть не только через дверь.
Задерживаться в гараже, где лежал мертвый Страйкер, глядевший неподвижным взором в потолок, особого желания мы не испытывали. Мы осмотрели ящики с инструментами, металлические барабаны и даже прозондировали топливные масляные баки и радиаторы, но ничего не обнаружили.
Затем направились к причалу. От основного блока до пирса было немногим больше двадцати метров, и через пять минут мы были на месте. Фонари включить мы не решились и двигались к головной части причала на ощупь, рискуя свалиться в ледяную воду. Отыскав рабочую шлюпку, закрепленную в защищенном от ветра углу причала, спустились в нее по трапу, проржавевшему настолько, что некоторые перекладины были толщиной не больше шести миллиметров.
Даже во время снегопада огонь карманного фонаря ночью виден далеко, однако, оказавшись ниже уровня причала, мы все же включили фонари, на всякий случай прикрывая их. Осмотр рабочей шлюпки ничего не дал. Никакого результата не дал и осмотр четырехметровой моторки, куда мы затем забрались.
Оттуда по скоб–трапу мы вскарабкались в боевую рубку модели подводной лодки.
На расстоянии метра с небольшим от верхнего среза рубки по ее окружности была приварена платформа. Приблизительно в полуметре от фланца, к которому привинчена рубка, находилась полукруглая площадка, на нее можно было попасть через рубочный люк. К площадке был прикреплен небольшой трап, по которому мы спустились внутрь. Включив фонари, огляделись.
— Совсем другое дело субмарина, — заметил Смит. — Тут уж тебя снегом не занесет. Но поселиться здесь надолго я бы не хотел.
И правда, очень уж мрачно и темно было внутри корпуса. Палуба представляла собой настил из досок, положенных с интервалом поперек лодки и привинченных с обоих концов крыльчатыми гайками. Под досками виднелись ряды выкрашенных в шаровой цвет прочно закрепленных чугунных чушек — четыре тонны балласта. По бортам корпуса располагались четыре квадратные балластные цистерны. Для придания секции отрицательной плавучести их можно было заполнить водой. В дальнем конце корпуса установлен небольшой дизель–мотор, выхлопная труба которого выпущена через верх боевой рубки. Дизель соединялся с компрессорной установкой, предназначенной для продувки балластных цистерн.
Таковы были конструктивные особенности модели подводной лодки. По слухам, модель обошлась в пятнадцать тысяч фунтов стерлингов, откуда можно было заключить, что любимым времяпрепровождением Отто, как и всех кинопродюсеров, было сочинительство.
Мы обнаружили в лодке несколько предметов иного рода. В шкафу, в кормовом конце секции, мы нашли четыре небольших грибовидных якоря с якорь–цепями в комплекте с небольшой портативной лебедкой. Наверху находился люк, через который можно подняться на верхнюю палубу. Якоря использовались для того, чтобы закрепить модель в любом положении, какое будет необходимо.
Напротив шкафа в переборке прочно привязана пластмассовая модель перископа, которая внешне ничем не отличалась от настоящего прибора. Рядом находились еще три пластмассовые модели: трехдюймовая пушка, которую предполагалось, очевидно, установить на верхней палубе, и два пулемета, предназначенных, похоже, для монтажа на боевой рубке. В носовой части секции располагались еще два шкафа: в одном хранились пробковые спасательные жилеты, в другом шесть банок краски и кисти. На банках стояло: «Моментальная шаровая».
— Что это значит? — поинтересовался Смит.
— Очевидно, какой–то тип быстросохнущей краски, — предположил я.
— Везде флотский порядок, — заметил штурман. — Недооценивал я Отто. Он зябко повел плечами. — Хотя снег тут и не идет, но мне, признаться, холодно. Словно в железном гробу.
— Да, не очень–то здесь уютно. Давай выбираться на берег.
— Поиски оказались бесплодными?
— Пожалуй. Да я и не рассчитывал на успех.
— Потому–то и уговорил их продолжать съемки? Сначала колебался, потом стал нажимать? Это не затем, чтобы в их отсутствие осмотреть комнаты и вещи?
— Как могла прийти тебе в голову такая подлая мысль, Смит?
— Вокруг тысяча сугробов, где хоть черта спрячешь.
— Вот и я так думаю.
Добраться до жилого блока оказалось гораздо более простой задачей, путь наш освещали неярко горевшие лампы Кольмана. Без особого труда забравшись в свою спальню, мы стряхнули снег с сапог и одежды и повесили ее сушиться.
После холода субмарины мы чувствовали себя как у Христа за пазухой. Достав отвертку и шурупы, я принялся закреплять раму. Смит, жалуясь на недомогание, раскупорил бутылку, которую я прихватил в складе продовольствия, и, вынув две мензурки из моего медицинского саквояжа, стал ждать, когда я закончу работу.
— Ну вот, — заключил он, — теперь можно не бояться, что кто–то влезет сюда ночью. А как быть с остальными?
— Я думаю, что большинству не грозит какая–то опасность, — сказал я, поскольку они не собираются нарушать планы нашего приятеля или приятелей.
— Большинству, говоришь?
— Пожалуй, окно в спальне Джудит Хейнс я бы тоже завинтил.
— Джудит Хейнс?
— Мне кажется, она в опасности. Насколько реальна эта опасность, я не знаю. Возможно, это у меня от нервов.
— Ничего удивительного, — неопределенно сказал Смит и отхлебнул из стакана. — Я тоже думал, но о другом. Как ты считаешь, скоро ли поймут члены правления компании, что необходимо вызвать сюда представителей правопорядка, позвать на помощь или хотя бы оповестить внешний мир о том, что служащие компании мрут как мухи, причем не своей смертью?
— А ты бы пришел к такому решению?
— Конечно, если бы не был преступником и не имел веских причин избегать встреч с представителями закона.
— Я не преступник, но у меня есть веские причины не встречаться здесь с представителями закона. Как только оные появятся на сцене, любая преступная мысль, намерение и действие уйдут в глубокое подполье, и тайна пяти погибших так и останется нераскрытой. Выход один — дать веревочке виться, чтобы у палача появилась работа.
— А что, если веревка окажется настолько длинной, что в петлю попадет кто–то из нас? Если произойдет еще одно убийство?
— В этом случае придется прибегнуть к помощи закона. Я нахожусь здесь для того, чтобы как можно лучше сделать свое дело, и не хочу, чтобы пострадали невинные.
— Ты снял у меня с души камень. Ну а если такая мысль все–таки придет им в голову?
— В этом случае надо будет попробовать связаться с Тунгеймом. Радиус действия тамошней радиостанции таков, что достанет хоть до Луны. До Тун–гейма меньше десяти миль, но при нынешних погодных условиях это все равно что добраться до Восточной Сибири. Если погода улучшится, появится
